Леха стоял около небольшой группы играющих и наблюдал, как с каждым ударом подпрыгивали вкладыши, сопровождаемые азартными криками на все лады. Вообще-то это напоминало не столько игру, сколько отъем конфет у детей. Витька Штопин, имевший вполне ожидаемую кличку «Штопор», видимо, хорошо потренировавшись накануне и поймавший кураж сейчас, ловко переворачивал стопки вкладышей хитрым движением руки — он не просто поднимал ее после хлопка, а в самом начале подъема поворачивал ладонь на ребро, как страницу в книге. Иногда он вообще не отдергивал руку наверх, а «засасывая» вкладыш вакуумом ладони, резко отбрасывал ее в строну. Играли «на троих». После того как двое участников благополучно лишились части своих богатств, в толпе играющих поднялся ропот. - Так не честно! - в конце концов решился на громкий протест пацан на два класса младше. - Надо поднимать.
- Я поднимаю, - с самодовольной улыбкой хмыкнул Штопор.
- Не так надо поднимать, а вот так, - показал рукой пацан.
- Тебя забыл спросить, как мне поднимать, - уже с угрозой, посмотрев свысока, сквозь зубы процедил его визави.
- Не честно, - уже просто, чтобы сохранить позицию, с обидой сказал пацан и, поскольку, играть у него было не на что, протиснулся сквозь толпу и пошел по коридору.
Штопор, с явным удовлетворением, пересчитал выигрыш, с высоты своего роста обвел толпу взглядом и театрально призвал:
- Следующий!
Но желающих расставаться с вкладышами не оказалось и, вдобавок, прозвенел звонок на урок. Игроки и зрители ринулись в классы, сметая друг друга, как тараканы, которых застал включенный ночью на кухне свет.
Леха, естественно, тоже отправился на урок, в его случае, литературы. Но изучаемые произведения писателей никак не могли тронуть его сердце, ибо в нем кипел праведный гнев, вызванный поведением Штопора. Это был его неприятель, с которым они сохраняли вооруженный нейтралитет. В прошлом году у них была драка, когда тот в столовке попытался забрать у Лехиного одноклассника дефицитную запеканку. Тогда Леха, обладающим острым чувством справедливости, вступился за приятеля. На протяжное Витькино «чо-о-о?», сказанное в ответ на требование вернуть еду законному владельцу, прозвучало убедительное «чо слышал», после чего последовал толчок в Лехино плечо, а затем прыжок того на Витьку. Они катались между столов, под грохот стульев и звон прыгающей посуды, поскальзываясь в луже пролитого киселя. Поначалу явного перевеса в чью-либо сторону не было: Леха, несмотря на превосходящие силы противника, брал отчаянием и яростью, Штопор — массой. Но очень скоро борцу за правду удалось изловчиться, оседлать Штопора, когда тот оказался на боку, и он начал кулаком методично отвешивать ему в ухо. Пораженный неожиданно-неистовым напором, тот лишь закрывал руками голову. Неизвестно, чем бы кончилось это столкновение, если бы их не растащили подоспевшие завуч и дежурившие старшеклассники. В мятых, блестящих от киселя, костюмах, с оторванными пуговицами и красными лицами, они предстали перед директором школы.
Почтенный Геннадий Иванович, строго оглядел драчунов. Оба стояли, виновато опустив головы. Но это не мешало директору видеть, что у одного из них была разбита губа, а у другого комично выпирало вбок большое опухшее ухо. Начался допрос. Подоспели свидетели, перевесившие чашу весов правосудия на сторону Лехи. Геннадий Иванович, директор старой закалки, знал своих учеников, поэтому без труда вник в ситуацию и принял решение о вызове в школу родителей.
Когда их обоих вывели из кабинета директора в сопровождении дежурных, Штопор, посмотрел на Леху и процедил:
- Я тебя потом найду. Капец тебе!
Леха, все еще находившийся «на боевом взводе», и удерживаемый от повторного столкновения лишь твердой рукой в красной повязке, кроваво улыбнулся опухшей губой и глядя тому прямо в глаза с вызовом прошамкал:
- А чего меня ишкать? Чего потом-то? Давай щейчаш, - и тут же резко подался вперед.
Штопор инстинктивно отпрянул назад. Ни в этот день, ни когда ли потом он не «искал» Леху и, хоть и вел себя как обычно, старался не встречаться с ним взглядом.
Леха стоял около небольшой группы играющих и наблюдал, как с каждым ударом подпрыгивали вкладыши, сопровождаемые азартными криками на все лады. Вообще-то это напоминало не столько игру, сколько отъем конфет у детей. Витька Штопин, имевший вполне ожидаемую кличку «Штопор», видимо, хорошо потренировавшись накануне и поймавший кураж сейчас, ловко переворачивал стопки вкладышей хитрым движением руки — он не просто поднимал ее после хлопка, а в самом начале подъема поворачивал ладонь на ребро, как страницу в книге. Иногда он вообще не отдергивал руку наверх, а «засасывая» вкладыш вакуумом ладони, резко отбрасывал ее в строну. Играли «на троих». После того как двое участников благополучно лишились части своих богатств, в толпе играющих поднялся ропот. - Так не честно! - в конце концов решился на громкий протест пацан на два класса младше. - Надо поднимать.
- Я поднимаю, - с самодовольной улыбкой хмыкнул Штопор.
- Не так надо поднимать, а вот так, - показал рукой пацан.
- Тебя забыл спросить, как мне поднимать, - уже с угрозой, посмотрев свысока, сквозь зубы процедил его визави.
- Не честно, - уже просто, чтобы сохранить позицию, с обидой сказал пацан и, поскольку, играть у него было не на что, протиснулся сквозь толпу и пошел по коридору.
Штопор, с явным удовлетворением, пересчитал выигрыш, с высоты своего роста обвел толпу взглядом и театрально призвал:
- Следующий!
Но желающих расставаться с вкладышами не оказалось и, вдобавок, прозвенел звонок на урок. Игроки и зрители ринулись в классы, сметая друг друга, как тараканы, которых застал включенный ночью на кухне свет.
Леха, естественно, тоже отправился на урок, в его случае, литературы. Но изучаемые произведения писателей никак не могли тронуть его сердце, ибо в нем кипел праведный гнев, вызванный поведением Штопора. Это был его неприятель, с которым они сохраняли вооруженный нейтралитет. В прошлом году у них была драка, когда тот в столовке попытался забрать у Лехиного одноклассника дефицитную запеканку. Тогда Леха, обладающим острым чувством справедливости, вступился за приятеля. На протяжное Витькино «чо-о-о?», сказанное в ответ на требование вернуть еду законному владельцу, прозвучало убедительное «чо слышал», после чего последовал толчок в Лехино плечо, а затем прыжок того на Витьку. Они катались между столов, под грохот стульев и звон прыгающей посуды, поскальзываясь в луже пролитого киселя. Поначалу явного перевеса в чью-либо сторону не было: Леха, несмотря на превосходящие силы противника, брал отчаянием и яростью, Штопор — массой. Но очень скоро борцу за правду удалось изловчиться, оседлать Штопора, когда тот оказался на боку, и он начал кулаком методично отвешивать ему в ухо. Пораженный неожиданно-неистовым напором, тот лишь закрывал руками голову. Неизвестно, чем бы кончилось это столкновение, если бы их не растащили подоспевшие завуч и дежурившие старшеклассники. В мятых, блестящих от киселя, костюмах, с оторванными пуговицами и красными лицами, они предстали перед директором школы.
Почтенный Геннадий Иванович, строго оглядел драчунов. Оба стояли, виновато опустив головы. Но это не мешало директору видеть, что у одного из них была разбита губа, а у другого комично выпирало вбок большое опухшее ухо. Начался допрос. Подоспели свидетели, перевесившие чашу весов правосудия на сторону Лехи. Геннадий Иванович, директор старой закалки, знал своих учеников, поэтому без труда вник в ситуацию и принял решение о вызове в школу родителей.
Когда их обоих вывели из кабинета директора в сопровождении дежурных, Штопор, посмотрел на Леху и процедил:
- Я тебя потом найду. Капец тебе!
Леха, все еще находившийся «на боевом взводе», и удерживаемый от повторного столкновения лишь твердой рукой в красной повязке, кроваво улыбнулся опухшей губой и глядя тому прямо в глаза с вызовом прошамкал:
- А чего меня ишкать? Чего потом-то? Давай щейчаш, - и тут же резко подался вперед.
Штопор инстинктивно отпрянул назад. Ни в этот день, ни когда ли потом он не «искал» Леху и, хоть и вел себя как обычно, старался не встречаться с ним взглядом.
