Публикую часть книги : ЕВГЕНИЙ ЛУНДБЕРГ «ЗАПИСКИ ПИСАТЕЛЯ». ныне она стала библиографической редкостью, но найти все можно, если приложить усилия. Это фрагмент, на мой взгляд, хорошо показывает историческую правду стлетней давности.
Фрагмент из книги ЕВГЕНИЙ ЛУНДБЕРГ «ЗАПИСКИ ПИСАТЕЛЯ».
ЧАСТЬ V 1919 - 1920 годы.
Декабрь. — Хутор.
… Прелюдия к конфискации оружия — свирепая солдатская брань, пальба в воздух в разных концах села и свист нагаек. У старика Пантелея подбили глаз. Степан позорно бежал с десятком синяков на мельницу. Семен возмутился щелканьем нагаек, оттолкнул обидчика и крикнул:
— Что мы — скот, что ли?
— А скот, — спокойно подтвердил поляк. Семен был арестован, приведен в господский дом и избит до полусмерти. Затем его кинули в снег, дали очнуться и, не тревожа избитых ребер, груди и спины, надавали ему пощечин до того, что глаза запухли.
— Ступай и помни, что ты быдло есть, быдлом и помрешь.
Трусливые снесли десятка полтора винтовок. С десяток их нашлось по доносам рассорившихся соседей. И только. Солдаты озлоблены тщетою поисков. В отместку крестьянам офицеры отдали приказ отбирать «казенные вещи». Это сигнал к грабежу.
Как известно, сельской России не во что одеться. Единственное, что у нее есть для буден и праздника, — это солдатское, принесенное с фронта белье и солдатская одежда. Женщины сшили себе платья из солдатских мешков. И это отбирают. На выбор, что получше. У учителя берут детские штаны и офицерский пояс. У меня — театральный бинокль и шерстяные вещи. Мы спорим. Нам грозят прикладами. Из села доносится чей-то звонкий вопль. Кого-то пугают выстрелами в воздух. У Ксенофонта отобрали брошенную ему красными, взамен взятой под обоз, лошадь. Но отдают за выкуп — едва ли не в третий раз приходится ему откупаться. Слова «двадцать пять» — предполагается: ударов шомполом — висят в воздухе.
Вечером встречаемся с соседями и приятелями. Общее чувство бесправия и брошенности.
Поделом вам: не поддержали Петлюру, — говорят одни.
— Что Петлюра, — возражают другие. — Петлюра-то нас и продал. Нужно было за большевиками идти.
— А коммуна?
— Ну и коммуна! Пес с нею. На то мы и крестьяне, чтобы землю по-своему делить. Или паны тебе землю дадут? Большевикам все равно, так ли, этак ли землю устраивать — они городские. Сегодня говорят коммуна, а завтра перестанут. И то — какая там коммуна! Бернадек из Одессы приехал — нигде никакой коммуны не видал. Докторка в Москве была — говорят, и там про коммуну не слышно. Одно есть: панов выгнали, инженеры с заводов ушли, — это правда.
— Подождем, вот Деникин придет, еще хуже будет, — поощрительно соображает третий.
Молчат.
Приехал к себе в усадьбу сосед-помещик, отставной генерал П. Пошептался с начальником отряда, оставил какие-то списки и уехал. На следующий день был отдан приказ по селу сносить в общественный амбар разобранные во время свобод помещичьи вещи. Несут книги, посуду, белье, мешки с зерном. Получают расписки от начальника отряда и уплачивают штраф, кто зерном, кто полушубками, кто деньгами.
Мебелью солдаты топили печи в помещичьем доме. Хлеб продали скупщикам. Книги частью раздарили крестьянам же, частью сожгли. А через месяц тот же помещик взыскивал с крестьян двойные штрафы за уже возвращенные вещи.
Через село проходят карательные отряды. Во главе некоторых — местные поляки-помещики. И те же каратели скупают хлеб для польской армии и сбывают свой, взыскивая его с крестьян. По всей округе расправы с членами земельных и сельских комитетов. В селе М. — пятьдесят ударов. В Вол. — двадцать пять. В других местах без счету, пока не назовет имена неблагонадежных. Хорошо, что хоть не убивают. Есть сведения о казнях в районе Шепетовки и в Проскурове.
Перед рождественскими праздниками офицеры галлеровского отряда собрались на охоту. Старосте отдан приказ: прислать для охоты полдюжины мальчиков от десяти до двенадцати лет.
— У нас «хартов» нет с собою, — сказал офицер, — пусть побегают холопские дети.
Глубокое впечатление у крестьян: тяжелее побоев и реквизиций.
Соблазняют девушек — пробуют купить вещами, отобранными у соседей. В С. — два случая насилия. Изнасилованная молодая женщина плюнула в лицо обидчику. Он подозвал товарища, ее положили на скамью, обнажили и исполосовали нагайками.
У соседа Саввы солдаты уничтожили сложенные в теплом сарае ульи с пчелами.
Берут скот, хлеб, молоко, яйца, масло. Либо совсем не платят, либо платят гроши. Бабы и девки ходят к ним на поденную работу — мыть белье, варить обед, прислуживать.
— Погодите, будет хуже, — говорят крестьянам солдаты в ответ на жалобы.
— Что же может быть хуже? — гадают крестьяне. Разве панщина? И родится уверенность, что польская власть принесет с собою восстановление крепостного права.
Крестьяне рассказывают, что в Антонинах, имении гр. Потоцкого, при встрече с помещиком приходится становиться на колени и целовать руку. С другой стороны, кн. Сангушка за бесценок распродает свои леса — значит, не верит в прочность польской власти. И день и ночь тянутся мимо нас нагруженные стройными соснами сани, и их теплые красноватые тона так радуют глаз в оснеженной степи…
Олег Яненагорский, член Союза писателей России, краткая творческая биография на https://www.proza.ru/avtor/pravonv