Вслед за промозглой осенью наступила зима, которой так долго пугали меня мужики, уже имевшие опыт работы годом ранее. Все знают, а сибиряки еще и не понаслышке, какими суровыми могут быть зимы в России. В сущности, возможно, ничего бы сложного в работе на кладбище зимой и не было, если бы она у нас происходила так же, как и на других кладбищах, где была спецтехника, которой убирали снег и рыли могилы. У нас же из всевозможного разнообразия оной была лишь одна модель – Виталя трудолюбивый. Моя первая зима на кладбище выдалась снежной, что меня сперва огорчило по моей неопытности, но как только снег лег достаточно заметным слоем, когда двигаться между могилок, не расчищая себе дорожку, стало невмоготу, после первого же захорона до меня дошла вся прелесть обильных осадков.
За несколько недель, до того, как снег лег толстенным одеялом, превратив ставшее мрачным без части зелени кладбище в весьма приятное глазу зрелище, я успел познакомиться с грунтовыми работами при помощи так называемых «карандашиков». Именно так ласково обозвал Жека многогранный тяжеленный лом, с одной стороны заостренный на манер копья, с другой – как минитопорик. Оказывается, когда песок замерзает, лопата его вдруг протыкать перестает. Вы не удивились? А я да, ведь до этого момента мое знакомство с копкой ограничивалось лунками под бабушкины помидоры в саду. И чтобы отколоть достаточное, чтобы набрать полную лопату, количество песочных осколочков надо остервенело тыкать матушку-землю этим двадцатикилограммовым (а были у нас и парочка потяжелее, для особенно промерзших земель) «карандашиком» приличное количество раз. После первой такой могилки, когда земля промерзла всего лишь сантиметров на 30, мои руки болели так, будто я нашел батину кассету с «мультиками», мне 13, а родители уехали на два дня в гости к бабушке.
Помимо постоянных физических экзерсисов, организм пребывал в состоянии перманентного переохлаждения, сменяющегося быстрым нагревом и употеванием при работе с карандашами. Я тогда заболел первый и последний раз на много зим вперед, организм реально окреп после такого нежданчика. Плюсом ко всему, ожидалось падение уровня денежных поступлений, так как памятники более не продавались, оградки ставить не нужно. Но не тут то было! Мало того, что захороны, что логично, зимой дороже, так еще и прейскурант услуг МУП реально был похож на обдираловку – к примеру, расчистить один метр от снега для проноса гроба к могилке стоило 30 рублей. А таким метров могло быть и более ста, если подхоронить надо было к ранее умершим родственникам.
В общем, несмотря на конкретный таком подъем объемов физической работы, финансовый подъем тоже присутствовал и я, будучи молодым здоровым лбом, перенес межзональный переход в весьма приподнятом настроении. Я чувствовал, как радуются мышцы нагрузкам, после двухгодичного перерыва между тяганием штанг и ковырянием ломом в земле, так плюсом мы еще и употреблять стали чаще – холодно же, блин! В мои обязанности, помимо ежедневной уборки снега вокруг сторожки как уборщика, отныне добавились поездки с клиентами до места будущего захоронения и расчеты стоимости наших услуг по зимним расценкам. Так получилось по нескольким причинам – я стал «своим», то есть мне попросту стали доверять, и я быстро считал и ничего не забывал, в отличие от Вали, которая зимой не стеснялась бахнуть сразу, как только пятка Палыча скрывалась за захлопывающейся дверью сторожки. А надо заметить, Палыч приезжал не чаще раза в день, сразу после планерки в конторе, которая редко заканчивалась позже 10 утра. И тот факт, что часть Валиных полномочий переложили на меня, стал началом недолгой, но изощренной холодной войны между нами, двумя избранными уборщиками городского кладбища в погоне за вожделенной властью и креслом смотрителя. Но об этом чуть позже, а пока одна из зимних историй.
Самый кабздец в рытье могилок наступает в конце января, начале февраля, когда земля, после долго лютовавших морозов, промерзает до своей максимальной глубины. Обычно это около метра, если сверху лежит толстый слой снега. Но однажды нам не повезло - предстояло копать на возвышенности, откуда снег постоянно выдувало. Мы, как нам казалось, приготовились к худшему и пошли копать пораньше. Вынос тела назначен на три, а значит в три-полчетвертого похоронная процессия прибудет к нам и всё, естественно, уже должно быть готово. Обычно, было достаточно пойти в 10, чтобы часа за два выкопать и вернуться в сторожку – просушить обувь и вещи перед непосредственно захороном.
В тот, весьма кстати, погожий и солнечный день мы вышли на часок пораньше, при нас были инструменты, Кузя, пузырь водки – растирать чего-нибудь, что замерзнет в процессе работы и чего-то из покушать, чтобы растирать было приятнее. Было холодно, градусов минус 20, но копать предстояло рядом с открытыми солнцу лавочкой и столиком. Первым тревожным звоночком стало то, что Виталя, который, как я уже упоминал, был экстремально трудолюбивым и исполнительным, и который всегда мутузил часть верхнего слоя, чтобы мы потом могли «заштробиться» и откалывать куски грунта побольше, внезапно бросил лом и заорал так, что мирно посапывающий под лучами ласкового солнца Кузя, с визгом вскочил и заметался меж сосенок, пытаясь вдуплить, что же такое произошло. Я с умным видом подошел со своим ломом и принялся наносить урон истыканной Виталей почве. Спустя пару минут энергичных поступательных движений я слегонца запаниковал и позвал Жеку, который уже накатил и выглядел максимально беззаботным. Он тоже взял лом с видом бывалого бурильщика, весело подмигнув, со всей своей полутораметровой удалью ёбнул карандашиком в то место, где мы с Виталей смогли маленько разворошить песок. Лом вывалился из его рук не оставив после этого термоядерного удара сколь либо видимых следов повреждений. Стало не до улыбочек. Меняясь каждые три-четыре минуты, мы долбили ломами очертания могилки, как лучшие сотрудники студии документальных зарисовок «Браззерс» долбят своих попастых подопечных, но увы, земля аналогичной податливостью нам не отвечала.
