Аккуратно перешагиваю через груды мусора, при этом тщательно лавирую плечами и головой, чтобы не влезть в густую многолетнюю паутину, грузно нависающую откуда-то с потолка.
В этом сельском доме никто не живет вот уж лет как девять. Грустно вздыхает черным зевом давно нетопленная русская печка, самодельные стулья совсем захромали от непроходящей сырости. Раскрытые двери шкафа демонстрируют давно вышедшие из моды платья и пальто, оттороченные черной норкой.
Повсюду, куда не кинь взгляд – книги. Десятки и сотни книг. На полу, на кровати, на шкафах и полках. Замерзшими руками перебираю корешки, оттираю пыль и пытаюсь прочесть заглавия. В основном нахожу учебники по математике, алгебре, геометрии...
Знаете, о жизни человека ведь можно узнать не только посмотрев его профиль в социальных сетях, или изучив его физиогномику, или в конце концов просто послушав всякие истории про него. Как ни странно, но очень многое можно узнать благодаря книгам, которые он прочел.
Итак, если опираться на «литературный портрет», то хозяйка этого дома была исключительно умной и интеллектуальной женщиной. Здесь есть все: Камасутра, ядерная физика, пособие по игре в шахматы, сборники всех произведений Дюма, целые чемоданы с не распакованными томами работ В.И.Ленина, философские рассуждения, Вениамин Каверин, Жюль Верн, Шолохов, детская психология, о навыках построения счастливой семейной жизни, нумерология, гомеопатия, астрофизика, история России….И много, много чего еще.
В шкафчиках покосившегося трюмо неожиданно возникла куча детской одежды, давно пропитанной затхлостью. Еще советские шильдики свидетельствуют о неношенности всего этого материнского богатства. Разноцветные распашонки и крошечные шапочки, которым так и не суждено было исполнить свою прямую обязанность…
Школьной учительнице Елене Николаевне было чуть за 40, когда она переехала в наше село. Два нескладных деревенских трактора привезли весь ее нехитрый скарб – самодельная мебель (память от отца) да несчетное множество чемоданов с книгами.
Она была из того типа людей, про которых принято говорить – «не от мира сего». Человек со странностями. Блаженная. Удивляла своих учащихся тем, что складывала, умножала и делила в уме шестизначные цифры. Уроки математики вела в стихах, открытой и чувственной натурой никогда не была. В гости особо никого не приглашала, но и затворницей не слыла.
Сельские жители любили с ней посудачить о том о сем. Со слов моей мамы, Елена Николаевна не чуралась их скудного простецкого образования, не мнила себя умной матроной, но суждения вела очень мудрые да жизненные.
Мне кажется, она из того редкого типа людей, которые дышат своей профессией как воздухом. Ибо такого количества книг с психологическим уклоном о том, как найти подход к ребенку, как ему помочь, как подсказать, как воспитать, как учить, как БЫТЬ учителем, я не нашла бы даже в отделе специальной литературы в «Читай-городе». Она была не учителем, она была УЧИТЕЛЕМ.
Лишь одно НО было в ее жизни. И это НО перечеркивало многое, и как я полагаю именно это не позволило ей встретить своего любимого мужа и познать радость материнства. Елена Николаевна страдала эпилепсией. Кто именно нажаловался в районный отдел образования: ученики ли или их родители, сейчас уже и не значимо. Только назначили ей инвалидность, отписали пенсию, и от учительства навсегда отстранили.
Доживать свою жизнь в бездействии Елена Николаевна не могла. Ранним утром она шла на единственную в селе остановку и садилась в семичасовой автобус, сжимая в руках термос чая, очередную книгу да радио магнитолу. Многие часто видели ее гуляющей по районному центру, или читающей книгу в крошечном парке города Жуковка.
Зимы в нашей средней полосе частенько суровы и не скупы на сильный морозец. Однажды утром едущий по своим делам местный мужичок заприметил в глубоком снегу у остановки черное пальто. Как выяснилось позднее, у Елены Николаевны случился приступ, рядом никого не оказалось. Сколько она пролежала в снегу на морозе – неизвестно, да только пришлось ампутировать ей пальцы на руках, и еще полгода врачи боролись с другими обморожениями на ее теле, пересаживая кожу.
Семьи у этой скромной, тихой интеллектуалки не было, родители давно ушли из этого мира. Лишь где-то очень далеко, затерянный на земном шарике жил брат. Посему бывшие коллеги-учителя общими усилиями определили Елену Николаевну в дом престарелых, где она и сгорела как церковная свеча всего за год.
Я смотрю на детские шапочки, изрисованные веснушчатыми мишками и зайками. Как свойственно каждому из нас стремиться к тому, чтобы быть счастливыми, так жаждала и она – стать матерью, стать женой, прожить эту жизнь в отдавании, в служении людям, к которым она так настойчиво и так трепетно пыталась найти исключительно свой педагогический подход.
Брат ее от наследия в виде старых, пожелтевших книг отказался. Дом, который после ее смерти был куплен моим дедом, тихо доживает свой век. В чулане спит деревянная лошадка-качалка. Потолок в коридоре угрожающе покорежен временем и дождями. Местные алкоголики потихоньку растащили и распродали то немного, что может заинтересовать среднестатистическую деревенскую домохозяйку.
Остались лишь книги.
Я подняла с пола томик Омара Хаяйма, пробежала глазами его переливистые рубаи. Молча положила книгу в карман и вышла в холодный февраль.