В первый день Великого поста с новым для себя трепетным чувством Борис Олегович позавтракал жидкой кашицей на воде, смиряясь с её неаппетитным видом. В обед даже не помыслил о ресторанчике, где подавали изумительную соляночку и славные рёбрышки с острым соусом.
Благоговейно перекрестившись, Борис Олегович отобедал тем, что собрала жена в уютные мисочки - гречневой кашей и салатом, в котором он опознал огурец, правда, без особой уверенности. Остальное имело травяной вкус и почему-то отдавало землёй.
Не то чтобы Борис Олегович был воцерковлен или истово верил. На всякий случай он бывал в церкви несколько раз в год, жертвовал какие-то деньги в ближайший храм, знал «Отче наш», любил Пасху и Рождество. К Светлому Воскресенью дети разрисовывали яйца, и куличей было много. Тёща пекла, а из покупных всегда было любопытно сравнить те, которые в Лавре, с теми, что из ресторана. На Рождество Борис Олегович готовил гуся или утку. В пост старался не греметь своим зычным голосом, распекая подчинённых, и обращался к ним ласково - «дорогой человек». Но отказ от гастрономических удовольствий считал лишним. Объяснял просто: «Монахам можно, им только молиться, а у меня работа и режим жизни. На бобах не протяну».
Причина, по которой на этот раз Борис Олегович принял беспрецедентное решение о воздержании, крылась в тёщиных блинах. Не в самих блинах, конечно.
«К тёще на блины» собирались в Масленицу обязательно. Каждое традиционное застолье начиналось с вопроса, какой точно день недели - «тёщин», вспоминали и забывали до следующего раза. А собирались традиционно в субботу: Борис Олегович и «младший зять» с семьями.
Тёща, стремясь угодить, блинов напекла самых разных. На молоке, на кефире, на воде. Тоненьких, толстых, в дырочки и без дырочек. Начинки, закуски и соусы ничем не уступали упоительным описаниям застолий в дореволюционной России. Как обычно, спорили, какой именно напиток должен соответствовать такой закуске. Женская часть семьи была уверена, что безобидные - вроде соков, морсов, компотов, сбитней, если хотите. Мужская смотрела на них снисходительно и уверяла, что такая закуска помимо самой известной во всём мире русской сорокаградусной, способной согреть, взбодрить, вылечить от любой болезни и утешить в любом горе - вообще не может существовать.
Вот тут-то всё и пошло не так. Обычно дабы напрасно не испытывать терпение своих жён, мужчины останавливались на ней, «на беленькой». Вовремя делали вид, что «всё, хватит». И потихоньку продолжали, отправляясь «подышать во двор», или, наоборот, быстренько разливали и бесшумно соприкасались краешками рюмочек, когда женщины отправлялись на кухню.
Но не в этот раз. Младший зять, будь он неладен, привёз тестю в подарок бутылочку с известным напитком, отливающим янтарём и отдающим дубовой бочкой. Решили провести эксперимент: пойдёт или не пойдёт? Пошло, но странно. Не распробовали. Тесть, воровато посматривая в сторону кухни, сказал, что для установления истины хорошо бы попробовать третий вариант. Сей продукт, припрятанный ещё с лета, крепостью был значительно выше, чем магазинная «беленькая», и не так прозрачен, зато натуральный, производства бабки Мироновны.
Дальнейшее превратилось в такой калейдоскоп событий, что Борис Олегович смутно помнил их последовательность. Началось с того, что ему вдруг пришло в голову рассказать анекдот про тёщу. Старый и бородатый, но всем стало смешно. Младший зять, решив, что он ничем не хуже, рассказал другой анекдот. Далее зятья устроили настоящий батл. Тесть смеялся громче всех, жёны шипели и тыкали мужей в бока. Тесть, лихо встряхивая седым жидким вихром, вдруг спел несколько частушек, в которых приличными были только слово «тёща» и союзы с местоимениями. Тёща была недовольна, конечно. Жены принуждали мужчин выйти проветриться, впрочем, те и не сопротивлялись. Коррективы в план «просто подышать на улице» внесли дети. Они уверяли: чтобы весна пришла, надо сделать чучело зимы, которое, естественно, требуется сжечь. Разгорячённые мужчины идею поддержали с творческим вдохновением. «Масленица» выглядела сногсшибательно! Основой послужил старый веник, которым уже несколько лет никто ничего не мёл, а выкинуть рука не поднималась. Тесть, словно ловкий цирковой артист, балансируя на стремянке и жонглируя пустыми банками, извлёк из недр антресолей коробку с сокровищами. Здесь были мотки лески и верёвки, дырявая авоська, множество странных металлических штучек и куски Бог весть откуда взявшиеся рыболовной сети. Ну и по мелочи - драная ушанка, кусок шланга, зелёная защитная маска с фильтром и в качестве бонуса - вызвавший бурю восторга джемпер перестроечных времён, носивший когда-то звание «турецкий», с надписью «босс».
Воодушевлённые мужчины «обмыли» шедевр, достойный фильма ужасов, и вывалились во двор. Тёща была категорически против сожжения чучела, громко объясняя мужчинам, что сарай деревянный, и обещая тестю кару если не небесную, то от своих рук - точно. После недолгого военного совета, сопровождаемого очередными порциями напитков, отправились к небольшому пустырю на перекрёстке двух улочек. Здесь внезапно выяснилось, что резина и нейлон не горят, а тлеют и плавятся, распространяя жуткие миазмы и сизые клубы дыма. Дети захлёбывались восторгом и кашлем. Кричали «гори-гори ясно». Что-то горело. Приходили соседи. Обзывались «пироманами». Кажется, предлагали участие в процессе сожжения чучела. Или вызвать полицию и пожарных. Этого Борис Олегович точно не помнил. Где и как уснул - тоже.
Проснулся на застеклённой террасе, почему-то в одном носке, трусах и в том самом турецком свитере. Тесть, выдыхая таким амбре, что и вчерашние «дымовые шашки» проиграли бы, тряс зятьёв, объясняя, что «лечиться» можно только сейчас, пока женщины не видят.
Дальше снова была череда провалов памяти, а осознавать, кто он и где он, Борис Олегович начал только в тот момент, когда пыхтящая от злости и натуги жена втолкнула его в родную квартиру, шипя про «алкоголиков», «перед родными стыдно» и «разведусь».
Потом был стакан с чем-то безвкусным и таблетки, которые Борис Олегович покорно принимал из рук благоверной.
Всю ночь Бориса Олеговича мучали кошмары и изжога. Болело и ныло в правом и в левом боку и за грудиной, где, кажется, пытались выжить остатки «стыда и совести», про которые жена сказала, что они кончились. В короткие моменты сонного забытья чудилась Борису Олеговичу страшная масленица в защитной маске, жуткая рожа которой вдруг принимала черты лица тёщи. Тёща беззвучно шевелила губами, а с губ капала икра. Всё вертелось, лицо превращалось в блин, в больном сознании кружились дым и всполохи. Просыпался в поту, дрожа и стуча зубами, с ужасом вспоминал. Как бегал с горящим веником, кричал, что он «босс», что приказы не обсуждаются и, размахивая вениковым факелом, «прогонял зиму», кажется, матерно. Как тесть стучал кулаком по столу, говорил: «Цыц, бабы, ишь!». И Борис Олегович тоже стучал и говорил: «Мне тут!» и «Кто в доме хозяин», - и целовался с котом. Младший зять растворялся где-то в тумане зыбких воспоминаний.
Вскакивал. Жена спала на диване в гостиной. Если бы диван был разложен, можно было бы притулиться к её боку, и ужасы бы отступили. Он с тоской смотрел на тёплый этот манящий бок и понимал, что прощение будет нескорым. Горестно вздыхал, пил воду на кухне, крестился на крохотную иконку на полке и снова пытался забыться. Думал про бесов, про инфаркт и «опасный возраст», прислушиваясь к гулким неравномерным ударам за рёбрами. Обещал «больше никогда» и принимал решение соблюдать пост. Во-первых, потому что страшно, а во-вторых, задобрить жену и тёщу.
В супружескую постель жена вернулась во вторник. А в четверг Борис Олегович заскучал. Отошёл ужас Масленицы, бока даже и покалыванием не напоминали о себе. Спаржа на пару и полба с тушёными овощами не лезли в горло, а навязчивая реклама дразнила бургерами. Весь день он задумывался о том, что он «не монах же», и про «на бобах с моей работой не проживу». Масла в огонь сомнений о необходимости соблюдения поста подлили сотрудники. Программист Николай приводил аргументы, почему «это всё не наша ерунда». Главный специалист по вопросом церкви, мистики и гороскопов Зинаида сообщила, что «пост должен батюшка благословить». Кто-то добавил про проблемы со здоровьем не то у родственника, не то у знакомого, который постился, постился, да помер, так что, мол, не батюшка совсем, а доктор должен благословить. Одна из девушек, растягивая гласные, пожаловалась, что «сидела на посту», чтобы похудеть, а набрала 7 килограммов. Тут Борис Олегович, во-первых, присмотрелся к девушке, решив обязательно уточнить у кадровиков, кто принимал на работу это чудо, которое «сидит на посту», и неужели она из редакторского отдела? Во-вторых, осознал, что даже до завтра не доживёт без сочного стейка или хотя бы куриного супа с домашней яичной лапшой. Точку поставил тесть. Он позвонил, когда Борис Олегович припарковал машину у магазина, раздумывая о стейке и о возможной реакции жены на него. Тесть сообщил, что враг отступил, тёща отошла от стресса, и неплохо было бы не в эту, а в следующую субботу баньку затопить, так что ждём в гости, милости просим.
При мысли о бане со светлым пенным да вяленой соломкой из рыб и мяса вперемешку с копчёными сырными косами рот наполнился слюной, а ноги сами зашагали к мясному прилавку.
Жене объяснил, что главное - «пост должен быть по силам» и что алкоголь - «ни-ни», скрестив пальцы и уговаривая себя, что живое разливное - это для пользы и вообще почти хлеб. Тем более, что и благословения же не брал.