5 главных постановок балета «Ромео и Джульетта»
1940 год, Ленинград
В 1934 году, еще до того, как Сергей Прокофьев окончательно вернулся в Советский Союз, ленинградский ГАТОБ (бывший Мариинский театр) заказал ему новую оперу. Среди предложенных сюжетов была и трагедия Шекспира. Со временем оперный замысел превратился в балетный. Сценарий написали Прокофьев, драматург Адриан Пиотровский и режиссер Сергей Радлов, в то время постановщик нескольких громких спектаклей по пьесам Шекспира. Вместе они, совершенно в прокофьевском духе, задумали хулиганские переделки трагедии, и вот главная из них: в финале спектакля Ромео заставал Джульетту живой — веронские любовники не погибали, а Монтекки и Капулетти примирялись.
Несколько лет партитура пролежала под сукном, а когда ГАТОБ, уже ставший Театром имени Кирова, вернулся к задумке, дотошный хореограф Леонид Лавровский, которому поручили постановку, потребовал хулиганство прекратить: вернуть на место подлинный финал, выбросить одни номера, дописать новые, усилить состав оркестра — сделать все, чтобы получилась настоящая трагедия. Прокофьев сопротивлялся. Танцовщики и оркестранты, не привыкшие к подобной музыке, писали жалобы. По легенде, готовившая партию Джульетты Галина Уланова сочинила двустишие, ставшее знаменитым: «Нет повести печальнее на свете, / Чем музыка Прокофьева в балете». Раздраженный Прокофьев парировал: «Вам нужны барабаны, а не музыка». В день премьеры, 11 января 1940 года, воздух за кулисами искрил.
И все же спектакль показали с большим успехом. Джульетта — Уланова стала символом балета ХХ века, а работу Прокофьева признали одной из лучших балетных партитур, когда-либо написанных. Много позже по мотивам спектакля Лавровского сняли фильм, а сам спектакль, хотя и с некоторыми потерями, до сих пор идет на сцене Мариинского театра.
1965 год, Лондон
Все лучшее, что возникало в советской провинции, очень скоро оказывалось в Москве. В 1946-м ленинградского «Ромео и Джульетту» перенесли в Большой театр, Джульетту вновь танцевала Уланова, к тому времени перешедшая работать в Большой, а Лавровский стал главным балетмейстером театра. Десять лет спустя этот спектакль вывезли на гастроли в Лондон — то была первая зарубежная поездка главного театра Советской страны. Прием был ошеломляющим: британцы ночевали в очередях за билетами на «Ромео», а после спектаклей автомобиль с Улановой в буквальном смысле несли до отеля на руках.
В Европе распространилось нечто вроде «лихорадки “Ромео”»: все ведущие хореографы считали своим долгом поставить балет Прокофьева — и волей-неволей в отдельных чертах повторяли московский спектакль. Королевский балет Великобритании решил поступить честнее: в середине 1960-х туда намеревались перенести версию Лавровского — но советская сторона ответила отказом. Тогда амбициозный молодой хореограф Кеннет Макмиллан решился на собственную постановку и выиграл: спектакль и сегодня остается в числе бестселлеров и по мировой популярности может поспорить с канонической советской версией.
На премьере 9 февраля 1965-го главную женскую партию танцевала Марго Фонтейн. Великая балерина готовилась завершить карьеру: на тот момент ей было 45 лет (заметим, что в роли девочки Джульетты лондонцы когда-то видели 46-летнюю Уланову). Новый творческий импульс ей дали хореография Макмиллана и партнерство молодого Рудольфа Нуреева.
1990 год, Лион
Спектакли Лавровского и Макмиллана — большие балеты-драмы с крепкой драматической режиссурой и пышным историческим оформлением. Более или менее удачное копирование этих двух версий превратилось в повсеместную рутину: на разных сценах мира воздвигались похожие друг на друга арки и лестницы, Ромео в свободной белой рубахе и трико спешил к Джульетте, мечтательно сидящей на балконе в белом хитоне, а на рисованном небе Вероны горели звезды.
Хореографов французской «новой волны» 1970–1980-х, к которым принадлежит и Анжелен Прельжокаж, такой формат спектакля волновал мало. В балете, который Прельжокаж поставил для Лионского балета, танцующие герои окружены не псевдоренессансной архитектурой, а бетонной стеной с колючей проволокой и сторожевыми собаками. В этом тоталитарном государстве царят жесткие порядки: вооруженные дубинками полисмены то и дело вступают в стычки с оборванцами — обитателями мрачного гетто. Никакой вражды двух фамилий в спектакле нет. Бегства из этого мира тоже нет: в последние секунды спектакля Тибальд равнодушно обходит тюремный периметр, внутри которого в объятиях друг друга остались коченеть мертвые Ромео с Джульеттой.
Балет Прельжокажа вызвал протест меломанов: партитура Прокофьева недосчиталась трети всех номеров. Впрочем, волнения вскоре сошли на нет: спектакль быстро завоевал мировой успех, в том числе благодаря киноверсии. Российский зритель мог видеть этот спектакль на гастролях труппы Ballet Preljokaj в Москве в 1999-м.
2008 год, фестиваль Bard SummerScape
На ежегодном фестивале, проходящем под Нью-Йорком, в 2008 году впервые случилось то, что задумывали в Ленинграде в 1930-е хулиганы Прокофьев, Радлов и Пиотровский: Ромео и Джульетта отпраздновали свадьбу. Известный исследователь музыки Прокофьева и композитор Саймон Моррисон отправился в московские архивы, где разыскал клавир (фортепианное переложение) первой редакции балета с пометками для оркестровки — и тщательно восстановил музыку счастливого финала, заодно убрав из оркестра два десятка лишних музыкантов, что попали туда по требованию хореографа Лавровского.
Старую новую музыку доверили хореографу Марку Моррису. Его спектакль не принес пластических открытий и в целом выглядел весьма традиционно. Зато только в нем сегодня можно увидеть и услышать танец трех мавров — свадебный подарок, что преподносит Джульетте ненавистный жених Парис, а также финал, где мертвая Джульетта оживает, монах Лоренцо бьет в колокол и созывает Монтекки и Капулетти подивиться этому чуду и примириться (и здесь можно узнать музыку, которую Прокофьев использовал потом в Пятой симфонии). Кстати, называется спектакль Морриса точно так, как однажды Прокофьеву посоветовали назвать свой балет: «Ромео и Джульетта. По мотивам Шекспира».
2014 год, Антверпен / 2016 год, Екатеринбург
Вячеслав Самодуров, один из ведущих российских хореографов-классиков, придумал поместить действие балета вне конкретной эпохи: его Ромео и Джульетта — артисты, которые приходят на репетицию одноименного балета. Вместе с британским художником Энтони Макилуйэном хореограф придумал единую на весь спектакль декорацию — красную трехъярусную конструкцию, опрокинутую назад: больше всего она похожа на фрагмент шекспировского театра «Глобус», вынутый оттуда, словно кусок пирога. Другая находка, по которой с первого взгляда можно отличить этот спектакль от множества других «Ромео», — костюмы: современного кроя наряды украшены принтами полотен эпохи Ренессанса.
И, хотя в балете Самодурова нет ни арок, ни звездного неба, ни Джульетты в белом хитоне, многие черты канонических версий в нем сохранились — есть и бои на рапирах, и роскошные массовые сцены, и тщательно разработанные, реалистичные игровые эпизоды. Главное же, что Самодуров привнес в «Ромео», — насыщенный танцевальный поток и мощный энергетический заряд. Спектакль можно увидеть в Екатеринбургском оперном театре почти каждый месяц, хотя билеты надо покупать заранее.