Начало
У Неё были очень красивые глаза из каких-то продолговатых синих пуговок. На шее – шелковый шарфик. И руки… Изящные тонкие руки. И смотрела Она, как мне казалось, не прямо, как обычно радостно таращатся снеговики, а чуть в сторону, немного потупившись, будто смущалась.
Мы познакомились. Да, а что тут удивительного?.. Я, наверное, тоже смущался, не зная, как с Ней заговорить… Конечно, я не мог сказать: «Привет!», «Как дела?», «Не подскажете, как пройти в библиотеку/на такую-то улицу/к такому-то дому» или ещё что-то подобное. Мы разговаривали глазами, иногда – руками-веточками, а ещё с помощью птички-синички.
Птаха сначала подлетала ко мне, а затем к Ней, и передавала мои слова и даже небольшие подарочки. Я бы и не догадался сам, а синичка объяснила, что когда ухаживаешь, нужно оказывать знаки внимания. Да уж… непростая эта наука…
Я просил птичку, и она вручала от меня ягодки рябины, еловую веточку, бусину, оторвавшуюся от чьей-то варежки или шапки. Снежная дама всегда смущалась, передавала «спасибо», «очень приятно» и просила не беспокоиться. Я заметил, что Она тоже любит наблюдать восход солнца, смотреть в небо, усыпанное звёздами. Мы вместе, не сговариваясь, слушали хруст снега и пение птиц, понимая друг друга без слов… Она была такая… Моя. Вот и всё.
Тот день не выделялся чем-то особенным. Если бы я знал, что всё это случится… Начали сгущаться сумерки, и небо стало тёмно-синим. Она заметила, что шарф мой совсем размотался, и попросила птиц завязать его как следует – вот же беспокойная… Мы собирались, как обычно, любоваться звёздным небом. И тут в парке появилась эта компания.
Я увидел разбитных парней, что шли по дорожке на нетвёрдых ногах и гоготали. Когда они приблизились, то начали пихать друг друга, тыкать в сторону Моей дамы руками с зажатыми в них пивными бутылками. Что-то их сильно развеселило.
Один из парней отделился от приятелей и вдруг, со всего размаха пнул ногой… Во все стороны полетели комки снега… А он всё пинал и пинал.
Я был бессилен там, приросший морозом к своему месту, раз и навсегда в этом парке. Я не мог ни оттолкнуть его, ни броситься наперерез, чтобы защитить Её. Даже отвернуться, даже просто закрыть глаза. Можете вы это понять?! Я только смотрел и смотрел…
Парни окликнули его, и они пошли дальше. На бесформенной куче осталась лежать шляпка с наполовину оторванной вуалью. Нелепая картина. Ветер трепал её и будто бил меня по щекам. Я почувствовал, что там, внутри меня, что-то треснуло и надломилось. Сам я словно окаменел, не слышал и не видел ничего вокруг.
Раздумья
Мне приходит мысль (представьте, что и снеговиков время от времени посещают мысли), что человек устроен очень странно. Природа наделила его всем: руками и ногами, слухом и зрением. Имея ноги, он мог бы отправиться далеко-далеко, в другие края (в отличие от нас, снеговиков, вынужденных торчать на одном месте).
Имея руки, человек мог бы создавать что-нибудь , гладить ребёнка по голове, здороваться с другом, обнимать близкого человека. А порой вместо этого он разрушает то, что создали другие или то, что стоит у него на пути. Просто так. Походя. Не задумываясь. Зачем?.. Я так и не нашёл ответа…
На следующее утро сороки унесли шляпку. Я остался совсем один. То есть вокруг были другие снеговики, да и в парке по-прежнему было много людей, но я был одинок.
Никто больше обо мне не волновался. Да и я тоже…Ни о ком. Дни проходили за днями. Синичка только прилетала по-прежнему и весело щебетала, сидя на моей руке-ветке.
Теперь я улыбался только мысленно, когда вспоминал о Ней. По ночам я всё так же смотрел на звёзды, но они теперь казались мне холодно-равнодушными…
Но однажды мне показалось на миг, что где-то там, в вышине, среди звёзд мелькнули глаза Моей дамы, Моей нежной.
И вдруг я понял, что был СЧАСТЛИВ, что это БЫЛО в моей жизни, а ведь выпадает не каждому. Что мир так же прекрасен вокруг, и Она помогла мне это увидеть, ведь наши чувства и мысли тогда ещё, в то счастливое время, будто умножались на два, и мы острее чувствовали то, что другим было не заметно.
Я наконец-то снова стал дышать, улыбаться солнцу и радоваться, когда видел среди звёзд любимые продолговатые глаза-пуговки.
Как-то раз я заметил на дорожке парка двоих – парень и девушка о чём-то спорили. Девушка хмурилась, сердито что-то выговаривала парню, он отвечал ей резко, размахивал руками. По всему было видно, что они ссорятся. Мне стало так жаль эту пару. Я хотел бы им крикнуть, чтобы они остановились, что время, будто песок, сочится сквозь пальцы, что потом они будут жалеть о сказанных словах и обидах… Но разве я мог? Ведь я всего лишь снеговик, которого уже давно никто не замечает.
Ссора накалилась, и девушка, мотнув головой, пошла к выходу из парка. И вдруг парень, повернувшись, увидел меня. И тут ветерок шевельнул мою руку-ветку, словно показывая молодому человеку – беги за ней, останови.
Видимо чем-то я ему приглянулся, только парень неожиданно улыбнулся и вроде даже кивнул мне. Он заспешил вслед за девушкой, а, догнав, обнял за плечи и развернул к себе. Она поначалу отстранилась, что-то опять начала выговаривать, а он показал на меня. Я, конечно же, расплылся в улыбке. Ну, разумеется, насколько это может сделать видавший виды снеговик.
Думаю, к тому времени я потерял прежний лоск, но… Вы не поверите! Девушка тоже улыбнулась. Сначала вроде бы нехотя, а потом они уже смеялись вместе. Парень помахал мне рукой, и они, обнявшись, не спеша, пошли по дорожке. Я снова был счастлив…
Моё одиночество скрашивал дворник дед Семён. Синичка теперь прилетала редко, сказав, что ей скоро строить гнездо. А дед Семён, напротив, искал моего общества. Он подходил с утра с огромной лопатой и сокрушался:
– Вишь ты, приятель, сколько снегу нынче навалило! Тудыть его в качель, – кивал дворник головой. – Я что им, трактор что ли… (кому – им, он не уточнял). Лопата у меня что, казённая?!
Я думал, что именно казённая, но, видимо, это было не важно. По понятным причинам ответить деду Семёну я не мог, да этого и не требовалось.
– Это ж какой потоп-то будет! А техники не дождёшься… Ээ-э-х! – махал старик рукой и принимался снова расчищать дорожки.
Весна
Снег в парке уже не выглядел таким белым и пушистым, он становился бугристым, на ровной поверхности появлялись ямки, будто взбитые сливки стали оседать, теряя наполнявшие их пузырьки воздуха. Иногда город накрывала волна снегопада, и на какое-то время казалось, что всё будет, как прежде. Но зима уже отступала.
Вскоре я заметил, что мир вокруг начал меняться. Будто бы звонче пели птицы, смеялись дети, у людей как-то по-другому заблестели глаза, и всё вокруг пришло в какое-то движение.
Да, и ещё… Солнце. Оно теперь выпускало свои лучи, длиннее прежних, и как-то припекало сильнее. Я впервые ощутил, что мне становится очень тепло, даже слишком. Приходилось порой утирать пот со лба.
Ещё тут и там громоздились снежные горы, но постепенно они проседали. А хруст снега под ногами прохожих, который я так любил слушать, и вовсе исчез… Я почувствовал запах весны, отовсюду доносился её голос…
Когда я впервые увидел ручейки, то очень удивился. Весело побежала мутная вода по дорожке парка, стекая из сугробов, отброшенных лопатой деда Семёна.
Снеговики как-то потускнели и потемнели. У одного из наших будто подкосились ноги… А через день он упал ничком. Мы ещё старались бодриться, но приближение чего-то нам неведомого уже вовсю витало в воздухе.
Да и небо стало другим – ярким, распахнутым. Облака, плывшие по нему, приобретали причудливые формы. То будто косяк воротившихся в родные места птиц – они были нарисованы на синем полотне штрихами. То олень, парящий в вышине. То изгиб женской фигуры с простёртыми руками над облаком пышных волос. Всё вокруг новым стало для меня.
С каждым днём становилось теплее и нестерпимее для нас, снеговиков. Говорили, что на улицах города уже кругом лужи, но в парке, среди деревьев, снег ещё держался.
Я чувствовал, что трещина, образовавшаяся внутри, расширяется, но боли и страха не было. Ежедневно кто-нибудь из наших таял. Было горько смотреть, как крепкий прежде снеговик, сверкавший белизной, превращается в серую массу, оседает и сливается постепенно с потоками талой воды…
Я старался успеть получше узнать этот мир, впитать его краски и звуки, наполниться его гомоном и благоуханием. Не знаю, почему я простоял дольше других. Дольше всех в этом парке. Возможно, меня защищала тень от раскидистого дерева, а, может, дед Семён, каждое утро возникавший передо мной со своей широкой лопатой.
В конце концов, мне стало очень сыро на своём месте. Согласитесь, что мало приятного, когда под ноги течёт вода. Но уйти, как вы понимаете, я не мог… К тому же я довольно сильно просел и немного сместился набок.
…Когда бурный поток подхватил меня, все три комка снега, я уже знал, что так и должно быть, я отправился в путь. Влекомый стихией, я успел увидеть и небо, и солнце, и верхушки парковых деревьев. Мне кажется, я даже махнул им своими веточками. Я знал, что растаял, что стал водой. И знал также, что часть меня воспарит к облакам, а часть напоит эту землю, просыпающуюся после долгого сна, и я прорасту травой и цветами.
И тогда, набрав побольше воздуха, я крикну: «Любите этот мир, наслаждайтесь его красотой и каждым мгновением, творите добро и дарите радость, берегите друг друга. Я здесь! Я снова с вами…».