Иллюстратор @urbanh.art
Громкий треск слился с торжествующим кликом Санти. Это наконец встала на место пружина в замке чемодана, крышка приоткрылась. Из щели потянуло мокрым деревом, солью и тиной, зашуршало прибрежными травами, песком, послышался плеск воды и крики чаек. "Море?" - все вопросительно смотрят на Марику. Та пожимает плечами неопределенно. В жесте - всё сразу: от "а я знаю?" до "чего ещё мы ждали". И впрямь, чего? Марика достает из чемодана белое перо, всматривается в него пристально,- "В любом случае, у нас скоро будет гость".
Колется что-то в кармане. Сунул руку - визитка. Своя. Последняя. Надо было новые у секретаря забрать, но Ольга то обедает, то у шефа, то в плановом с такими же золотыми рыбками щебечет: “Карасик, загляни через полчасика, тут дельце важненькое”. Для других всяких у нее дел нет. Всё “здравствуйте”, “пожалуйста” и “заходи, дорогой, чаёчком напою”. А ему- Карасик. “Помоги, Карасик, столик передвинуть”. “Карасик, ты плохо выглядишь, надо больше баиньки”. Или как сегодня: сидел, как дурак, ждал у приёмной, а она мимо проплывает такая: “Ой, Карасик, а тебя что, не предупредили? Не будет его. Что? С тобой? Нет, не смогу. Я не ем сегодня. На диете.” - и хохочет губами своими накрашенными, идеальными зубами сверкает, чешуей платья покачивает. И Серёгу из коммерческого под локоточек хватает: “Сергей Иваныч, такой у Вас галстучек сегодня, прямо к глазкам идёт. Какой у Вас вкус замечательный!” А какой же он замечательный, если от Серёги воблой разит на весь этаж? Рыбный он. Как и все в конторе. Столовка всю неделю сплошной рыбный день гонит. Шеф для японских инвесторов расстарался. Почему японцы - сразу рыба? Они, бедные, сами в шоке. Даже глаза округлились. Сегодняшнее совещание и вовсе отменено по причине срочного отбытия на рыбалку в рамках культурной программы. Вот - все здесь теперь. Прямо из офиса, как были.
Мерзнут, по песку в офисных костюмах ползают, от безделья друг другу косточки перемывают. Ольга шепнула Сёреге на ушко (думали не слышит): "Да чего он добился, акула бизнеса? Как плавал во втором косяке сбоку, так и плавает". И ведь права. Надоело плыть по течению. Да провались оно всё!..
Но всё решительно отказывается проваливаться. А вот сам он оступается в какую-то сырую яму, судорожно хватается за воздух, машет руками. Порыв ветра выбивает из пальцев визитку. Денис тянется за ней и падает окончательно. В воду. С головой. Его накрывает волной, ледяной, январской, сразу, целиком. “Что за дрянь! Это же финский. Откуда глубина?”, успевает подумать. И еще: ”Ботинки новые совсем...” Вода кругом, он весь под водой, бурной, серо-зеленой и прозрачной. “Я не умею плавать!” - зачем-то орет он. Но звука нет. Вообще нет ничего, кроме этой холоднющей клокочущей вокруг него водной толщи. В голове раздается насмешливый голос Ольги: “Ну что, Карасик, попался в сети?” Денис начинает барахтаться сильнее и сильнее, снова орет: ”Не хочу! Не надо! Отпусти!!!”. И тут милосердно наваливается темнота.
“Да отпускаю уже, отпускаю. Зачем так орать-то?” - слышит он сверху. Денис открывает глаза. Свет такой яркий, что приходится зажмуриться. Осторожно пробует опять. Над ним два склонившихся лица: мужское и женское. Оба в очках. Пижонские усы, бородка, короткий тёмный ёжик волос - парень говорит строго: “А ну, вдохни.” Карасик почему-то послушно втягивает воздух, закашливается. Усатый хлопает его по спине: “Жить будешь”,- поворачивается к девице, - “Кошь, ну он дышит. Дальше сама. Пойду я, топлива подкину”.
“Спасибо, Санти. Иди. Я бы всё сама, да он тяжелый, как сто китов.” - голос смеющийся, с лёгкой хрипотцой - “Эй, улов, ты как? Подняться можешь?”, обращается она к Денису - “Вот и молодец. Ты вставай уж давай, чего в луже сидеть?” А тот и впрямь в луже. По дорогущему костюму и ботинкам текут струйки воды прямо на дощатый пол. Пол чего? Полукруглая открытая площадка (терраса? помост?) застелена потемневшими досками. От них пахнет солью, тиной, солнцем и чем-то таким еще… Кофе же! Знакомый запах приводит в себя, будит сознание, фокусирует взгляд. Денис перестает бессмысленно открывать и закрывать рот, оглядывается по сторонам. Площадку огораживает парапет. В метре от него - пара высоких кресел и барная стойка. У стойки - спасительница сматывает длинную удочку, которая всё уменьшается, уменьшается в её руках. Усач сказал, её зовут...“Кошь?” - выдыхает парень.
“Ну, я-то Кошь. А вот кто ты такой?” - говорит она, убирая удочку в карман длинной коричневой юбки. Девчонка совсем. Лет пятнадцать, кажется. Ой, или сто пятьдесят? Не понять. Смотрит с прищуром, очки поправляет, волосами встряхивает, звенит серёжками, указывает на одно из кресел у стойки: иди, мол, что же ты? Денис поднимается, но снова плюхается мешком на пол. Ноги не держат. Кошь вопросительно поднимает бровь: “Чё как не мужик-то?” И это совсем крохотное движение заставляет его разозлиться, мобилизовать все силы, рывком вскочить на ноги и практически броситься к спасительному креслу, где он снова растекается (в прямом и переносном смысле). Кошь расплывается в улыбке: “Во, герой!” Вслух же говорит: “Так кто ты?”
“Кара… То есть, Денис”, отвечает Денис. Но глаза за очками прищуриваются еще сильнее, “Ты в этом уверен? Чем докажешь?” Парень начинает хлопать себя по карманам в поисках “документа” - спасительной визитки. “Не это ищешь?”- спрашивает Кошь и вытягивает из-под стойки размокший клочок бумаги. А на нем… На пропитанном водой кусочке картона почти ничего не прочитать. Карас..ен..ич… И всё. “Ну, да Денис так Денис. Какая, в общем разница. Сейчас и здесь ”,- Кошь, кажется, теряет к нему всякий интерес. Поворачивается спиной, извлекает с полки за стойкой банки и баночки, бормочет под нос что-то, кидает в огромную ступку по нескольку щепоток неведомо чего, продолжая бормотать, перетирает тщательно, иногда поднимая глаза наверх и снова склоняясь. Денису становится обидно. Он кряхтит, кашляет, ёрзает на кресле, потом выдавливает: “А где я вообще?” Кошь перестает молоть: “Что значит, где? В кофейне, разумеется. Сам же видишь”. “Но, таких кофеен не бывает. Уж я-то знаю” - парирует Денис, и сам пугается своей смелости под цепким взглядом. Кошь вздыхает, снимает медленно очки, произносит резко, “А мне кажется, не бывает таких карасиков, которые Денисами прикидываются. Которые на самом деле - просто мелкая рыба, случайно попавшая на крючок. И при том, очень тяжелая. От комплексов, обиды и прочих незначительных мелочей, которые почему-то считают важными”, в голосе - холодная сталь, в глазах - ледяное грозное море. На секунду Денису кажется, что он ни в какой не в кофейне, а все еще барахтается в зелено-серой воде. Он даже снова начинает хватать ртом воздух. “Хотя, может, ты не нарочно? А, Карасик?”, отступает волна, взгляд становится мягче, теперь в нём плещется любопытство. Кошь протирает очки подолом юбки, водружает обратно. В них бликами отражается свет, ”Определенно, ты не нарочно. С тобой что-то случилось, Карасик? Расскажи?” И от этой внезапной теплоты в голосе, от мягких грассирующих "эр", перекатывающихся в её выговоре, как мелкая галька в волне, Дениса будто прорывает. Слова теснятся, норовя хлынуть прямо сейчас. “Расскажу ей всё”, думает он, “Про то, как...Или нет, вот про это… С чего начать?” Она сама останавливает поток невысказанного - “Ой, нет, подожди. Не так будем.”
Кошь берет из-под стойки трубку допотопного телефона: костяная ручка, медные накладки. Через паузу произносит шелестяще, “Санти, прибавь немного. Пусть ярче светит. Да и кофе пора варить.” Потом Денису, “Сейчас теплее станет. Согреешься, слова оттают и сами скажутся. А не скажутся, так подумаются. Помолчим. Захочешь пройтись - давай. Вон тут сколько всего. А потом приходи назад, я тебе сделаю вкусно”.
Он кивает. Но из кресла пока не встать. Зато вокруг становится все жарче и жарче. “Как у бабушки, тогда” - , думает Денис. Воспоминания начинают греть изнутри, сушить все обиды, проблемы. Они выпариваются, съеживаются от этого огромного тепла, сохнут, сохнут… Побережье, окраина крохотного южного городка, деревянный дом бабушки Эммы. День пасмурный, бабушкина поясница обещает дождь. Она, охая и вздыхая, все равно принимается печь пироги, топит огромную печь. Ребята из двора орут: “Денчик, айда купаться!” “Куда, шелопуты? Холодно же! Не пущу”, ворчит бабушка. “Ба, да не полезу я. Только до берега с ними. Поиграем и назад. Там Лялькин батя лодку красит. Я помогу”. Кеды, ветровка, и, не дождавшись, пока бабушка ответит, бегом из дома. До берега рукой подать. Ух, и ветер! Но после бабкиного жара даже хорошо. Костик кричит на бегу, “Кто быстрей до лодки - первый ныряет!” Им-то что, с рождения в воде. А Денчик только на каникулах тут. Дома родители в бассейн записали. Тренер говорит, что такой топор, как он, в “лягушатнике” (бассейн для самых маленьких) до восемнадцати лет плавать будет. Но на берегу Лялька с отцом, Санычем, красят лодку. А значит - надо побеждать! Лялька - красивая. Как бабка говорит, “совсем невеста”. И хоть что пусть потом. Пусть и топориком, но первым. Первым!
“И что, добежал?” - слышит он Кошин голос за спиной. Денис обнаруживает себя у парапета. Полы сухого пиджака полощет ветер, руки раскинуты навстречу морю, и куда хватает взгляда - вода и небо. Внизу плещутся волны. Вверху ярко светится. Что? Облачно ведь. Он отворачивается от этой красоты, идёт обратно к стойке. “Почти”, говорит - “Первым пришёл. В Ляльку чуть не врезался. Затормозил резко. А кеды стертые, подошва резиновая, вперед пронесли, по песку мокрому заскользили. Шлепнулся прямо в лужу. А тут Костик подбежал и об лодку вперёд меня “забился”. Сижу в луже, колено содрал. Саныч руку подает, говорит: “Эх, ты, Карасик непутёвый”. И все ржут вокруг. Главное, Лялька со всеми вместе. Я от обиды ничего сказать не могу. Слезы предательские обратно в горло запихиваю. Они - купаться. Я постоял на берегу еще. И домой, к бабке поплелся. Один. Лялька потом замуж за Костика выскочила. А ко мне это прозвище, Карасик, так и прилипло. Навсегда”.
Кошь хмурится сочувственно. Потом лукаво смотрит на Дениса, произносит: “А точно навсегда? Уверен?” Берет красивую большую чашку, наливает в нее что-то белое, пушистое, оборачивается к изогнутой стене за спиной. Прямо из стены, поблескивая, торчит кран. Она поворачивает ручку, и в чашку льется густой, черный кофе, заполняя ароматом всё вокруг. Протягивает Денису: “Бери, и пойдем со мной. Я тебе еще кое-что покажу”.
Слева от стойки начинается винтовая лестница, опоясывающая граненую башню. Они поднимаются так долго, что у Дениса начинает кружиться голова. Кошь поминутно оглядывается и подбадривает его: “Давай, давай, еще немного, не отставай”, а сама идёт всё быстрее, быстрее и быстрее. Мелькают ступени, гудит башня, от неё исходит жар. И как только от этого вращения, монотонного гуда и темпа у Карасика темнеет в глазах, Кошь наконец говорит: “Всё! Пришли. Теперь смотри”.
Когда мир перестает вращаться, оказывается, они стоят внутри большой стеклянной комнаты. В центре - сверкает огромная линза. “Маяк? Для кого?” - удивленно выдыхает Денис. “Еще какой маяк” - усмехается Кошь, “Самый, что ни на есть. Кофейный. Ты кофе-то пей. Тебе надо и тут самое место”, помолчав, добавляет - “ А для кого?.. Ну, для кого как. Вот для таких не туда заплывших карасиков - точно нужен маяк. Чтобы приплыли, обсохли и вспомнили, что никакие они не рыбы, а… Кто ты, Дениска?”
Он делает большой глоток из чашки. Потом ещё один, и ещё. Кофе крепкий, немного сладкий и соленый, как ветер на губах, с пушистой упругостью… крыльев? “Вспомнил! Я не Дениска, не Денис, не Карасик я! Я Ден”, потом поправляется - “Вернее, был им. В институте. Там никто про Карасика не знал. И меня звали так. А после практики стал Чайкой Деном. Я даже стихи свои иногда так подписывал. Тогда”. “А! Значит, Чайка по имени Ден? Стихи, значит?” - говорит Кошь, “Вот так уже годится. Так что же ты тогда делаешь здесь, птица Чайка?” - она срывается с места, тащит за руку Дена к стеклянной стене маяка, распахивает её, словно форточку, “Лети! Лети же!”
Ден замирает на самом краю. Вдыхает морской воздух, выдыхает: “А если?..” “Допей кофе, и никаких "если" больше не будет. Секретный ингредиент такой. Чувствуешь, тепло? Это крылья", отвечает Кошь ласково. Обнимает, шепчет на ухо, как заклинание, - “Если не можешь больше плыть - лети!”. Ден делает последний глоток, возвращает Кошь кружку, раскидывает руки, слышит шелестение перьев (Крылья!Мои!), падает вперед. Ветер подхватывает его, парашютом надувает пиджак, братски треплет волосы, не дает упасть. Под ним свистит, шумит, звенит море.“Я лечу! Я Чайка! Я Ден! Ден! Ден! ”
День-день-день...Ден просыпается у себя дома от настойчивого звона. Телефон. Берёт трубку. На том конце - знакомый голос Хельги, радостный и взволнованный: “Ден, привет! А я звоню, звоню. Ты не отвечаешь. Думала, номер сменил. И вот… Как ты? Где ты? Ден, тут такое дело, мы экспедицию собираем. На полгода где-то. Ты нам нужен, Ден! Скажи, что свободен”. И он говорит. Говорит с чистой совестью: “Да, Хельга! Да, свободен. Совсем свободен. Когда? В десять на Сенной? Встретимся? Конечно! Я лечу. Уже лечу!”
Санти поднимается на маяк. Со скрежетом прогибает механические колени, прихрамывая подходит к Кошь. Та сидит в раскрытом окне, болтает босыми ногами и прихлебывает кофе из большой чашки. “Ну, просил же: окна не открывать, когда я кочегарю” - ворчит он,“Вылезай давай. Закупорю обратно”. “Подумаешь!”, фыркает Кошь, выползает из окна, встает на ноги, говорит нараспев, - “Кажется, дождь собирается”. “Да уж, конечно, собирается! Такой конденсат”. И правда, над побережьем сгущаются тучи, падают первые тяжелые капли кофейного дождя, стучатся в маяк. Кошь пальчиком стучит им в ответ по стеклу, потом немного дышит на него, чтобы запотело, и рисует чайку. И еще, подумав, выводит: “Не можешь плыть - лети”.
Автор ~ Юлия Бикинеева.