Дело было в канун сочельника. Отправил я значит жену с детишками к кумовьям в канун праздника, а сам остался на хозяйстве. Сходил значит в сараюшку, дал поросям пожрать, курам пшена насыпал, да коровке сена кинул. Вечерний удой собрал, дорожки от снега почистил да сижу значит валенки починяю. Огонек лампы в хате мерцает, дровишки в печи трещат, сижу под нос песенку напеваю, размышляю о том о сём. Тут за окошком вдруг, будто тень промелькнула, подошел к окну одернул занавеску и стал присматриваться в темноту двора. За окном снег валит, дальше моего носа и не видать ничего. Ну, думаю, почудилось. Всякое бывает. Пошел обратно, взял шило да сижу дальше дело делаю.
Тут вдруг снаружи грохот раздался. Куры закричали, да стихло все. Подскочил я с испугу, побежал в сени, двери распахнул настежь. Тишина на улице, только лучина от ветра затрепетала. Гляжу, значит, следы у сарая какие-то. Схватил я лампу в одну руку, накинул шубейку да побежал к сарайке. Гляжу у входа следов натоптано, да следы все как у козла. Батюшки, никак черт ко мне повадился.
В сарае опять что-то затрещало, да захлопало. Схватил я вилы, что в сене торчали, отворил двери потихоньку, да лампой посветил. Нет никого, корова замычала, а куры гляжу в углу сбились. У курей перья повсюду, да кровь набрызгана так, будто потрошил кто. Повесил я фонарь на гвоздь, над головой. Одной рукой вилы держу, а другой крест на груди чеканю, отче наш читаю.
Подошел, значит к курям, батюшки святы. Похозяйничал кто-то, потрепал кур, головы оторваны да перья разбросаны. Тут сзади на спину мне как бросится черт поганый, вцепился в шею зараза. Я давай крутиться, вилы из рук выпали, ору на него, а он мне копытом в спину стучит. Тут я изловчился, отскочил назад да долбанул его спиной об стену где на крюках веревки весели, Заголосил черт как резаный, отскочил я от него, гляжу сидит спину свою чешет, скалится на меня зараза. Я аж в сторону отпрянул, первый раз черта увидал, страшный, черный как смоль, пятак как у свиньи и зубы желтые, морда в крови да перьях. Глазенками своими зыркает на меня, похрюкивает.
Тут как завизжит да дернется на меня. Попятился я назад, споткнулся да подле коровы упал, буренка моя в угол шарахнулась, а этот черт как кинется на меня да вцепился в горло и душит. Наклонился смерд, из пасти воняет, да слюнями в лицо мне каплет. Потемнело у меня в глазах, ну думаю, все приплыли. Дернулся я в сторону из последних сил да швыранул черта в сторону, тут моя буренка копытом ему в башку то и лягнула. Получил черт по башке, свалился с меня, обмяк. Видать хорошо прилетело то. Поднялся на ноги, попятился назад. Черт лежит, кочевряжется по сену, я стою, отдышаться не могу. Тут вдруг эта зараза поднялася да на меня поперла. Чую вилы под ногою, схватил их двумя руками, заорал что есть мочи, с разбегу черту в пузо да и воткнул.
Заверещал проклятый, дергаться давай, а я не дурак, вилами то его подпирать стал. Черт орет, а я поднапрягся, да на вилах и приподнял его и черенком об пол со всей мочи пристукнул. Проткнулся черт. Вилы в него как шило мое в валенки зашли, заткнулся да повис.
Висит значит на вилах, юшкой своею руки мне поливает. Оттолкнул я вилы, да черт и грохнулся на пол. Сел я значит на приступок, грязь по лицу рукавом размазал да выдохнул. Огляделся вокруг, лампа мерцает, в сараюшке аврал, кровища, перья летают да черт здохший лежит. Ну думаю, надо ж было такому приключиться, да еще в канун сочельника. С божьей помощью черт проклятый к своим чертячьим проотцам да и прибрался.
Больше чертей я никогда не встречал.