Авторка: Сонья Содха
Пока мы наблюдаем за развитием процесса над Харви Вайнштейном, в наших судах всплывают не менее ужасные истории.
Харви Вайнштейн наконец-то предстал перед правосудием в зале суда Нью-Йорка. В красочных подробностях слушая рассказы женщин, которых он изнасиловал и домогался, мне трудно перестать представлять, а что бы сделала я, если бы 130-килограммовый мужик вдруг появился передо мной голым и бросился на меня, после того как обманом заманил к себе в номер. Кричать? Отбиваться? Пытаться сбежать?
Невозможно сказать, если вы не побывали в такой ситуации. Реакция нашего организма на неизбежную опасность не рациональна: выделяется поток гормонов, которые запускают автоматический отклик, практически не контролируемый разумом. В течение десятилетий считалось, что альтернатива только одна: бей или беги. Но это было очень гендерно-предвзятое понимание, разработанное в результате испытаний, проведенных в первую очередь на мужчинах. (Женщины считались слишком сложными объектами для опытов из-за гормональных колебаний, связанных с нашими менструальными циклами).
Современные знания о нейробиологических реакциях на травму гораздо более глубоки и учитывают больше нюансов. Реакция «бей или беги» - это всего лишь отклик, вызванный сложным коктейлем гормонов, который наш мозг выделяет в случае опасности. В первую очередь - это кортизол, который придает сил. Но кроме него выделяются также природные опиаты, которые ослабляют физическую и эмоциональную боль, кортикостероиды, которые уменьшают шок и снижают энергию, и окситоцин, который усиливает положительные эмоции.
Когда женщина подвергается сексуальному насилию, она может сражаться или бежать, но механизм самозащиты может заставить ее тело быть физически неподвижным - ученые называют это «тонической неподвижностью» или «параличом изнасилования» - и выглядеть бесчувственной. Это эволюционный эквивалент трюка «прикинуться мертвым». Исследования показывают, что до 50% переживших изнасилование испытывали именно это. Кроме того, природные опиаты мешают запечатлеть произошедшее в памяти, что развязывает руки адвокатам, которые подвергать сомнению надежность свидетельниц.
Покров тайны, которым окутаны суды по семейным делам, способствует сохранению такого архаического отношения, которое все еще остается не пересмотренным.
Множество женщин, утверждающих, что подверглись нападению со стороны Вайнштейна, описывают все эти реакции. Некоторые пытались дать отпор, некоторые, спасаясь, бежали в ванную, и он просто начинал ломиться в дверь. Другие рассказывали, как они «просто лежали там» или «помнят, что никак не пытались сопротивляться». Все это типичные реакции на сексуальное насилие. Но реакцию «замирания» часто истолковывают жестоко ошибочно, характеризуя как добровольное подчинение, что и лежит в основе общественных мифов о том, что является или не является изнасилованием и согласием. «Почему она не кричала?» - спросил один из адвокатов защиты на суде по изнасилованию в Белфасте два года назад, как будто это единственная приемлемая реакция на изнасилование.
Юридическое определение сексуального согласия представлено ясно: оно дается, когда кто-то «соглашается по собственному выбору и обладает полной свободой и способностью сделать этот выбор». Согласие не может быть дано, когда кто-то напуган или находится под угрозой, пьян или спит.
Общественность плохо понимает это определение, особенно старшие поколения. Треть людей - 44% опрошенных старше 65 лет - считают, что изнасилованием можно считать только случаи с применением физической силы, даже если женщина не соглашалась на секс. Четверть людей - и каждый третий старше 65 лет - считают, что секс без согласия в долгосрочных отношениях вообще ни разу не изнасилование. И эти предрассудки, несомненно, распространены среди присяжных и судей. Блестящая Шотландская кампания Кризис изнасилования, #ijustfroze (простозастыла), направлена на то, чтобы объяснить людям, что при изнасиловании женщина вовсе не обязательно физически сопротивляется.
Но не только представители широкой общественности не понимают, что такое изнасилование, но также и некоторые судьи. В августе прошлого года судья Робин Толсон, мужчина 60 лет, вынес решение по семейному делу об опеке над детьми, в котором значилось, что женщина не была изнасилована своим партнером, потому что она не сопротивлялась физически. Она подала апелляцию, и ее дело было заслушано судьей Верховного суда Элисон Рассел.
Чтение постановления Рассел, опубликованного в прошлую среду, требует крепкого желудка. Она сожалеет о своем коллеге, описывая его подход к согласию как «явно противоречащий современной судебной практике». Она говорит: «Логический вывод из подхода этого судьи состоит в том, что для мужчины законно и допустимо заниматься сексом со своей партнершей независимо от ее… желания участвовать». Да, вы правильно поняли: Толсон попадает в четверть населения, которое думает, что это нормально для мужчины - изнасиловать партнершу. Постановление Рассел наполнено ужасающими подробностями: Толсон не предоставил женщине возможности давать показания находясь за перегородкой, позволил подозреваемому воспользоваться советом адвоката прямо во время дачи показаний и безо всяких на то оснований предположил, что женщина «страдает невротическим расстройством». Он не признал высказывания в стиле «Если ты не заткнешься, я засуну свой член тебе в задницу» сексуальными угрозами.
Единственная причина, по которой это дело попало в открытый доступ, заключается в том, что женщина обратилась в Верховный суд. Судебные разбирательства по семейным делам рассматриваются в частном порядке и подчиняются строгим ограничениям, которые в числе прочего не позволяют родителям публично заявлять о том, что произошло. Это необходимо для защиты частной жизни детей, но побочный эффект этой завесы тайны над семейными судами состоит в том, что такие взгляды, как у Толсона, сохраняются, не подвергаясь никакому изучению или критике.
Вот почему Луиза Тикл, журналистка, долгое время освещающая семейные дела, проводит кампанию за повышение прозрачности. Тикл отмечает, что это не первый случай, когда суд высшей инстанции признал постановление Толсона по случаю семейного насилия категорически неверным, и что он заслушает еще множество подобных дел, решения по которым так и не станут публичными. Невозможно представить, как далеко это зайдет. «Со мной часто связываются женщины, а иногда и мужчины, которые говорят мне, что заседания по семейным делам, где ставится вопрос о том, что считать домашним насилием, а что нет, проходят с ужасающими процессуальными нарушениями», - говорит Тикл.
На судьях, которые ведут семейные дела, лежит незавидная ответственность: они должны принимать решения о том, что произошло между родителями за закрытыми дверями, - иногда на основании ограниченных доказательств, по которым нужно определить, насколько тесно эти люди контактируют со своими детьми, чья безопасность на первом месте.
Но Толсон счел целесообразным использовать отсутствие прозрачности в судах по семейным делам, чтобы - сознательно или нет - распространять мифы о том, что можно считать нормальной реакцией на сексуальное насилие, и игнорировать закон о домашнем и сексуальном насилии, издавая постановления, которые могут подвергнуть женщин и детей еще более суровому риску. Как ему вообще можно позволить снова председательствовать на процессе?