Имя его знакомо всем, кто в курсе процессов в современной российской литературе. Впрочем, им ли одним? Премьеры театральных постановок по его произведениям становятся «пощёчиной общественному вкусу», разделяя всех причастных на два лагеря: восхищающихся и возмущающихся. Его книги подвергаются осуждению, сожжению, а самого автора несколько раз пытались засудить. При этом его повести и романы переведены на десятки языков, удостаивались престижных премий, а режиссёр Марк Захаров называл его «новым Гоголем». Так кто же он – Владимир Сорокин?
«Всё это не нужно советскому народу!»
Сухая биографическая справка рассказывает нам, что Владимир Сорокин родился в 1955 году в посёлке Быково, что под Москвой. Да-да, в том самом, неподалёку от которого был некогда расположен один из старейших российских аэропортов. Сегодня на его месте ржавеют заброшенные самолёты да покрываются пылью несколько складов. Как по мне, очень знаковое совпадение.
В конце 1970-х точно так же на ржавой хребтине идеологически и морально устаревшей литературы социалистического реализма выросло «племя младое, незнакомое» московских концептуалистов, частью которого (а впоследствии ярчайшим представителем) стал молодой писатель Володя Сорокин.
1962 год. Вова идёт в первый класс. В этом же году в Штатах выходит «антироман» Владимира Набокова «Бледный огонь», буквально шокировавший современников (опять же совпадение!) и признанный некоторыми критиками едва ли не первым образцом постмодернизма в литературе.
В Советском же Союзе в это время самый настоящий «космический» бум. Новорождённых мальчиков называют Юрами, а сверстники мальчика Вовы грезят о космических кораблях и полётах к звёздам.
Наиболее интересное событие для нас, пытающихся проследить жизненный путь и становление Сорокина-писателя, происходит в декабре 1962 года: Никита Хрущёв, посещая легендарную выставку в Манеже, фактически громит её и подвергает резкой критике творчество авангардистов: «Всё это не нужно советскому народу!»
Спасение концептуализмом
Надежды интеллигенции на оттепель не оправдываются – и значительная её часть уходит в диссидентское «подполье». Именно в этом «подполье» в годы, позже названные застойными, формируется круг художников и поэтов, составивших костяк «московского концептуализма». Направление возникает ещё в начале 1970-х, но полностью оформляется к 1979 году, когда в статье искусствоведа Бориса Гройса «Московский романтический концептуализм», опубликованной в эмигрантском издании «А – Я», появляется соответствующий термин.
Владимир Сорокин к тому моменту успевает окончить школу, сменив три из них по причине частых переездов родителей, институт нефтегазовой промышленности (он расположен в доме по соседству), освоить мастерство книжной графики и проиллюстрировать больше полусотни книг.
Сорокин лично знакомится со многими литераторами и художниками, но встреча с художником Эриком Булатовым, одним из основоположников направления соц-арт, становится действительно судьбоносной – именно Булатов делается проводником юноши в андерграундный мир «московского концептуализма».
О, какие люди населяли этот мир!.. Видевшие, как «совковая» официозная творческая жизнь становится год от года всё более унылой и неинтересной, они создают новое искусство, основанное на переосмыслении традиций прошлого, нередко в откровенно «стёбных», насмешнических тонах. Форма, функционирование явлений здесь ставятся во главу угла, содержание нередко отходит на второй, если не на третий, план.
«Основное значение концептуализма – изучать, как может меняться смысл, даже если материал не меняется», – провозглашает один из основоположников данного течения на Западе Джозеф Кошут. Московские последователи Кошута следуют заветам своего предтечи. Как много в их произведениях прямых заимствований из русской классики XIX века, зачастую нарочито грубых и поверхностных по сути. Но не от невежества и примитивного цинизма исходят эти посылы, а от желания поместить хорошо известное ранее в новые рамки; увидеть, что может родиться от столь неоднозначных слияний.
Андрей Монастырский, Дмитрий Пригов, Свен Гундлах, Владимир Кара-Мурза – знакомство с этими людьми и их творчеством настолько вдохновляет Владимира Сорокина, что даёт мощный импульс творить самому.
«Похабное кривляние»
Однако пробует себя в литературе Сорокин ещё до знакомства с кружком «московских концептуалистов». В старших классах пишет стихи, подражая французским декадентам. В конце 1970-х у него готов первый серьёзный рассказ «Заплыв», заметно отличающийся от привычного его творчества повышенной «визуализацией» повествования. Но именно вхождение в московский андерграунд подталкивает к началу работы над первым романом «Норма», который писатель завершает только в 1983-м, спустя четыре года кропотливой работы.
Что есть «норма»? Суть этого словечка, прочно вошедшего в обиход советского (да и российского) человека, неуловима. Ещё более непонятно, что считать отклонением от этой самой нормы. В восьми частях своего дебютного романа Сорокин, кажется, успевает исследовать все сферы жизни, которые только могут попасть в поле зрения писателя.
Если, скажем, общество считает ненормальным лесбийский секс – то почему процессы репрессий государственной махины против своих же граждан многими воспринимаются куда более спокойно? Ведь завтра могут прийти и за тобой, заподозрив в чтении «не той», ненормальной литературы!
Исследуя гротескный механизм «поедания нормы» (по сути, спрессованных человеческих фекалий), навязываемый властью народу, кажется только на первый взгляд, что Сорокин издевательски кривляется. По сути, столь вычурным методом он исследует природу конформизма. Как так получается, что мы, пылавшие несогласием и жаждой познавать в юности, в более зрелом возрасте столь беспрекословно подчиняемся «указке сверху» в готовности по наказу сильных мира сего глотать всё, что им придёт в головы, – и теряя интерес к происходящему вокруг?
В «Норме» Сорокин впервые проявляет себя незаурядным подражателем писателям и поэтам прошлого, порой балансируя на грани залихватских пародий и откровенного литературного хулиганства. Этот приём наиболее полно и ярко будет использован писателем в романе «Голубое сало».
Вышедшая в самиздатовском варианте в 1983 году, «Норма» привлекает внимание к молодому писателю прежде всего видимым алогизмом и немыслимым даже для литературного андерграунда тех лет отсутствием органической цельности и взаимосвязанности между частями. Некоторые неофициальные критики называют произведение «похабным кривлянием», но у большинства коллег и читателей оно вызывает совсем другие эмоции...
ЧИТАТЬ ОКОНЧАНИЕ НА САЙТЕ 1001
Павел Новиков