Подмосковная усадьба Средниково знаменита тем, что что несколько лет подряд в летние месяцы здесь жил юный Михаил Лермонтов со своей бабушкой, урожденной Столыпиной. Лермонтов приходился троюродным братом Петру Аркадьевичу Столыпину, будущему российскому премьер-министру, который свои первые годы тоже провел в Середниково.
В 1869 году у отца Петра Аркадьевича эту усадьбу купил купец Иван Григорьевич Фирсанов. Через сорок лет после его кончины знаменитый репортер Владимир Гиляровский вспоминал: «Что к Фирсанову попало — пиши пропало! Давал деньги под большие хорошие дома — и так подведет, что уж дом обязательно очутится за ним. Много барских особняков сделалось его добычей... Сандуны были еще только в залоге у Фирсанова, а через год перешли к нему...»
После смерти Силы Сандунова Сандуновские бани меняли владельцев, сдавались в аренду, были в залоге и, наконец, в том же 1869 году стали собственностью купца Ивана Григорьевича Фирсанова, человека весьма примечательного.
Родился Иван Григорьевич в Серпухове в 1817 году. Когда ему исполнилось четырнадцать, отец, имевший шестерых сыновей, отдал смышленого парнишку, освоившего грамоту, в обучение к московскому купцу Щегляеву, торговавшему дорогими украшениями на Ильинке. Сметливый парнишка к 30 годам открыл свое дело, а к 40 уже обзавелся домом в Пименовском переулке. Положивший лучшие годы на то, чтобы выбиться в люди, Иван Григорьевич в свои сорок с небольшим так и не обзавелся семьей, пока однажды не увидел юную девушку по имени Сашенька Николаева. Он была бедной дворянкой и обучалась в Институте благородных девиц. Будучи человеком дерзким и решительным, Фирсанов просто выкрал девушку из пансиона и увез. Молодые обвенчались, а через год, в 1862-м, родилась их дочь Вера. Их любимый и единственный ребенок. Отец ничего не жалел для единственной дочери: Вера получила прекрасное домашнее образование: училась музыке, литературе, свободно говорила на немецком и французском.
Как положено в купеческой среде, едва дочери сравнялось 17, отец представил Вере её жениха. Звали его Владимир Воронин. Хоть и молод, но был человеком серьезным, много достигшим уже в банковском деле. Вера, будучи натурой романтической, не таким конечно представляла себе своего суженного, но воли отца противиться не стала. Сыграли свадьбу. Воронин был человеком недалеким и скучным, отличался завидной скупостью и держал молодую жену взаперти. Через два года Иван Григорьевич умер, завещав единственной дочери все свое немалое состояние.По свидетельству Гиляровского, она оказалась владелицей двадцати трех домов в Москве, подмосковного имения Середниково и Сандуновских бань. После похорон отца Вера попросила у нелюбимого мужа развода. Говорили, что якобы за миллион рублей он согласился, оставив Вере и их малолетнюю годовалую дочь Зою.
Вера Ивановна замуж снова не спешила, вела светскую жизнь, устраивала большие приемы в своем доме на Пречистинке и была наверное, самой богатой невестой в Москве. Конечно, много разных людей вокруг нее крутилось и с небескорыстными целями. Прознал про богатую купчиху и некто отставной корнет Ганецкий. Личность неоднозначная. Происходил он из старинного, но обедневшего дворянского рода. Его дядя - генерал Иван Степанович Ганецкий под Плевной командовал гренадерским корпусом. Это он и принудил к сдаче Осман-пашу. Отец Алексея Ганецкого, тоже генерал, служил комендантом Петропавловской крепости. Сам же Алексей был вдрызг проигравшимся молодым офицером, приехавшем в Москву за выгодной женитьбой. Писатель Александр Амфитеатров описывал его так: «Изящный, благовоспитанный, со следами гвардейской выправки. Похож на черкеса, одетого во фрак: янтарное лицо, жемчужные зубы, бархатные восточные глаза. Манеры ласковые, глядит кошечкой. Ручной хищник. Любит драгоценные камни и щеголяет ими
Прослышав о богатой московской невесте, Ганецкий стал искать встречи с ней, расчитывая увидеть эдакую толстомясую купчиху, хлебающую чай из блюдца, а встретив обомлел. Вера Ивановна была женщиной молодой, изящной, европейски образованой. Тот же Амфитеатров писал о ней как об очаровательной женщине «чудесной сложности» — «смеси старомосковского, даже замоскворецкого закала с парижским выпеком». Позднее Ганецкий признавался, что сдержанное поведение пред «той, кто всех прелестней» стоило ему выдержки, можно сказать, сверхчеловеческой.
Не знаю, говорил ли он это искренне, ведь обольщение Веры Фирсановой было изначальной его целью, даже еще до того, как он ее увидел.
Вскоре Москва узнала новость: богатейшая в России невеста Вера Ивановна Фирсанова вышла замуж за корнета Ганецкого. Невелик чин! Но дворянин и молод — не на пять, а на целых десять лет моложе своей богатой невесты.
Все думали, что молодые отправятся проводить медовый месяц за границу, все удивились, что они уехали всего-навсего в Средниково, подмосковную барскую усадьбу, откупленную еще Фирсановым. Как ни странно, но на таком скромном развлечении настаивал внезапно ставший богатым Ганецкий. Вера Ивановна любила своего молодого мужа все больше. Был он не только знатен и красив, но и хозяйствен, совсем как хороший купец. Она ему про имение свое: вот, дескать, здесь Лермонтов жил, когда в университете учился. В этом же доме, в этих же залах два лета ходил Гонецкий почтительно огляделся и стал о делах говорить, обо всем знал, понимал коммерцию. Она простила ему его безденежье — для нее это не было открытием.
Ганецкий предложил расторгнуть аренду знаменитого московского банщика Бирюкова, который платил Вере после смерти ее отца за использование ветшающих Сандунов сущие гроши, снести старые здания на Неглинной и построить новые бани, чтобы вся Москва ахнула. Вере затея приглянулась.
Подойдя к делу всерьез, Ганецкий обложился книгами по банному делу, затем поехал в Европу перенимать тамошний опыт. К 1894-у старый банный комплекс из восемнадцати строений был полностью снесен, еще год потребовался для возведения нового. Центром ансамбля стал Сандуновский пассаж — трехэтажный доходный дом в дворцовом стиле, к банному делу отношения не имеющий. Внизу располагался известнейший в музыкальных кругах магазин Петра Юргенсона с бесплатной нотной читальней и библиотекой, над ним — квартиры для состоятельных жильцов, отвечающие современным европейским требованиям: с горячей и холодной водой, телефоном и электричеством. Вновь отстроенные Сандуны открылись в 1896 году. Все помещения имели роскошные интерьеры. Алексей не поскупился на отделку, закупал итальянский и норвежский мрамор, дорогой кафель. Вода из Москвы-реки проходила очистку американскими фильтрами, освещение обеспечивала собственная электростанция мощностью шестнадцать тысяч ватт. Для снабжения бань водой был сооружен отдельный водопровод из Мытищ, где как было установлено, вода самая мягкая.
По вторникам приходил париться Шаляпин. Ходил только в Сандуны, в дворянское отделение, а уж он толк в банях понимал. Любил и попеть в бане, уверяя, что акустика там лучше чем в Большом театре. Москвичи, прознав про это, толпами приходили посмотреть на него и послушать. Так что Шаляпин даже просил Веру пускать его париться по воскресеньям, когда бани закрыты.
Вскоре после открытия новых Сандунов что-то в отношениях супругов разладилось. До Веры доходили слухи, что Алексей начал играть в карты по-крупному, но она даже мысли такой не допускала. Ходили слухи, что и за границу Ганецкий ездит не по делам, а к любовнице.Потом, однако, навела справки, сама не вмешивалась, не унижаясь. Послала на свои деньги в Париж знакомого студента, наказала только поглядеть на Ганецкого, но ни о чем ему не говорить. Студент оказался верным человеком. Все как надо сделал, все видел, обо всем рассказал.
А тут еще выяснилось, что из Сандуновских бань перестала поступать выручка и бани заложены в кредитном обществе. Вера Ивановна обратилась к самому авторитетному адвокату Плевако, посылала прошение на Высочайшее имя, добилась приема у московского генерал-губернатора. Вскоре последовал развод. В процессе скандально громкого расставания Вера Ивановна получила назад свои бани, а также пассаж «Петровские линии» (годовой доход с него в 1906–1913 годах составлял от 107 до 152 тысяч рублей). Формально Гонецкий вернул имущество добровольно. Однако, по слухам, размер отступного и в этом случае был стандартным — 1 миллион рублей.
Вести дела ей помогал присяжный поверенный Виктор Николаевич Лебедев, человек преданный и надежный. Всю жизнь тайно её любивший.
А тут еще напасть. Семнадцатилетняя дочь Зоя увлеклась скрипачом Юлием Конюсом.
Подобно пушкинской Татьяне, объяснилась ему в любви и заявила, что выходит замуж.
Вздохнула Вера Ивановна, отдала молодым свой старый дом на Пречистенке.
Да недолго брак тот продолжался.
Дочь княгини Ливен, Мария влюбилась в скрипача Конюса, когда он в их имении гостил. И тоже в чувствах сама призналась. Бросил Конис Зою и увез новую невесту в Париж. Как Зоя развод дала, поженились. В браке две дочери родились.
События 1917 года резко изменили жизнь Веры Ивановны. В революционное лихолетье она не эмигрировала, а осталась в России.
Все имущество и капитал Веры Ивановны реквизировали. Бывшей хозяйке для проживания отвели комнату во флигеле ее дома на Арбате. Вместе с ней жили внуки — сыновья уехавшего в Париж с княжной Ливен Юлия Конюса Сергей и Борис. След Зои к этому времени затерялся...
В 1919 году мальчиков отправили на Кавказ, откуда им удалось перебраться во Францию. Через несколько лет в Париже Борис женится на Татьяне — дочери Сергея Рахманинова.
В 1928 году в возрасте 66-лет Вепа Ивановна смогла уехать в Париж под видом гримера Художественного театра. Бегство организовал Шаляпин,с которым ее связывала многолетняя дружба.
Что касается её последнего спутника жизни.Виктора Николаевича Лебедева, то версии о судьбе его расходятся. По одной из них, в 1932 году он жил с Верой Ивановной в Париже, согласно писем Шаляпина, по другой, перед отъездом он был задушен.
Сама Вера Ивановна Фирсанова умерла в Париже в 1934 году, живя все это время благодаря поддержке Шаляпина.
Ее правнук и единственный наследник великого композитора Александр Рахманинов-Конюс ушел из жизни совсем недавно, в 2012-м, много сделав для сохранения памяти деда. А память о его прабабке живет в удивительных зданиях, оставленных Москве династией купцов Фирсановых.