Такое необычное имя у меня потому что я наполовину латыш, наполовину еврей. В детстве в городе Шадринске, откуда я родом, у меня из-за этого имени были сложности. Дети жестокие и всех, кто не похож на стадо, они травят. В школе я был из тех, с кем не играют, против которых все дружат. Меня это очень огорчало. После 9 класса родители отправили меня в интернат при химическом факультете Курганского университета – во-первых, чтобы сменить коллектив, а во-вторых, я почему-то очень хотел заниматься наукой. После школы поступил в Омскую медицинскую академию. В медицине звезд с неба не хватал. Смотрел на некоторых своих однокурсников и понимал, что для них наука – это образ жизни. Им не приходилось так усердно всё учить, настолько они были талантливы. У меня же наука шла чрез усердие – чтобы получить ту же высокую оценку, которую мои однокурсники получали легко, мне приходилось массу времени тратить на осмысление и запоминание. Я всё больше понимал, что они на своем месте, а я нет. После 3 курса окончательно пришел к выводу, что великим ученым мне не стать.
Мои сокурсники в основном были женского пола (наше общежитие в шутку называли «Центральным пиздохранилищем»), так само вышло, что девочки из общаги начали просить меня то чёлку подстричь, то краску на волосы нанести. И я потихоньку начал стричь. Мне в голову не приходило, что стрижкой можно заниматься профессионально. Ведь у нас в Шадринске парикмахер – это тетка в синем фартуке в черный горошек, которая курит возле парикмахерской. Так себе ролевая модель. Параллельно с медом я закончил два колледжа и получил специальности художника по гриму и режиссера массовых зрелищь. Со временем стричь у меня получалось все лучше и очень скоро я зарабатывал этим гораздо больше, чем мои одногруппники, которые сутками сидели в больницах и убирали «утки» из под лежачих больных. В конце института на меня не оставила заявки ни одна клиническая кафедра. Мне светила разве что аспирантура по судебной экпертизе или по биохимии. Сидеть еще три года среди трупов, изображая королеву царства мертвых, мне не хотелось, поэтому я просто получил диплом о высшем и ушел из медицины.
К тому времени я уже работал стилистом в лучшем салоне Омска. Как-то решил поехать на повышение квалификации в Петербург. Питер встретил настолько хорошо, что я там и остался. Через полгода появилась возможность переехать в Москву. Здесь я поначалу работал на всех мировых мюзиклах, которые шли в МДМ («Призрак оперы, красавица и чудовище» и пр.) и с разными звездами шоу-бизнеса. Это было статусно и мне нравилось. Но всё же не хватало интеллектуальной работы. Мозг требовал пищи для синтеза и анализа информации. Я стриг и красил на автомате, но роста в этом не видел никакого. А самое печальное – я и не хотел расти как парикмахер. Не считал это своим призванием на всю жизнь.
Когда я понял, что ВСЁ – быть парикмахером я больше не хочу – то продал оба своих салона и засел дома. Чем я хочу заниматься, я не знал, но стал думать – а что вообще мне нравилось когда-то? Вспомнил, что мне всегда хотелось научиться фотографировать, нравилось лепить, писать сценарии и я устроил себе трип на три года. Пошел учиться фотографии в @photoplay_ru, в «Свободные мастерские», закончил отделение режиссуры fashion видео. Обучение очень изменило меня – я впервые оказался не в списке учеников, которых держат просто потому что держат. У меня появились реальные успехи, а мой дипломный фотопроект кураторы назвали лучшим за 10 лет на курсе «fashion в медиа». Я стал отличником и понял, что наконец то нащупал свой путь. Ощущал восторг от того, что у меня наконец что-то получается, что я могу не только бабу подстричь.
Вскоре стало понятно, что без понимания современного (да и классического) искусства в fashion индустрии делать нечего. Потому что мода – это тоже искусство. Модные кутюрье черпают вдохновение в идеях художников, операторы – в произведениях живописи. Я долго не мог понять, как делать именно искусство, а не интерьерную живопись. В «Свободных мастерских» прояснили – искусство это нематериальный заряд, который получает твое произведение от прожитого тобой. Я совместил свою личную историю и опыт в науке с искусством. Даже подписываю свои работы на латыни шрифтом, которым маркируются флаконы с реактивами.
Когда-то на меня очень сильно действовали масс-медиа. В телевизоре и в глянцевых журналах все были очень красивыми, а я был страшным. Так мне казалось. Захотел полностью себя перекроить и начал делать одну за другой пластические операции. Всего перенес 7. Особо счастливее я от этого не стал. По странному совпадению дипломной темой «Свободных мастерских» была дисморфофобия (непринятие своей внешности). Мне пришла идея увидеть себя, каким бы я стал, если бы не поддался влиянию и оставил свою внешность в покое. Я стал восстанавливать своё лицо. Взял свои фото перед операциями, фотографии моей мамы, с которой мы очень похожи и сделал гипсовую модель себя нетронутого. А потом сделал из гипса слепок с себя сегодняшнего, сопоставил их на плите из эпоксидной смолы, в которую вмурованы десятки шприцев с гиалуроновой кислотой, ботоксом и прочими материалами, использованными для моей трансформации. На обратной стороне работы я разместил две одинаковых полусферы, ибо изменилась лишь внешность, сущность осталась. Я хотел, чтобы зритель понял, что порождают стандарты красоты. Это всегда больно и не всегда нужно. После каждой операции жуткие отходняки. У меня есть вторая работа про то же самое – гипсовые части моего лица порезаны на куски и надеты на шампур как шаурма, сочащаяся кровью и лимфой. Ты кромсаешь себя как кусок мяса. По ощущениям эта вторая работа сильнее, нагляднее. Сама форма уже обо всём говорит.
Не хочу определяться в выборе своего медиума. Каждый под свою задачу. Недавно я неожиданно для себя открыл работу с химической посудой. CARDIUM – пожалуй моя первая серьезная работа. Огромная (2,5 метра) действующая химическая установка, транслирующая состояние сердца (в понимании «душа»), находящегося под обстрелом соцсетей. Сложная работа. Горжусь ей. Идеи бесконечного выбора транслирую, создавая стеклянную одежду. Прозрачные трусы с болтами и окровавленными гайками как результат того самого выбора, который преследует жителей мегаполисов, незаметно превращая их в одиноких блядей. Можно всю жизнь искать гайку, которая подходит именно твоему болту и не найти ее. Стеклянная майка, в которой шрифтом из анонимки маячит вопль «ДАМ В ЖОПУ ЗА ЛЮБОВЬ» транслирует те крайние меры, на которые готов пойти индивид, чтобы быть кем-то любимым здесь, среди 15 -ти миллионов.
В своих арт-проектах я говорю про внешность и про отношение к ней,про фейковость стандартов красоты, про иллюзию бесконечного выбора в мегаполисе, про мою тоску по науке. Мне не нравится термин «исследование» применительно к искусству, помню, как мы проводили исследования в науке и насколько это серьезный и сложный процесс. В искусстве такое редкость. Лично я иллюстрирую, а не исследую.
Сейчас я ощущаю себя так как будто только вчера закончил универ и передо мной открыты все дороги. Я реально вижу, что у меня получается то, чем я занимаюсь. Но самое главное – я наконец-то хочу этим заниматься.
Правда зарабатывать как современный художник я пока не научился. Сейчас для меня важнее сама возможность высказаться. Арт пока – это мое дорогое хобби. Искусство дает мне радость жизни.
