Для нас много чудесного было связано с самим монтажом оборудования на лодке. Это все равно, что с китайскими головоломками из соединенных фигур сложной формы. Непонятно, как их можно было собрать или засунуть друг в друга. Наблюдая за переплетением труб и механизмов, разум отказывается поверить, что все это было напихано и собрано через относительно маленькие отверстия, не верит, и все тут. Вот как-то раз заставили нас затаскивать в трюм Барракуды осушительную помпу.
На субмарине, в отличие от надводного корабля, есть два типа насосов для откачки воды из корпуса, если в нем появилась пробоина. У надводного- центробежные водоотливные насосы высокой производительности, та называемые донки, которые гонят поток прорвавшейся воды за борт, а у подводной лодки есть еще и осушительная помпа для того же самого, но на глубине. Этот насос должен вытолкнуть воду наружу, преодолев забортное давление, даже если корабль провалился на предельную глубину. Поэтому насос – поршневой, могучий и сложный. Доставшаяся нам помпа была огромная, в человеческий рост, с тремя торчащими в разные стороны цилиндрами, и покрашена голубой краской. Это был механический трехногий осьминог с огромной торчащей головой электродвигателя. Пришлось собирать всех, но главное было даже не то, что помпа была тяжеленная, а то, что до трюма ее надо было тащить через три палубы по всем трапам и переходам, и проёмов явно не хватало.
- Ну не пройдет, она, Василич! Никак не пройдет, - канючили, те кто помоложе. Зрелые рабочие лазили и меряли, то помпу, то люки. И ведь никакая механизация нам была не в помощь, некуда было ни таль закрепить, ни лом подсунуть.
– Ну, пошли! - вдруг прозвучала команда Василича (другую историю про Василича можно прочитать здесь), и мы все, как есть, десятка полтора человек столпились в дыре на месте съемного листа на спине нашей лодки. Кран неторопливо и торжественно, как кубок Стенли, вручил нашей команде эту бандуру, чуть опустив ее в проем отверстия. Тут мы, атланты, подставили свои жалкие плечи под эту безумную тяжесть. Кран опустил гак, стропы провисли, их кто-то оцепил, я уже не видел, потому что чувствовал себя штангистом, держащим предельный вес. Всем было не сладко, но бросить груз было совершенно невозможно, помпа была такая неудобная и массивная, что просто придавила бы коллег.
Я в своей жизни не часто ощущал такую зависимость от товарищей, такое единение и веру в команду, как тогда. Мы крохотными шагами передвигались внутри корпуса по верхней палубе до нужного трапа вниз, потом железяку пришлось накренять, заводить ее блестящие цилиндры в проем. Мука казалась бесконечной, и я точно бы сдался, если бы не красные потные рожи сослуживцев, рассыпавших мат, как бисер. Все кончается, и эта работа тоже закончилась: после неимоверных страданий изделие встало на предназначенное место в трюме, мы победили, кричали и радовались, как будто выиграли легендарную битву.