Сложные времена – кидает из стороны в сторону. С утра поднимаю голову от подушки – и жить неохота, и повеситься лень. И все равно живу, иду, чувствую, говорю даже что-то. Близкие все далекие, как звезды – вроде и светят, да не дотронешься рукой.
Далеко за плечами остается нечто большое и общее, а частицы его в руках все еще греют, живут. Кали Юга, холодная, серая, рычит, забившись в угол, ждет момента, чтоб броситься, и разорвать разом измотанное перепадами давления тело да излишне беспокойную душу.
Знаешь, порой кажется, что все зря, и просто хочется уснуть на 2 века, уткнувшись носом в свой воображаемый хвост. Может, я ненужная запятая в предложении, поставленная по ошибке безграмотным человеком? Но для запятой, пожалуй, уж слишком живая.
Живая, вечно подозревающая всех в чем-то – в протянутой руке мне виден будущий удар, и я инстинктивно скалю зубы. В молчании чудится укор или равнодушие – и захочется вдруг завыть на солнце, потому что на луну я не умею. Да и вообще выть-то не умею, только мяукать. Никто меня не обижает, но я сама способна отгрызть от себя нехилый кусок, считая, что никому, кроме меня, больно не будет.
С ними со всеми, близко-далекими, ужасно сложно. А без них в тысячи раз сложней. Как бы ни кусалась, ни рычала, а не будь их со мной, это ведь и не я бы была. По-звериному ворчу, что достало уже это, ждать их всех по вечерам и волноваться, что я им, ручная собачка, что ли? Показываю характер – пусть не смеют так считать. Но стоит только увидеть слезы на лицах, и уже не хочется ничего показывать. Плачу вместе с ними, и вот уж точно прирученная, не уйти от этого никак. Все чувства, старательно примятые, распрямляются, и веришь, что занесенная рука не ударит. Нет и не будет от лучших друзей ножа в спину. Наверное, именно за это стоит отдать им все.