Подобное напряжение и тревожную вовлеченность в происходящее вызвал у меня в своё время «Чудо на Гудзоне» Клинта Иствуда. Нолан снял фильм о другом чуде — «Чуде Дюнкерка». Действие захватывает с самых первых кадров — нет никакой предыстории, моральной подготовки — зрителя сразу погружают в размеренный водоворот событий. Стихия войны накрывает с головой, заставляет захлебываться морской водой с привкусом топлива, выносит на берег тела погибших, оголяет сущность людей. Нолан показывает нам её с трех локаций (мола, моря и воздуха) глазами действующих лиц — истощенных морально и физически рядовых, неделю ожидающих на пляже спасения; благородного английского джентльмена и его команды из двух подростков, которые переплывают Ла-Манш за один день; мужественного пилота, долетевшего до Дюнкерка за час. Их судьбы пересекаются и проникают друг в друга в точках на кривой времени, где недели, дни и часы сплетаются в клубок, замедляясь, ускоряясь…
У Нолана нет привычки разжевывать свои фильмы и класть их зрителю в рот, за это его и обожаю. Это не совсем линейное повествование заставляет еще внимательнее вглядываться в происходящее и подмечать те самые точки, чтобы наш мозг работал и самостоятельно создал для себя цельную картину из разрозненных деталей. Не проходящее ощущение нависшей угрозы и ежесекундной опасности превращает тебя в натянутую струну. Смерть в лице врага может прийти отовсюду — безликая, хаотичная, инфернальная. Да и главных героев, по сути, в киноленте нет, есть люди, объединенные одной целью. Но больше всего впечатлил Фэрриер (Том Харди) и мистер Доусон (Марк Райлэнс) — мужественные и самоотверженные каждый в своей стихии. Один из слоганов фильма — «Когда 400 000 человек не могли вернуться на Родину, Родина вернулась за ними.» И момент, когда британские граждане, отозвавшиеся на зов о помощи, прибыли в Дюнкерк, заставил все внутри меня сжаться от чувства благодарности, единения и поддержки. Сложно представить, что творилось в душах солдат.
Фильм не изобилует диалогами, но насыщен звуками музыки виртуоза своего дела Ханса Циммера. Перед просмотром друг посоветовал мне обратить на неё внимание. Но она настолько органично вписалась в повествование, что мной не была замечена. Это невероятная цельность ошарашивает. Нет ничего лишнего -затянутых речей, толерантности, любовной линии в сюжете — что в наше голливудское время поп-корна и колы делает фильм необыкновенным. «Дюнкерк» заканчивается речью Уинстона Черчилля, и звучит она из уст солдата, читающего свежую газету: «Мы будем драться на пляжах, мы будем драться на аэродромах, мы будем драться в полях и на городских улицах, мы будем драться среди холмов; мы никогда не сдадимся.» До конца войны еще долгих пять лет…