Великая Императрица Екатерина Алексеевна очень любила театр. Даже пьесы писала и сама ставила.
И была у нее любимица - актриса Петербургской императорской труппы Елизавета Семеновна Федорова, молоденькая совсем, Петербургское театральное училище заканчивала. Имела большой драматический талант и уникальный по диапазону голос. Императрица ей даже сама псевдоним придумала - Уранова, в честь недавно открытой планеты. А сердце юной Лизы Урановой было покорено драматическим актером комического амплуа Силой Сандуновым.
Сила Николаевич был не простого звания, а из князей, правда, грузинских. Дед его приехал в Россию с самим царем Вахтангом VI, да так и прижился в Москве. Купил здесь дом да поместье, стал жить гостеприимно и весело. Сила Николаевич в юности служил канцелярским служащим в Мануфактурной коллегии. Его младший брат Николай Николаевич Сандунов (1768—1832) — был юристом, профессором Московского университета, литератором; в его переводе на сценах императорской труппы шел спектакль «Разбойники» Шиллера. Так бы и служил бы Сила по канцелярской части, да заболел театром. Стал выступать в Петровском театре англичанина Мэддокса. Заметили Силу. Пригласили в Петербург, в Императорскую труппу где он немедленно завоевал себе стойкую репутацию не только прекрасного комического актера, но и знатного сердцееда: красавец Сила покорял не только актрис, но и многих знатных петербургских дам. Не стала исключением и Лизанька Уранова: впрочем, их чувство было искренним, взаимным и пылким, актеры договорились пожениться, как только Лиза закончит училище. Всесильный князь Александр Андреевич Безбородко, известный волокита и театрал, положил глаз на юную дебютантку и стал добиваться ее всеми доступными ему способами, в чем вельможе оказывали помощь директора императорских театров Храповицкий и Соймонов.
Удивительно, но юная актриса стойко сопротивлялась домогательствам светлейшего князя: в придворных кругах еще долго обсуждали историю про то, как Безбородко прислал Лизаньке Урановой в подарок восемьдесят тысяч рублей ассигнациями, а та равнодушно бросила целое состояние в камин, где деньги и сгорели, не принеся князю никакой пользы. Однако Безбородко не сдавался: он продолжал заваливать Лизаньку подарками, и в конце концов добился даже увольнения из театра Силы Сандунова. И юная Елизавета решила попробовать побороться за женское счастье, воспользовавшись своей самой высокопоставленной в России покровительницей: прямо во время спектакля в Эрмитажном театре в присутствии императрицы — она вдруг остановилась в исполнении арии и, пав перед Екатериной, передала ей заготовленное письмо, где сообщала о своей девичьей беде. Реакция императрицы последовала моментально: дирекция императорских театров была уволена, 20-го февраля 1791 г. Сила Николаевич вновь был принят на службу — на этот раз с жалованьем 1200 р. в год, а 14 марта 1791 года состоялось венчание артистов. Это был настоящий спектакль, который поставили по либретто самодержицы. При одевании невесты пел хор. Присланные царицей придворные актрисы звучными голосами пели на редкость нескладную песню, сложенную специально для торжества самой императрицей. Приданым невесты озаботилась сама императрица — ах, как потом помогут эти подаренные на свадьбу царские бриллианты! Сандуновы, однако, рано торжествовали победу. Новый директор князь Николай Борисович Юсупов отомстил за Безбородко сполна. В течение трех лет он искусно ссорил супругов, публично называл Силу Николаевича развратником и пьяницей, притеснял их, лишал бенефисов и ролей. Не видя на сцене своей любимицы, царица легко забыла о ней. Не помогло и слезливое прошение, посланное «великой благотворительнице, всеавгустейшей монархине», в котором они сообщали о великих своих мытарствах. На этот раз Екатерина сочла лучшим перевести Сандуновых в Москву.
В Москве Сандуновы еще долго блистали на сцене Петровского театра Майкла Меддокса, в котором Сила Николаевич начинал театральную карьеру. Там же, в 1800-х годах Сила Сандунов занимал место режиссера.
Театр Меддокса был великолепен, о чем сохранилось множество самых восторженных воспоминаний, но все это великолепие, требовало больших материальных вложений, с которыми владелец все меньше справлялся. Именно тогда Сила Сандунов стал искать возможности дополнительного заработка. Нужно было найти такой промысел, чтобы кормил постоянно.
На проданные царицыны бриллианты он недорого купил землю у только что осушенного, скрытого в земле Самотечного канала, как в ту пору еще называли Неглинную улицу. Незадолго до этого речку взяли в трубу, она потекла под образовавшеюся улицей, и места здешние, хотя и к центру близкие, считались до тех пор чуть ли не окраинными, заброшенными. Сами Сандуновы жили сначала в домике у Китай-города (на месте нынешнего сквера против «Метрополя»), а потом перебрались в новое владение. Поначалу земли было не так много: всего тысяча триста квадратных саженей. Новый владелец повел себя как-то странно. Первым делом снес имевшиеся на участке строения. Сосед — титулярный советник Николай Григорьевич Дронов смотрел на это с недоумением, дома-то почти новые были, а потом и сам продал свое крохотное владеньице в тридцать саженей с деревянным жилым домиком Силе Николаевичу. Сила и этот домик снес. Соседи мучились в догадках: что задумал? Не чудит ли? Сандунов не открывался и продолжал действовать: по дешевке купил участок сторожа соседнего Успенского собора Петра Михайлова. Там был двухэтажный дом — сверху деревянный, снизу каменный, и еще один деревянный. И это было сломано, а земля осталась пустая. Последним сдался звонарь того же Успенского собора Михайла Кудрявцев. Сандунов разрушил и его три дома. Злые языки посмеивались: "Осерчал Сила на Петербург. Так пусть бы его и рушил. Москву чего ломать?"
А Сила тем временем ходил, приглядывался как бани устроить. В те годы много бань в Москве было: Бабьегородские, Вишняковские, Драгомиловские, Самотечные, Якиманские, Трубенские, Пресненские, Андроновские, Потешные, Кудринские, Краснохолмские, Кожевнические, Спасские, многие другие — всего тридцать бань, и каждые либо у Москвы-реки, либо на другой речке — Неглинке, Хапиловке, Рожке, Яузе, либо на прудах. Московский градоначальник указ издал: «Сбор в означенных казенных торговых банях с приходящих на парения всякого звания людей сбирать соответственно указу правительственного сената не более как две копейки с каждого». Впрочем, дозволялось и больше, если для благородного звания сделать пристройки при банях с разными удобствами. Сандунов прикидывал: Неглинную в трубу схоронили, придется пруд вырыть. А лучше - два, отдельно для женщин, отдельно для мужчин. А еще недавно совсем просто было: люди всякого пола и возраста мылись и парились вместе — бабы к одной стороне, мужики — к другой. И никто не осмеливался высказать какую-либо наглость, иногда, бывало, только словом потешным перекинутся. А ежели кто озоровать начнет, то тут тебе и сторож и содержатель в миг взашей выталкают. Только в 1783 году указ вышел: строго запрещалось «мужскому полу, старее семи лет, входить в торговую баню женского пола и женскому полу — в торговую баню мужского пола, когда в оных другой пол парится». Тогда в одних банях переставили печь с водой из угла на самую середину, чтобы и мужчинам и женщинам доступна была. А в другие стали мужчин пускать только в утренние часы, а женщин — в вечерние. У женщин утром дел полным-полно, а мужикам всегда свободнее.
Сила Николаевич все изучил, обо всем подумал. Делать, так лучшие бани в Москве. Отдельный дом для женского пола, отдельный - для мужского. Это только простонародные. А еще для дворянского сословия - два. И два пруда - мужской и женский. А в дворянском отделении непременно скамейки мраморные, диваны мягкие в предбаннике. В простонародных брать по две копейки, согласно указа. А в дворянских - не меньше двугривенного.
Не сразу купцы разведали, чего это придворный актер по баням зачастил. Только когда пруды возле Неглинной стали рыть и каменный, согнутый надвое двухэтажный дом ставить стали, по Москве слух прошел, что Сандунов бани задумал.
Пока строились бани, поправились денежные дела у театра Майкла Меддокса — вся труппа была куплена казной, и появилась, помимо Петербургской императорской труппы, и Московская императорская труппа.
Правда, в 1805 году Петровский театр сгорел от пожара. И только через 20 лет на его месте выстроен будет Большой театр, который по сей день на том месте стоит.
В 1811 году Сила Сандунов открыл на реке Неглинной бани. Содержание бань оказалось гораздо выгоднее ремесла актера. Бани стали пользоваться успехом у благородной публики. Называвшиеся поначалу Неглинными. скоро народной молвой переименованы были в Сандуновские.
Во время войны с Наполеоном в 1812 году, во время большого пожара Москвы, сгорело и всё имущество Сандуновых, а сам Сила Николаевич Сандунов, переодетый крестьянином, нацепив фальшивую бороду и в мужицкой сермяге, одним из последних бежал из Москвы в Харьковскую губернию, где пережидал войну в поместье своего друга А. Ж. Палицына. Елизавета Семеновна с мужем не была, она уехала на время войны в Петербург.
Вернувшись в Москву. Сандунов горевал, видя пожарища, но и радовался: хоть дом и сгорел, но бани уцелели. Теперь его бани еще прибыльнее станут — в городе все деревянные в огне сгорели.
Елизавета Сандунова к мужу не вернулась. Любовь прошла, обиды накопились. Все те безбородковские бриллианты проклятые. О них Сила Николаевич и слышать не хотел, видеть их не желал, Елизавета Семеновна, однако, продавать их не соглашалась. По чести говоря, те царские тоже были жалованы ей одной — ну уж ладно. Осталась Елизавета в Петербурге, где еще много лет радовала поклонников своим талантом. Сандунов остался на попечении своей воспитанницы Горбуновой, тоже актрисы и тоже Елизаветы - в 1814 году она родила от него сына Виктора, записанного воспитанником Силы Николаевича, но получившего его родовую фамилию. По завещанию Силы, после его смерти Елизавета Горбунова разделила с Елизаветой Сандуновой владение Сандуновскими банями. Сам Сила Николаевич после войны проживал в Москве, где и скончался 27 марта (8 апреля) 1820 года; похоронен на Лазаревском кладбище рядом с родителями. Могилу знала вся Москва. Одни говорили — здесь придворный актер похоронен, а другие, помоложе, иначе: знаменитого банщика могила.
Елизавета Сандунова скончалась в 1832 году, на двенадцать лет пережив своего супруга. Ходит легенда, что никто ее могилы не знает. Сама так распорядилась, потому, что в гроб легла с бриллиантом безбородковским, последним. Потому и просила никому не говорить, где схоронена, чтобы никто на бриллиант опять не позарился, не надругался над могилой.
Те бани, что Сандунов построил простояли 80 лет. Нет их давно. Снесли их из тщеславия. На том месте другие стоят. Тоже - Сандуновские. Но это уже совсем другая история.
Продолжение следует.