«…Но было одно увлечение, которое оставило глубокий след в моей душе и огромное сожаление о том, что я его бросила. Единственное занятие, которое я делала не «вопреки», а «благодаря» — это шитье, а точнее, создание одежды.
Наряды я начала придумывать в самом раннем возрасте, когда, насобирав цветов и листьев, сооружала для кукол причудливые одежды. Моя фантазия в этом деле была бесконечна, как, собственно говоря, и количество платьев, брюк и кофточек в гардеробе моих «доченек». Оставшиеся после нас с сестрой детские колготки и распашонки я тут же превращала в свадебные платья кукол, интуитивно прорезая дырки для рук и головы и убирая все лишнее. Летом я выгуливала моих «доченек» в игрушечной коляске, катала их на трехколесном велосипеде, организовывала им свадебные церемонии, после чего у них всегда «рождались» детки-пупсики, которым тоже требовались наряды.
Позже, когда мне стали доверять иголку и ножницы, я уже мастерила для кукол настоящую одежду с пуговицами, рукавами и штанинами. Обнаружив однажды у бабушки Гали на чердаке старые журналы с выкройками, я с помощью мамы в них разобралась и, отложив в сторону куклы, начала создавать модели для себя. Придумывала одежду я с огромным удовольствием, и не было такой вещи, которую бы я не могла воплотить. Я тонко чувствовала стиль, имела хороший вкус, а природный талант помогал наполнять гардероб самыми модными и нестандартными вещами. Мой шкаф был хронически переполнен, вещи из него постоянно вываливались, но неуемное стремление придумывать что-то новенькое подталкивало меня к очередной блузке, но уже с другими волами, формой рукавов и цветом пуговиц.
В старших классах я одевалась лучше всех, за исключением моей подруги Лены, вещи для которой папа привозил из заграничных морских круизов. Меня это лишь подстегивало, и, увидев у нее обновку, через неделю я приходила практически в такой же. Лучшим подарком для меня являлся отрез ткани, поэтому шкафы бабушек и мамы постоянно ломились от всевозможных шерстяных, шелковых, хлопковых, льняных, кримпленовых и тюлевых отрезов, которые в селах традиционно выдавали на свадьбах или похоронах. И если в детстве, приехав к бабушке в гости, я тут же мчалась выискивать конфеты, то в старших классах — я доставала десятки разноцветных отрезов и, разложив их на кровати, отбирала самые красивые, четко понимая, что именно из этого я пошью.
Страсть к шитью передалась мне от мамы, которая по профессиональному образованию была швеей. ….Монотонная работа на конвейере с разделением по видам деятельности, когда одна швея все время пришивает только карман, другая — исключительно воротник, а третья — рукава, творческой натуре мамы удовольствия не приносила, поэтому, как только тато отслужил в армии и они поженились, не раздумывая, оставила фабрику и пошла работать на каневский завод «Магнит». Тем не менее тяга к шитью ее не покидала, и большинство вещей в своем гардеробе мама тоже придумывала сама.
Увидев, с какой увлеченностью я создаю одежду, мама меня поддержала и обучила основным швейным секретам. Я прекрасно разбиралась в тканях, владела потайными швами и фигурными ручными стежками, знала назначение иголок в зависимости от длины, толщины и размера ушка, умела обрабатывать самые сложные горловины, проймы и петельки, играть формой воротника, высотой пояса и манжета в зависимости от фасона. В восьмом классе я уже самостоятельно изготавливала выкройки и воплощала самые сложные модели, примеченные мной в модных журналах или по телевизору. Я с легкостью справлялась с современной швейной машинкой мамы и с дореволюционным Singer у бабушки Гали, наизусть знала все узлы и механизмы, самостоятельно могла не только сменить иголку или намотать нитку на шпульку, но и почистить засор в челноке, проверить уровень масла в картере и исправить несложную поломку.
Тем не менее меня, как и маму, угнетала монотонная однообразная работа, и если вдруг приходилось по стежкам распускать предательски съехавшую строчку, заново собирать веерные складки на юбке или в очередной раз вшивать непослушный рукав — я начинала злиться. Снова и снова я заставляла себя переделывать брак, пока исполнение не становилось идеальным или пока дырки от строчек на ткани и порезы от ножниц не увеличивались до такого размера, что исправить их не могла даже мама. «Портной напортачил», — говорила тогда она, что значило лишь одно: в первоначально задуманном варианте вещь уже не получится.
В середине восьмидесятых годов вместе с перестроечным ветром перемен в стране появились джинсы-мальвины и «варенки», пестрые полиэстеровые спортивные костюмы, синтетические свитера «boys», «кислотные» лосины, дерматиновые кроссовки, кожаные куртки со множеством замков и заклепок — и все это с модными заграничными лейблами для «крутизны». Прогрессивная молодежь мгновенно во все это облачилась, а кто не мог себе позволить купить или достать — оказывался в аутсайдерах. Добротные вещи в моем гардеробе постепенно начали вытесняться новомодными «шмотками» с рынка. Отрезы тканей из бабушкиного шкафа очень быстро превратились во что-то архаичное, да и само шитье стало восприниматься мной как что-то морально устаревшее и непрестижное.
В школе на уроках труда мои портновские таланты по-прежнему ставили в пример, в конце десятого класса мне даже вручили сертификат по швейному делу с присвоенным третьим разрядом, но для меня он ценности уже не представлял. Стремительно изменяющийся вокруг меня мир требовал новых взглядов. О том, что есть такая профессия, как «модельер» или «дизайнер одежды», я в то время не знала, быть швеей на фабричном конвейере точно не хотела, поэтому, задушив свой талант, я поддалась новомодным веяниям, более соответствовавшим моим подростковым амбициям.
Платье на выпускной вечер в десятом классе стало финальной дизайнерской разработкой и яркой точкой в моей увлеченности портняжным делом. Словно мать дитя, почти год, втайне от всех я вынашивала его фасон, прорисовывая в альбоме десятки силуэтов. И хотя дефицит качественных тканей не позволял моей фантазии развернуться, тем не менее, мне удалось скомбинировать белый атлас для лифа и струящийся шифон для подола, украсив верх круговым воротником в виде пелерины с цветком. Шить платье сама я не стала, отдав ткань и разработанные мной выкройки в ателье. Подготовка к итоговой аттестации и государственному экзамену не оставляла ни минуты свободного времени, но настоящая причина состояла в ином — интерес к шитью я потеряла окончательно.
Как могла сложиться моя судьба, если бы всю свою волю, характер и амбиции я сосредоточила на создании новых моделей и фасонов одежды, я не знаю. Возможно, уже сейчас определяла бы основные тенденции развития мировой моды, привнося в него свое чувство стиля и элегантности, но, как известно, история сослагательного наклонения не терпит, а загубленный талант и упущенные возможности остались горьким сожалением в душе».
