– Николай Максимович, а вы кавказские танцы когда-нибудь танцевали, занимались?
– Я, когда учился в Тбилисском училище, – а я три года там проучился, у нас, я не помню точно, то ли во втором, то ли в третьем классе был грузинский танец. Он там был до конца, просто я уехал. У нас преподавала очень красивая женщина, аристократичная, с красивыми ногтями, приходила очень красиво одетая, у нее всегда были веера и так далее. И она мне всегда говорила: «Отойди. Эти ноги не для танца», и я тихо отходил.
Но мне потом это пригодилось, потому что когда мне пришлось танцевать некоторые спектакли Баланчина, а он, как известно, Георгий Мелитонович Баланчивадзе, он был под большим впечатлением от народного ансамбля Сухишвили-Рамишвили, который часто приезжал в Америку. Он дружил с ними, с Илико и Ниной, постоянно ходил на их спектакли, постоянно с ними общался.
И во многих его балетах есть движения из грузинского народного танца. Американцы это, конечно, не понимают, они это все преподносят как джаз, как это, как то, но Баланчин сам в своих аннотациях все очень четко описывал. Потому, когда я с этим столкнулся, я был удивлен и так счастлив, что какие-то движения в детстве изучал.
– Поделитесь с нами, пожалуйста, какие у вас мечты?
– Быть очень богатым. Мне кажется у всех такая мечта. И ничего не делать. Ну это своеобразная свобода, наверное. Конечно, я много о чем мечтаю, много чего хочу и дай бог, чтобы это сбылось.
– А что вас вдохновляет?
– Я просто иногда ставлю себе цель и мне очень хочется до нее дойти. Не хочется никогда проигрывать, проигрывать самому себе. Если ты не дойдешь, значит ты – слабый.
– Для творческого человека необходимо быть влюбленным, как вы считаете?
– Нет, абсолютно. Но могу вам сказать, что чувство влюбленности дает очень большой всплеск сил, всплеск радости. Но одновременно, если не дай бог это неудачная любовь, то это может плохо закончиться в творчестве. Иногда – это критически плохо. У человека нет сил ничего делать, нет желания, нет интереса.