Художник Станислав Юлианович Жуковский едва ли нуждается в дополнительных представлениях и рекомендациях. Классик отечественного пейзажа конца XIX века, один из лучших учеников легендарного Левитана, человек трагической судьбы и неоценимого вклада в русскую живописную традицию.
Его работы нередко сравнивали с картинами французских импрессионистов, а сам маэстро подтверждал наличие такого сходства. В самом деле: полотна Жуковского полнятся очень личными, почти интимными эмоциями автора, испытанными при созерцании тронувшего его душу вида. Впрочем, на этом их сходство и заканчивается. Однако, об этом мы поговорим чуть ниже.
Интерьеры, выполненные рукою мастера, неизменно носят отпечаток его субъективного восприятия, всегда становясь чем-то большим, чем просто группа объектов, объединённая гармонией эстетики. Эти парадные и гостиные комнаты, лишённые какой-либо особенной, нарочитой нарядности, с первого же взгляда транслируют атмосферу праздничной лёгкости и приподнятого настроения.
Ну а что касается пейзажей... Пусть на нас не обижаются верные адепты тех отечественных мастеров, которые на рубеже веков (да и позже) стремились писать русскую природу, подражая манере Моне и Ренуара. Никому из них и близко не удавался тот приём, который так восхищает нас на пленэрных шедеврах Станислава Юлиановича. Да и сам маэстро утверждал, что терпеть не может наблюдать за тем, когда русскую природу пытаются запихнуть в формат модного пленера а-ля Поль Сезанн.
Жуковский — настоящий гений воздуха. Пространства и объёма, заполненного одним только аэром. Там, где у его именитых западных коллег по творческому цеху имеет место простая фоновая игра света и цвета, связующая воедино ключевые доминанты полотна, Станислав Юлианович творил магию Солнца и облаков, хрустальной предзакатной тишины или тихой песни ветра, заплутавшего в верхушках деревьев.
Обратите внимание, дорогой читатель, как само пространство в рамках работ Жуковского напрочь отказывается «болеть» типичным недугом импрессионизма и «разваливаться» на три-четыре плоских слоя. Она не просто существует в формате трёх полноценных измерений бесконечного пространства, но ещё и норовит «покуситься» на четвёртое. Ведь искусная работа с геометрией каждого объекта, тончайшая проработка «физики» взаимодействия света и тени, работающие «рука об руку» над созданием эффекта перспективы мельчайшие элементы композиции и её же едва ощутимо сменяющиеся (и оттого кажущиеся постоянно смещающимися) полутона — помогают воображению ощутить пейзаж ровно так, как изначально увидел и ощутил его сам мастер.
Все эти технические приёмы настолько «плотно» вплетены в полотно, но при этом столь искусно гармонизированы друг с другом, что Вы не замечаете всей этой тонкой и умной игры. Конечно, если не зададитесь такой целью нарочно. Вместо этого может показаться, что прямо сквозь напрочь сломанную «четвертую стену» живописного произведения лицо вот-вот начнёт овевать дуновение прохладного ветерка, доносящего ароматы просыпающегося от зимней спячки леса. Чудится, что до нашего слуха вот-вот донесётся тихий плеск речной волны и скрип досок старенького причала...
Этот эффект покидает воображение не раньше, чем мы находим в себе силы покинуть взглядом удивительно живое пространство очередного пейзажа кисти Жуковского. Прервать путешествие по его бесконечным просторам, унося в реальный мир томительно-приятное ментальное «послевкусие», оставшееся после свидания с родными просторами. И лишний раз убеждаемся в том, что совершенно заслуженно величаем мастера «гением пространства». Ведь граница перехода меж реальностью и миром живописного произведения Жуковского совершенно неощутима.
Автор: Лёля Городная
