Я не знаю, как всё это удержать, я в этом милом цирке не сумасшедший жонглёр, я, скорее, дрессированный медведь. Сел на велосипед и сгорел, — бормочет Саня себе под нос.
Пока бежишь с работы на подработку, скользя и спотыкаясь в обуви не по сезону, думаешь: "Без кофе не вытяну". После какого по счёту эспрессо сердце скажет "моя остановочка"?
Если задержаться и задуматься, можно совсем свихнуться. День крутится, как бельё в стиралке, ни одна мысль не додумывается до конца.
Скверно, очень скверно. Прошлый раз в таком состоянии потерял папку с документами. Что на этот раз, себя?
Был студент Саня, осталось пальто у мусорки и два ботинка на проводах.
Может быть, те связки обуви, что иногда висят высоко на линиях электропередач, — это всё, что остаётся от очень уставших людей, которые однажды хватаются за ветер, поднимаются выше домов, сбрасывая боты, чтоб не мешали, и уходят спать на облака?
Какая муть придумывается, тьфу ты...
Ой.
Двери между вывеской "Изготовление ключей" и входом в магазин "Всё для сна" никогда не было, потому что был угол старинного дома: закрашенные граффити, зелень по фундаменту, узенькое окошко, а над ним — массивная козлиная лепная голова. Витые рога, борода откололась, левый глаз голуби засидели.
И на́ тебе: голова на месте, но не над окном — над дверью! Спать больше надо, Санечка, потому что если ты в общаге дверь с окном перепутаешь, на четырнадцатом этаже-то...
А дверь распахнута тяжёлой деревянной створкой внутрь, и в полутьме за ней тепло, и на улицу несётся острый, как нож в сердце, запах свежемолотого кофе.
Вот и шанс проснуться! Главное, чтобы сделали быстро, а не то конец котёнку: третьего опоздания за неделю начальство не перенесёт.
Внутри помещается крошечная витрина с какими-то явно крафтовыми сластями, массивная деревянная стойка и пара-тройка стульев напротив. Ничего себе кармашек, стильный. Как будто чья-то кладовка захотела пожить светской жизнью...
Всё. Хватит чепуху молоть у себя в голове. Кофе надо.
За стойкой девушка в чёрном, на обоих стульях — по человеку. Ну понятно, никакого нам "быстро". Задний ход — и валить отсюда. По дороге ещё будет ко...
— Здравствуйте! — кофемашина урчит и шипит, руки девушки так и мелькают. Кажется, что-то делается сразу на троих. Кофе льётся в два маленьких стаканчика, одна рука держит под носиком с горячим паром блестящую посудину с, кажется, какао, а другой...
А другой рукой она уже закрывает крышечкой стакан с чем-то готовым. Нифига себе! Только вспомни сумасшедших жонглёров.
— Я таки достала козье молоко! Второй день вас жду, садитесь же!
— Но я не... — вот, голова отказывает, ноги отказывают, бежать надо, а не в диалоги вступать! —
вы обознались. Я первый раз у вас.
— Нет, Саша, я ждала вас и не обозналась, — бариста говорит, а руки разливают, закрывают, отдают, считают деньги, машут по-дружески вслед уходящим — и вот на минуту возле стойки никого. Как это она? Как будто её трое минимум!
А прямо перед носом уже стоит здоровенный стакан с шапкой молочной пенки.
— Я, вообще-то, хотел двойной эспрессо попроси...
— А сердце спасибо скажет? За пятый с утра? Пей давай и беги. У тебя, вроде, пять минут осталось.
— Ну нифигашеньки себе! Раскомандовалась! — в голосе этой сумасшедшей так явственно слышатся интонации Лёли, старшей сестрицы, которую видел последний раз пару лет назад, что организм реагирует автоматически: отбрёхиваться, но слушаться. Такую попробуй не послушай: по уху съездит, не задумываясь.
Глоток — и внезапно под локтями не полированная стойка, а драная цветастая клеёнка на огромном кухонном столе. В одной руке — ломоть ржаного хлеба, в другой — большая кружка парного молока. Ничего ж себе спецэффекты!
— Везде успеешь, — успокаивающе говорит девчонка. Она теперь лет эдак на десять младше, в рубахе и джинсах, на руках держит ребёнка лет двух, а из-под ног у неё выскакивает ещё один, наперегонки с белым козлёнком.
— Ну ты попал, Санёк!
— ...В моё прошлое, — хитро ухмыляется девочка. —
Сейчас я тебе покажу, как бегать-поворачиваться!
Малыши получают по тарелке каши и увлечённо размазывают её друг другу по физиономиям.
— Тиль! — кричит мужской голос откуда-то из-за двери, — вы дома?
— Минутку, Сергей Николаевич, — отвечает девчонка-Тиль, гасит газ под огромной кастрюлей и с полотенцем через плечо бежит открывать.
Через мгновение кухня окончательно превращается в филиал ада, потому что из-под стола появляется второй козлёнок, малыши лупят друг друга ложками и плачут, а в кухню вваливаются раскрасневшиеся с мороза мужчина и пацан лет двенадцати. Мужчина пахнет крепким табаком, у мальчишки подбит глаз.
— Ооо, Тоха опять подрался, — вздыхает Тиль. — У меня там коза рожает, пойду гляну, ладно?
Снимает с плиты кастрюлю, ставит большую джезву на слабый огонь и исчезает. Малыши, перемазав кашей себя и козлят, бегают и ползают по полу, мальчишка дуется, мужчина ему что-то доказывает, очень тихо, но оживлённо.
Кофе начинает шипеть и подниматься, и тут Тиль влетает обратно.
— Получилось! — кричит и прыгает — поздравим Белку! Двое!
И, не переставая приплясывать, снимает джезву с огня, чтобы помешать.
...Внезапный раскатистый смех возвращает в реальность.
Кофе кончился, ржаной хлеб тоже.
— Ничего ж себе, это же я смеюсь, — понимает Саня.
Тиль крутится за стойкой, химичит что-то для пожилого угрюмого мужчины. Поднимает глаза, улыбается сердечно и хитро. Объяснений, значит, не будет. Но, кажется, они и не особо нужны.
Пять...четыре...три.... Перебегая дорогу на уже мигающий зелёный, Саня опять смеётся Подработка почему-то перестала казаться скучной. Скорее, манит предчувствием покоя. В конце концов, там под ноги не попадутся козлята и дети. Только робот-пылесос.
Автор - Елена Игоревна Нещерет