В прошлый раз мы с вами уже убедились в очевидной непроработанности основных понятий скандально известного законопроекта. Теперь продолжим дальнейшее изучение его текста и параллельно будем размышлять о том, принесёт он больше пользы или вреда?
Рабочая группа, работавшая над законопроектов, очевидно, осознавая невозможность тотальной регламентации деятельности всех должностных лиц и организаций, которые будут задействованы в профилактике семейно-бытового насилия, выделила основные принципы, которыми им следует руководствоваться.
Во-первых, это поддержка и сохранение семьи. Внешне весьма и весьма правильный подход. Но нет правил без исключений. В нашей практике был случай, когда причиной длительного конфликта супругов, а затем и развода послужило искусственное прерывание женой беременности без согласия мужа и медицинских показаний. Супруг очень хотел ребёнка, жена категорически отказывала, да ещё и постоянно припоминала мужу его вредные привычки 10-летней давности. А если один из супругов осуществляет регулярное унижение другого? Стоит ли в таких случаях сохранять семью? Мы не уверены.
Мы думаем, то в итоге жертве, как и сегодня, будет предложено развестись с насильником или лишить его родительских прав, а единственное новое, что предлагает законопроект (и, пожалуй, единственное, что есть в нем хорошего), это психотерапия для насильника.
Во-вторых, законодатель предлагает нам руководствоваться индивидуальным подходом к каждой семье. Опять же, очень разумно.
А теперь представим две семьи. В одной ребёнок талантлив к музыке, родители заставляют его проводить за инструментом по 4 часа в день, он получает призы на конкурсах. Но ребенок глубоко несчастен, эмоционального удовлетворения не получает, ощущает постоянное психическое насилие над собой. И другая семья, в которой тоже растёт музыкально одарённый ребёнок, горячо желающий заниматься музыкой, но родители хотят, чтобы он занимался спортом и требуют уделять время и внимание тренировкам.
И вот, представим, что обеими этими семьями заинтересовались специалисты по профилактике семейного насилия. И какими же ценностями они будут руководствоваться? Каждый раз разными? Мы получим полное своеволие со стороны власть имущих, не говоря уже о том, что статьи Семейного кодекса о правах родителей в отношении воспитания и образования детей можно будет в принципе отменить.
Аналогичные ситуации будут возникать при конфликтах из-за работы или профессии членов семьи, распределения домашних обязанностей и тому подобное.
В-третьих, законопроектом предполагается, что помощь лицам, подвергшийся насилию будет осуществляться с их согласия. За исключением детей и недееспособных граждан. За них будут думать чиновники. Вот так возвращаетесь вы домой, а вас там ждёт нереально компетентный и бдительный чиновник, который сообщает, что вы, принуждая 15-летнего ребёнка мыть посуду, совершаете над ним насилие и ребёнок отправляется в приёмную семью. А ваше мнение, как отца или матери - не в счёт, чиновнику виднее.
Полагаем, что в законе следует хотя бы очертить круг вопросов, которые должны решать профессиональные психологи.
В-четвёртых, при профилактике семейного насилия предполагается уважать права, свободы и законные интересы человека и гражданина. Видимо, речь идёт о том, что при профилактике насилия будут делать вид, что охраняется неприкосновенность частной жизни, личная и семейная тайны, а также охраняться информация о частной жизни. Судя по перечню должностных лиц и организаций, участвующих в профилактике насилия, верится в это с трудом. Да и в принципе приход в ваш дом чиновника с вопросами о том, что стало причиной разбитых вами и женой вчера тарелок - это уже сигнал о том, что семейная тайна покинула пределы вашей квартиры. Радует, конечно, что вы имеете полное право такого гостя на порог не пускать и ничего с ним не обсуждать просто потому, что вы этого не хотите - см. принцип добровольности принятия помощи.
В-пятых, профилактические меры при насилии будут применяться в соответствии с законом и только в случае их обоснованности.
Чтобы эти принципы работали, в законе следует чётко, подробно и последовательно описать, при каких обстоятельствах применение мер обосновано, кто и в каком порядке принимает решение, как зависят меры от фактических обстоятельств. В качестве примера мы можем взять случаи лишения водительских прав - закон четко определяет основания лишения, лиц, компетентных принимать решения, порядок обжалования решений. Такой процедуры для случаев семейного насилия нет. А это означает широчайшее усмотрение чиновников. Не приведёт ли это, в конечно счете к тому, что понравившегося бездетной семье ребёнка в принудительном порядке будут изымать из родной семьи и передавать на воспитание тем, кому он приглянулся? Увы, такая практика существует в других странах. И законопроект, который мы обсуждаем, такому произвол ничего не противопоставляет.
В-шестых, законопроект прямо указывает на недопустимость причинения человеку физического или психического страдания и имущественного вреда. Возможно ли все вопросы в рамках семьи решать только и исключительно беседами и компромиссом? Неужели нельзя напомнить неработающей жене, что покупка ей личного автомобиля ляжет финансовым бременем на мужа? Нельзя дать подзатыльник зарвавшемуся младшему брату? Нельзя отказать ребёнку с двойкой по математике за год в выдаче карманных денег? Где пределы?
Или мы можем переживать страдания, вызванные только и исключительно независящими от членов нашей семьи обстоятельствами? А если один из членов семьи неизлечимо болен, то вправе ли он доживать свои дни в кругу родных, или он причиняет им страдания и его обязательно надо сдать в хоспис? А как быть с родителями больных детей, которые вынуждены многое запрещать ребёнку, лишь бы он выжил? И снова ничего вразумительного в законопроекте нет.
В-седьмых, законопроект называет принцип социальной защищённости пострадавших от семейного насилия. Конечно, это разумно. Если муж бьёт жену, то она должна иметь возможность уйти от него и получить необходимую ей поддержку.
Но тут возникает, пожалуй, самое большое число вопросов. В каких условиях будут жить жертвы, в условиях общежития с клопами или в пятизвездочном отеле? Чем они будут заниматься: трудиться, учиться, молиться? Как гарантировать отсутствие принуждения и прочих злоупотреблений со стороны тех, кто им эту поддержку оказывает? На какой срок будут рассчитаны программы поддержки? Как долго жертва будет находиться в шелтере? Год, месяц, неделю? Кто и по каким критериям решит, что она готова сама себя защитить? Как эта поддержка будет оплачиваться: из бюджета, пожертвований спонсоров или за счет самих жертв? А если этой поддержкой будут заниматься некоммерческие организации, как во многих странах, то будет ли государство их поддерживать, и если да, то как? Увы, ответов нет.
Получается, в законопроекте нет критериев нуждаемости, нет лимитов предоставления помощи, как, например, в Жилищном кодексе, вообще не установлены основания для вмешательства государства, то есть законность и обоснованность такого вмешательства и самого законопроекта под вопросом.
И, наконец, в-восьмых, законопроект называет принцип конфиденциальности.
И тут тоже нужно учитывать наши российские реалии. В городе-миллионнике обращение гражданки Гороховой по поводу насилия со стороны мужа вряд ли приведёт к тому, что все будут интересоваться её семейными проблемами. А в небольшом посёлке? Или пусть и большом, но селе в одной из наших кавказских республик? Можно ли там обеспечить конфиденциальность? Пойдёт ли жертва на такой позор? Что легче пережить - просто насилие или насилие плюс длительное и всеобщее обсуждение и осуждение, сплетни, перешептывание за спиной? Ведь у нас пока нет даже повсеместной практики работы с семейными психологами. Большинство даже себе не готовы признаться, что испытывают сложности в общении с близкими, чего уж там идти к психологу или в органы.
О том, какие органы и как будут осуществлять профилактику семейно-бытового насилия, мы поговорим в следующий раз. Продолжение следует.