начало повести читать здесь https://zen.yandex.ru/media/id/5cfb58aaffef1800aea8d36b/laska-chast-i-5e25e71211691d00b40715f9
II часть повести здесь https://zen.yandex.ru/media/id/5cfb58aaffef1800aea8d36b/laska-chast-ii-5e440757a946de2f8afad698
СХВАТКА
К весне Ласка осмелела.
Однажды, сгорая от любопытства, она протиснула лапу в щель, и дверь в коридор отворилась. Кошки лежали у входа, перегородив путь. Увидев рыженькую, Милка лениво подняла голову. Белка дремала, но от скрипа рассохшейся двери открыла глаза. Широко зевнув, вскочила на лапы и сладко потянулась. Умирая от страха, Ласка проскользнула мимо неусыпного дозора к лестнице и со всех ног ринулась вниз. Опомнившись, кошки побежали вдогонку.
Под столом, покрытом длинной скатертью, Ласка затаилась. Вбежавшая следом в гостиную Белка принялась крутить головой, разыскивая рыжую среди мебели. Она подошла совсем близко к тому месту, где схоронился бедный котенок, и, неожиданно для себя, Ласка вонзила в кошку острые когти. Почувствовав в лапах теплый шерстяной бок и перепугавшись собственной дерзости, дала деру. Соображая в лихорадке, где бы ей понадежнее стоило укрыться, заметалась по залу, как пламя, сокрушая все на своем пути, и с разбегу запрыгнула на стол. Опрокидывая посуду, книги, очки, большими прыжками проскакала до дивана, желая спрятаться среди мягких подушек. Но вдруг передумав, зацепилась за шторку и вскарабкалась до самого потолка. Свесилась сверху, как птичка.
Внезапно Ласка рассердилась. Уже столько времени она одна-одинешенька сидит в ванной комнате и неизвестно, сколько времени ей еще придется быть в изоляции, если она не покажет противным кошкам, что с ней, маленькой, тоже стоит считаться. Что может случиться, если нынче днем она останется с ними в гостиной? Разве – хоть каким-то образом! – это событие отразится на их благополучии? Неужели своим присутствием она испортит серым дворнягам аппетит?
Ласка решительно спрыгнула вниз. Широко расставив в стороны лапки с выпущенными коготками, отскочила от ковра, как мячик. Громко зашипела. Испугавшись прыти рыженькой, Белка на всякий случай увернулась, предвидя возможный удар, но Ласка настигла кошку в прыжке и, продрав ей бок, укусила за спину. От боли, но больше - от возмущения - Белка завизжала так, словно ее ошпарили кипятком, и, рассвирепев, грозно двинулась на обидчицу. Обхватив котенка сильными, натренированными лапами, придавила к полу. В бешеном вихре они закрутились. Подоспевшая на подмогу Милка в бой не вмешивалась, а, сидя в сторонке, с интересом следила за исходом состязания.
Вырвавшись из крепких лап, Ласка наскочила на Милку, сильно рассердив и ее. Бабушка бросилась на котенка. Шипя и изворачиваясь, киска что было мочи била кошек. Острыми, едва подросшими зубами, драла им шерсть. Она была ловкая и легкая, но силы были неравными. Мешая друг другу в схватке, больно царапаясь, кошки хрипели от злости, азарта и удовольствия. Запутавшись в клубок, с наслаждением трепали Ласку-котенка, как мышь, добычу. Было слышно, как лязгают зубы. От слез, боли и обиды рыженькая задыхалась. Обессилев, поджала хвост и пустилась в бегство на кухню. Здесь она привычно запрыгнула на любимый шкафчик, и всклокоченная, с рваным носом, свесилась с него, как птичка.
Зализывая раны, кошки уселись на полу неподалеку. Ждали, когда, проголодавшись, Ласка спрыгнет к тарелке.
И хотя рыженькая спустилась вниз, лишь когда в доме появились хозяева, произошедший событие заставило кошек изменить свое отношение к новенькой и уступить ей место рядом с собой у тарелок.
Теперь утром, заслышав шаги Хозяина, Ласка первая устремлялась завтракать, а кошкам-старожилам ничего не оставалось делать, как нехотя расступить ряды и, недовольно рыча и ворча, поспешить вылакать молоко и проглотить корм – пока шустрая Ласка не залезла к ним в миску.
Ласка спешила, жадничала, хотела наесться впрок. Ей по-прежнему казалось, что еды не хватит и настанет час, когда ей снова придется подбирать с земли пустые колосья и грызть кору замерзших деревьев, а от голода у нее будет протяжно гудеть в животе. Никому не уступая свою порцию, она, урча, совала нос во все миски; выхватывала сухари из-под носа у нерасторопного Васьки, стягивала кусочки мяса с тарелки у строгой Белки и даже слизывала вкусное желе у Милки-бабушки, которые лишь возмущенно рычали от наглости рыжей бестии. Ласка все еще опасалась, что кошки прогонят ее и торопилась первой подобрать с пола остатки еды; до последней вкусной капельки вылизать все тарелки.
БЕДА
Маленькой Ласке было неясно, какая между хозяевами пробежала кошка, но в чудную новогоднюю ночь смутное предчувствие приближающейся опасности пронзило ее сердечко. Огорчившись размолвке супругов, она поняла, что над домом, где прижилась и который полюбила, нависла беда.
Беду звали Олечка.
Звонкий смех Олечки Ласка услышала из-за забора.
Наблюдая за воробьем, прилетевшим в беседку поклевать хлеба, рыженькая с неудовольствием отметила, что Хозяин накрошил птицам, даже не подстелив газеты, и удары их твердых клювов повредили деревянную поверхность стола. И эти неблагодарные птицы еще его и запачкали!
Воробей был начеку. С опаской посматривая на притихшую Ласку, он мелкими прыжками-перебежками приближался к еде, воровато хватал крошку и тут же, боясь угодить кошке в лапы, отскакивал от кормушки на приличное расстояние; усаживался на перила, чтобы проглотить хлеб. Стоило Ласке дернуть усами или же стрельнуть ушами, воробей и вовсе взлетал на елку – пока голод не заставлял вернуться обратно.
Олечка вошла во двор и стала всему удивляться: и елке в сверкающих снежинках, и высокой березе, и ясному небу над головой.
– Небо-то! Небо! Посмотрите-ка! – Олечка вскинула руки, отчего ее заячья шубка задралась и стала еще короче. – В городе небо серое, утомленное… А воздух! Боже мой, воздух! – Олечка глубоко вдохнула и закружилась по дорожке, восторженно запрокидывая голову к небу.
Ее вздернутый носик и круглые щечки от мороза порозовели, светлые пряди волос выбились из-под шапки и лежали на лбу завитками. От легких невесомых шагов запел-захрустел снег.
– В городе серые будни, совсем нет солнца. Да, да! Я заметила, – она серьезно посмотрела Хозяина, который восторженно следил за ее движениями, любуясь свежестью гостьи, ее молодым задором, радуясь и яркому дню, и радости Олечки, – уже целый месяц я не вижу солнца. Все время на небе тучи. Тучи ли? Мрачные улицы в сизой дымке... Ой, киска! – вдруг увидела Олечка Ласку. – Хорошенькая… Рыженькая… – Она потянула руку в варежке, чтобы погладить котенка.
Холодная кисть гостьи остро ткнула Ласку в бок, и она нехотя спрыгнула с перил беседки на заснеженный пол.
– Это Пиня, – сказал Хозяин. – Новенькая, прибилась недавно, прижилась… Может, кто подкинул…
– Как же рыженькой повезло! – громко охнула Олечка. – Попасть в такой дом, к таким людям! Прямо как в сказке! Пиня, – Олечка наклонилась к кошке, – ты хоть понимаешь, глупенькая, как тебе повезло?
– Думаю, не понимает, – засмеялся Хозяин. – Свои кошки недобро встретили, затрепали беднягу – врагу не пожелаешь. Многое киске испытать пришлось… Пиня – боец.
Ласке стало обидно. Оказывается, для Хозяина Милка, Белка и Васька – это «свои» кошки, а она, златоглавка, Хозяину до сих пор чужая? Почему он так говорит?
– Но как без солнца жить? – Гостья вопросительно посмотрела на Хозяина из-под пушистых ресниц. – Дома темные, деревья серые, тротуары закопченные гарью. Угрюмые люди мчатся, как роботы, ничего не видя перед собой, вжав голову в плечи…
Олечка широко расставила ноги и согнулась крючком, показывая, как ужасно в городе бегут по делам люди-роботы, зашагала по тесной дорожке, едва почищенной от снега, серьезно рискуя поскользнуться на льду и свалиться в сугроб.
Она показывала отвратительную картинку городской жизни, а яркое солнце блестело в ее глазах и зубах, играло завитками волос на лбу и золотом переливалось в капроне чулок на коленках. Острые носы и высокие голенища сапог дразнили сиянием.
– А куда бежим – сами не знаем… и остановиться не можем. Почему так? - обратилась она к Хозяину. - Скажите! Вы такой человек… Есть ли то, о чем вы не знаете?! – Олечка пылко взглянула.
– Суета… – протянул Хозяин и расплылся в улыбке.
Внезапно Ласка почувствовала злобу.
Когда на высоких каблуках Олечка засеменила по дорожке, рискуя упасть в сугроб, она заметила, как у Хозяина восхищенно поползли вверх брови и широко распахнулись глаза. Взгляд затуманил дурман, а губы сложились в странную улыбку – нет, не ту улыбку, которую она так любила в своем человеке-горе: тихую, теплую улыбку родного существа, а в азартную усмешку беспощадного охотника, увлеченного жертвой.
Он кивал и охотно соглашался с Олечкой, говорил о том, что человеку противоестественно жить в мегаполисе, и никакие блага цивилизации и культурный потенциал большого города не восполнят необходимости дышать чистым воздухом, ходить босиком по траве, слышать по утрам пение птиц, – а лишь это делает его нравственно богатым. Земля, закатанная в асфальт, сизый городской дым, окрашенные выхлопами сугробы – среда, в которой человек постепенно превращается в бездуховную сущность.
– Представь себе, Олечка, – восклицал Хозяин, – наша одинокая планета – маленький шарик - мчится в ледяном пространстве черного космоса, и лишь на расстоянии трех или четырех километров от нас… Каких-нибудь три с небольшим километра, ты понимаешь, сверчок? – спрашивал он растроганно, протирая увлажненные от умиленья глаза. – Представь себе… во-он до того леса, – нежно взяв Олечку за плечи, он развернул гостью к лесу, показывая вдаль. – Лишь это пространство и пригодно для жизни… Все остальное – жёсткое излучение, вакуум, смерть…
Вглядываясь вдаль, гостья замерла, и на секунду ее сияющее лицо омрачила тень. Вслед за Олечкой и Ласка задирала голову к небу, пытаясь представить вверху над собой те таинственные километры, где сосредоточена жизнь.
– Как же люди глупы! Боже мой, как глупы! – восклицал Хозяин, – Думают, что природа – чистый воздух, вода и пение птиц… Это душа, сердце…
Хозяин говорил умно и пламенно о чем-то очень возвышенном, а сам плотоядно смотрел на красивую гостью, и из глаз его лился хищный космический блеск. Ласка-глупышка, которая впервые услышала про излучение, вакуум и страшный мегаполис, в котором живут бедные люди, вдруг сильно занервничала, уловив в словах дорогого Хозяина схоластику, страшную ей. И от волнения у нее зачесались и бок, и спина.
Потом рыженькую до глубины души возмутило, как смело Оля-сверчок хозяйничала на кухне: резала хлеб, доставала с полки сахар и чашки, запаривала кипятком в чайнике траву. Убирая непокорные пряди с лица, гостья смеялась над шумно влетевшими с мороза кошками, которые терлись о ноги, попрошайничали, не давая ступить. И этот веселый смех Олечки – гортанный, призывный, клокочущий – неприятно рвал пространство жилища, разбивая уют в доме.
Когда Олечка наклонилась к Ласке в намерении угостить колбасой, рыженькая укусила ее за палец.
– Ух ты, злая! – Олечка отдернула руку и сердито толкнула Ласку ногой.
– Пиня, не дерись! – пристыдил киску Хозяин. – Больно цапнула? – Он взял в свои руки Олечкину ладошку и осторожно подул на розовый пальчик.
На обиженном лице девушки застыла недовольная гримаса, а в ярко-синих глазах проступили слезы-горошины.
– Дурешка! Не плачь! – Хозяин с нежностью погладил Олечку по щеке. – Глупая Пиня! Привыкла нападать и обороняться. Столько невзгод вынесла. Не сладко было, коты драли… Робкая, зашуганная, по стеночкам на полусогнутых пробиралась, зато сейчас – смотри-ка! – подросла, осмелела… Не обижайся на нее, сверчок! Пиня хорошая… – Он потянулся под лавку, собираясь вытащить киску, но Ласка, зашипев, укусила и его.
– Надо рыжую наказать, – сдвинув брови, сердито сказала Олечка. – Давайте выставим дерзкую на улицу. Смотрите-ка! Она мне чулок порвала… – Олечка показала дыру на коленке.
– На улице холодно, – нерешительно произнес Хозяин и виновато посмотрел на гостью.
– Тогда дверь в гостиной закроем, пусть рыжая в коридоре посидит, подумает над своим поведением.
И Ласка очутилась в темной прихожей.
От оживления веселой Олечки дом, тишину и спокойствие которого лишь изредка нарушали скандалы, устраиваемые кошачьим семейством, споры Хозяйки с мужем да Сонечкины забавы, пришел в движение. Захлопали двери, застучали каблучки, загремела музыка. Беспокойный смех Олечки переливался из кухни в прихожую, от порога – в зал, повсюду слышались ее шаги, удивленные вскрики и оханья. Подпрыгивая и пританцовывая, она весело заскользила по паркету в гостиной, но вот уже скрипнули половицы, и Олечкин голосок взлетел от лестницы к чердаку, звонким эхом раздался в сводах крыши. Оттолкнувшись от балок, снова вернулся вниз, оглушив зал.
Ласка угрюмо сидела за дверью и видела сквозь щель лихорадочное мельтешение света. Ее маленькое сердечко колотилось от негодования. Она сердилась на Хозяйку и Сонечку, которые долго не возвращались домой из страшного мегаполиса, хотя уже пришло время. Рыженькая очень ждала их и знала, что только противный голос Хозяйки мог разом прекратить и Олечкин безумный смех, и дикие шаги по паркету, и вскрики, и умиления, и оханья.
Чтобы заглушить тревогу, Ласка встала на задние лапы и со злостью принялась драть когтями дверной косяк. Она чувствовала, что живая, веселая гостья не прочь поселиться в их доме – как и Ласка совсем недавно страстно желала того же –, и ради этой возможности нацелена биться до смерти не только с Хозяйкой и Сонечкой, но и с самим Васиссуалием. И кому, как не Ласке было знать, что если новенькая всерьез задумает здесь остаться, никакие коты и кошки ей не станут помехой.
На крючке в прихожей болталась Олечкина заячья шубка, и эта чужая шубка и черные сапоги с острыми мордами, так похожие на свирепые морды собак, от которых Ласка недавно спасалась, очень беспокоили. Впервые рыженькая сердилась на своего обожаемого Хозяина – и невыносимо тяжело было у нее на душе.
Хотелось скулить – совсем, как собаке.
ХИЩНЫЕ СЛЕДЫ
В тот день, когда гостила Олечка, Хозяйке до позднего вечера пришлось задержаться в городе. Когда она вернулась, то с самого порога почувствовала в доме неладное. И хотя в прихожей не было Олечкиных сапог с острыми мордами, дом погрузился в тишину и покой, а в трубе по-прежнему заунывно пел ветер, чутким носом из воздуха Хозяйка вдохнула опасность.
Насупившись, Васька сидел на ковре в гостиной и, сердясь, драл шерсть с собственного брюха. Он не лег, по обыкновению, рядом с Хозяином на диване, хотя тот листал любимый журнал. Белка с Милкой свернулись в клубок у батареи, но слишком отчаянно лизали друг другу морды, стараясь угомониться.
Услышав, что Хозяйка с Сонечкой затопали по крыльцу, Ласка с пронзительным писком выскочила из-под лавки, куда в непонятной тревоге забилась, ожидая их возвращения, и что было прыти помчалась к порогу, на звук шагов. Жалуясь и возмущенно крича, она терлась о ноги, не отходя от женщины ни на минуту. И Милка с Белкой прибежали следом, радостно мяукая. Как ни сердилась на кошек Хозяйка, ни хваталась за тряпку, чтобы надоедливых от себя отогнать, они путались под ногами, не давая ступить, а потом выскочили за ней во двор, несмотря на темноту и стужу.
Всматриваясь в ночное небо, слушая, как где-то вдали, на окраине поселка, согреваясь, ухают собаки, Хозяйка пила-вдыхала сладкий морозный воздух.
Когда из-за тучи выплыл месяц, на снегу стали видны маленькие отпечатки Олечкиных сапог, острые гвоздики-шпильки. И хотя Васька-толстяк развалился поперек дорожки, загородив проход, а потом заелозил, пополз, поднимая снежный вихрь, а на него сверху прыгнула Белка, и они заигрались, закувыркались у ног женщины, заметая хищные следы, Хозяйка увидела зловещие отпечатки и громко вскрикнула. Судорожно схватив воздух, безвольно бросив вдоль тела руки, медленно спустилась в сугроб. Вокруг прыгали кошки, а она сидела в темноте, окутанная лунным сиянием, и из глаз ее по бледным щекам, к мертвенно-синим подрагивающим губам текли горячие ручейки. Застывая, стеклянные слезы превращались в сосульки – казалось, Хозяйка покрывалась льдом.
Выплеснув в космос обиду и боль, она вернулась в дом и замолчала. И всем стало еще тоскливее.
ЛЮБОВЬ
Солнце лизало снег, рисовало тонкий узор в сугробах, земля освобождалась от ледяного панциря – и вскоре с пригорка шумно помчались ручьи, оглашая деревню веселым журчанием. В запрудах отражалось глубокое небо – сверкающие лужицы казались бездонными.
В беседке-столовой сменились постояльцы. Поклевать хлеб прилетали не только привычные Ласке воробьи и голуби, но и совсем незнакомые птицы с забавными хохолками, которые, шумно хлопая крыльями, ликовали – по воздуху плыл звон колокольчиков.
Приближение весны Ласка уловила по радостному, оголтелому крику пернатых, которые радовались теплу, и по щекотанью в носу сладковатого запаха талого снега.
Горизонт раздвинулся. Влажное дыхание земли волновало, возбуждало кровь, влекло к приключениям. Внутри живота Ласка вдруг ощутила тревожную истому и странные толчки – словно кто-то неведомый поселился в ее чреве и прогонял прочь со двора за высокую ограду, на едва прогретый весенний воздух. Рыженькую тянуло на поляну, обласканную солнцем, под яркую лазурь неба, куда в полдень приходили понежиться измаявшиеся от долгой зимы четвероногие.
Сидя у порога, она ловила с улицы дразнящее дыхание весны и терпеливо ждала, когда распахнется дверь и незаметно от домашних ей удастся улизнуть на волю.
Утопая в грязи, прыгая через лужи, Ласка радостно помчалась к проталине. На трухлявом дереве, с которого сошел снег, лежали Милка и Белка, а неподалеку, на подсохших комьях глины, дремали незнакомцы – коты и кошки всех мастей, сбежавшие на поляну с округи. Они жмурились, грели бока, вдыхали сладкий воздух, лениво потягиваясь от удовольствия. От земли шла испарина.
Когда Ласка несмело приблизилась к компании, четвероногие раздвинули ряды, уступая ей место.
За зиму Ласка подросла и похорошела. Бока округлились, тонкие позвонки скрылись под плотным подшерстком, а рыжая шерсть на спине, причудливо переплетясь с большим черным пятном, ярко заполыхала. Кошечка стала красавицей. Она пристроилась на пеньке рядом с Васькой. Сверкнув глазками, которые в лучах солнца казались изумрудными камешками, с любопытством осмотрела сородичей.
Васька линял, чесался, шерсть клоками сползала с его длинного тела. Пытаясь избавиться от ненужных волос, он кусал себе лапы, живот и везде, где бы ни пристраивался, оставлял подле себя шерстяную подстилку.
Когда на проталину приковылял Черт, четвероногие расступились. Сиамец задирался, перескакивал с кочки на пень, с места на место, что-то по обыкновению бормотал, жуя обкусанные усы, но никто с ним не спорил. Все привыкли к причудам кота и не замечали его дурной характер: воздух был напоен негой и ленью.
В один из весенних дней на поляне Ласку заприметил лоснящийся Борька – тяжелый породистый кот с серебристой шерстью и бойцовскими лапами. Борька был крупный, но мягкий и плюшевый, как сонечкин медвежонок. Ласка не знала, куда спрятаться от настырного взгляда Борьки, который смотрел на нее так же дерзко, как Хозяин на Олечку, когда зимой в заячьей шубке она прыгала по дорожке.
Странное дело! Теперь этот плотоядный взгляд беспощадного охотника кошечке был приятен. От Борьки на Ласку надвигался волнующий жар. Купаясь в его животном тепле, она таяла, сочилась и чувствовала, как с током соков в ней пробуждались дотоле неизвестные желания.
Очень хотелось, чтобы бесконечно долго плыл-звенел день, грело-нежило солнце, а плюшевый Борька сидел рядом с ней на проталине и, подрагивая усами, ласкал рыженькую темным взглядом бездонных пристально-хищных глаз с поволокой.
Ласка влюбилась.
Когда наступал вечер, ей делалось нестерпимо одиноко, грудь разрывала тоска и чтобы заглушить ее, рыженькая рвалась на улицу, в голубую дымку сумерек – к Борьке.
Всю весну Ласка бегала к коту на свидания.
Борька терпеливо поджидал ее в густых ветках горько пахнущей туи. Радостью наполнялось сердечко, когда киска спешила в темный сад, навстречу горящему взгляду влюбленного друга.
Сияли звезды над головой - далекий космос был таинственно-страшен, но оттого не менее прекрасен, от земли шел дурман разнотравья. Кот мурлыкал, пел-токовал – Ласка от счастья сочилась.
ПРЕДАТЕЛЬ
Когда в саду буйно расцвела сирень, а ночи стали светлее и короче, Борька исчез. По-прежнему до самой зари Ласка ждала его под кустами, вдыхая липкий запах цветов, смешанный с горечью хвои, с тоской вглядывалась в космическую даль – блистательную, и обманчивую.
Орал Черт, пищали комары, в зарослях шиповника затаилась Белка-охотница. Природа пробуждалась от спячки и одаривала кипящим благоуханием каждого, а душа маленькой Ласки изнывала от печали – в эту весну рыженькая впервые познала горечь разочарования.
Спустя время она увидела Борьку токующим на поляне – кот ласково смотрел на черненькую Одри.
Все, как могли, Ласке сочувствовали.
За измену подлецу Борьке кошки устроили бойкот. Теперь, направляясь на поляну, обольстителю приходилось делать большой крюк по деревне. Чтобы не попасть под тяжелую лапу свирепого Васьки, он задворками обходил улицу и дом, где жила Ласка. Василий хоть и был чрезвычайно умен и понимал в теории неизбежность случившегося, чутким кошачьим сердцем всецело разделял горе рыженькой – может, потому, что сам был бездетен?
Жалея Ласку, Милка охотно уступала ей место подле отдыхающей в кресле Хозяйкой. Белка первой угощала теплой, свежесловленной мышью, а Васька, на удивление домашним, вдруг подружился с Чертом: причуды и дурной характер сиамца в сравнении с коварством непутевого Борьки теперь казались забавами и детской шалостью.
И к зудящей Хозяйке Васька стал проявлять снисхождение, хотя недавно в сердцах – за то, что сметану вылакал – она лупанула кота скрученным полотенцем. И очень тосковал Васиссуалий по временам, когда женщина была ласковой и замечательно смеялась. Шерсть чесала ему – нежно, не сильно драла. И на коленки брала приголубить.
Дни были наполнены хлопотами, суетой. Во дворе кипела жизнь, которая и отвлекала рыженькую от тяжелых мыслей о Борьке. Многое для Ласки было в эту весну впервые.
Земля прогрелась, и из норок на солнышко вылезли майские жуки и толсто зажужжали – она с любопытством наблюдала за их перелетами. В канаве веселились лягушата, и их квакающее многоголосье смешило и забавляло. Привлекая бабочек и шмелей, на клумбе мощно рванули маки. Ласка видела, как сначала на тугих стеблях, похожих на стрелы, набухли пушистые коробочки. Наливаясь соком, цветы с каждым днем тяжелели и однажды взорвались, не выдержав натиска силы. Из белесых коробочек выглянули трепетные лепестки. Цветки быстро расправились и вскоре, как факелами, клумба заалела яркими языками пламени – казалось, в саду вспыхнул огонь.
Вскоре в гнездах появились птенцы, и двор огласился тревожным щебетом – это забеспокоились синички, не спускавшие с Васьки глаз, который прогуливался по дорожкам.
Под яблоней завелся крот, и Хозяйка стала отчаянно хлопотать, принимая срочные меры к спасению дерева: заливала водой нору, чтобы прогнать грызуна за ограду.
Особенно тоскливо и одиноко Ласке делалось с заходом солнца. День затухал. Как туманом, сад заполняли сумерки. На конце деревни грустили собаки. Шелестела – лепетала – листва.
Поджидая мужа, в беседке тихо вздыхала Хозяйка. Куталась в теплый платок, вслушивалась в пустоту усыпанного звездами неба. Муж задерживался. Эти безысходные вздохи почему-то больше всего расстраивали Ласку.
Уж лучше бы Хозяйка шумела и гневалась, думала Ласка. Замахнулась бы тряпкой на Ваську – из-за дружбы с сиамцем, рассердилась бы на нее – за горшок с цветком, который с подоконника скинула на пол. Или Сонечку бы поругала – за платье, которое дочка испачкала глиной. Хозяйка тихо вздыхала, будто всхлипывала, смирившись с неизбежным одиночеством, и с каждым глотком воздуха, казалось, из нее уходила жизнь.
У Ласки чесался бок. До слез было жаль, что дорогому Хозяину зачем-то понадобилось любить весь свет, каждого в городе, хотя и без страшного мегаполиса им прежде неплохо жилось.
Тоскуя о предателе Борьке, она прижималась к Хозяйке, а та нервными, слегка подрагивающими пальцами щекотала рыженькую за ушком, у шейки, стараясь пригреть. А Ласка, в свою очередь, хотела утешить строгую женщину, очень понятную ей, и о многом сказать, хотя не была так умна, как ученый кот Васька. Но рыженькая была пытлива. Наблюдая, как каждый день над лесом поднимается солнце и, набираясь сил, тянутся вверх ростки, Ласка безошибочно уловила, что в подобном течении событий заключен неодолимый ход времени.
Сердиться на подлого Борьку, непутевого Черта или на любимого Хозяина за то, что они полны жизни и любят весь мир без границ и заборов – все равно, что протестовать против прихода весны.
Как бы ни свирепствовал мороз, тоскливо ни завывало в трубе, все равно после долгой стужи раздвинется горизонт, яростно зазвенит капель, и на теплую поляну со всех концов деревни потянутся коты и кошки – и в этом ничьей нет вины…
В этом – замысел жизни…
Драчунья Ласка – неразумный котенок – о многом могла бы поведать. Вслушиваясь в тишину печального сада, колючим языком скребла-лизала Хозяйке руку.
Сказала же Сонечка – незлая киска, хоть и дерется. Ласковая…
ОСЕНЬ
Вслед за жарким летом пришла золотая осень. Щедрый, богатый урожай родили яблони. Тяжелые ветки склонялись к земле и тянулись налитыми плодами к каждому, кто заходил в сад. Источая аромат, яблоки падали и катились по траве, привлекая внимание кошек и ежика.
В плетеной корзинке под деревом сидели котята.
- Ребята, зверята! - радовался Хозяин, запустив руку в коробку. - Сонечка! Посмотри! Мой - серенький, серебристый.
- А мой - рыжик! Огненный! - Дочка хлопала в ладоши.
- До весны поживут с нами, окрепнут, подкормятся, а там видно будет, - рассуждал Хозяин, прижимаясь щекой к пушистому комочку. - Не прогонять же... Осень...