Коллективный страх так же, как и коллективная паника были свойственны человеческому общежитию на протяжении всей его истории.
В Европе эпидемия чумы, особенно в период с 1348 по 1720 год, сотрясала молодые европейские государства, впрочем, до конца так и не исчезая, каждые десять или пятнадцать лет объявляясь грозными вспышками, уносящими 20-30 и даже 40% населения. Характер такой мистической повторяемости сеял среди населения особенный страх и обеспокоенность. Порой эпидемия затихала, чтобы потом вновь появиться и покрыть чумным мором еще больше сел и городов.
Итак, некоторые трагические цифры. С 1343 по 1357 год. эпидемия унесла 50% населения Магдебурга, от 50 до 66% населения Гамбурга, 70% жителей Бремена. Париж потерял около 40 000 жителей в 1450 г. Население Лондона, составлявшее в 1665 году примерно 450 000 жителей, только за один год сократилось на 68 тысяч человек.
Вплоть до конца XIX века человечеству не были известны причины болезни. Тогдашняя наука находила объяснение чуме в особом состоянии зараженного воздуха из-за неблагоприятно расположенных звездных тел, а то и в заразных подземных выделениях. Печально, что меры предосторожности, предпринимаемые тогда людьми вроде таких, как опрыскивание уксусом писем и денег, применение защитных масок в виде птичьей головы, в клюве которой находились вещества с сильным запахом, были бесполезными. Однако все-же интуиция подбрасывала и действенные методы борьбы вроде очистительных костров, самоизоляции и уничтожения животных, разносящих блох.
Те немногие, кому удавалось пережить чуму, отмечали ее тесную связь с общими кризисными чертами общества. Так, ухудшение материального положения, вызванное голодом или войной, непременно отражалось появлением эпидемий. В сочинениях некоторых авторов, пытающихся отрефлексировать бедственное положение, образ чумы выводился из текста Апокалипсиса и представлялся в виде всадника, потопа или всепожирающего огня. Во французских и австрийских землях существовало поверье, что «искра чумы» передается от умерших к здоровым людям. Образ огня не удивителен, так как чума чаще всего появлялась летом и весной (наилучшие условия для блох – переносчиков заразы определяются влажностью 95% и температурой 15-20). Боккаччо пишет в «Декамероне»:
«Эпидемия разгоралась и болезнь переходила с больных на здоровых подобно тому, как воспламеняются лежащие вблизи огня сухие и жирные предметы».
Дефо, со своей стороны, отмечает:
«Чума, словно большой пожар в городе, который яростно разгорается и все уничтожает».
Для служителей культа и работающих по их заказу художников чума была прежде всего наказанием, ниспосланным в виде тучи стрел с неба разгневанным Богом. Данный образ, известный еще с Античности, часто появлялся на изображениях того периода. Порой, на картинах анатомически точно изображались люди, пораженные чумными стрелами в пах или подмышки, то есть в те места, в которых обычно образовывались чумные бубоны. Художники стремились подчеркнуть не только карающий аспект чумы, но также ее внезапность и вездесущность. Эти аспекта болезни особенно производили удручающее впечатление на современников. Дефо в своем «Дневнике года чумы», ок 1665 г., для Лондона, пишет:
«Эпидемия была в таком разгаре, люди заболевали и умирали так быстро, что не было возможности обезопасить себя и вовремя укрыться в запертом доме, как это следовало бы сделать».
Последствия чумы изображалась обычно в виде Триумфа смерти, подчеркивая тем самым бессословный характер данного явления. Однако, по свидетельствам современников, чума происходила из беднейшей среды и поражала в основном городскую и сельскую бедноту. Согласно Дефо, чума 1665 г. в Лондоне обрушилась в основном на безработных:
«В самый разгар болезни с середины августа по середину октября погибло от 30 до 40 тысяч этих несчастных, которые были бы из-за своей бедности тяжелым бременем для общества, если бы они остались в живых».
Впрочем, другие тексты свидетельствуют об обратном, например, «Декамерон» Боккаччо:
«Сколько дворцов, сколько прекрасных домов и жилищ, населенных прислугой, сеньорами и дамами, вымерли все до последнего слуги. Сколько знатных семей, солидных владений и состояний остались без законных наследников».
Образ стрелы, пущенной страшным лучником и отсылающий нас к отрывкам из «Апокалипсиса» и идее о том, что чума – это, в первую очередь, наказание, способствовал росту популярности Св. Себастьяна. Интересна интерпретация данной исторической личности из образа мученика, пронзенного стрелами римских легионеров смиренно отстаивающего веру, в образ спасителя, способного отвратить от грешных людей стрелы чумы. Португальский священник, в подробностях описывающий церковь Порто в 1666 г., не преминул сказать об изображении Св. Себастьяна:
«На стреле, пронзающей тело святого мученика, висит ключ. Этот ключ вручен ему муниципальным советом во время чумы, которая свирепствовала в городе семьдесят лет тому назад. Да хранит нас Бог от ее возврата, да защитит Св. Себастьян город от этого зла, как это делал по сию пору. Поэтому никто не смеет дотронуться до этого ключа».
Хронисты того времени пытались как можно показательней запечатлеть в тексте все те ужасы, с которыми вынуждены были столкнуться. Вот наиболее показательное описание коллективного страха, составленное жителем Марселя в 1720 году:
«Заразный смрад исходит из домов, где разлагаются трупы, он проникает на улицы, загроможденные одеялами, матрацами, бельем, лохмотьями и прочими гниющими нечистотами. Могилы переполнены трупами, вид которых ужасен, одни почернели и раздулись как уголь, другие тоже распухли, но синего, фиолетового или желтого цвета, все в кровоподтеках, гниют и разлагаются».
Коллективная психическая травма, образовавшаяся в результате переживания «чумного процесса», посредством потока «страшных» слов, стремилась запечатлеть сцены кошмара и передать поколениям всю тяжесть общей трагедии.
Литература:
- Жан Делюмо. Ужасы на Западе. М.: Голос, 1994. 408 с.
- Дефо Даниэль. Дневник чумного года. М.: Наука, 1997. 483 с.
- Боккаччо Джованни. Декамерон. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1955. 660 с.