Мы пристали к островку на озере, старик привёл меня к кострищу, вытащил из кустов котелок, чайник без крышки и несколько жестяных кружек и мисок, завёрнутых в клеёнку, которая тут же стала скатертью-самобранкой.
Место это было выбрано толково: ветерок с озера сносил комаров, сосны за спиной обещали дрова, озеро дарило умиротворение, которое всегда наполняет душу, когда вода сочетается с лесом. Старик легко согласился на моё предложение отдохнуть, и пока я разводил костёр, вешал чайник, устраивал ночлег, притащив из бора два смолистых пня-выворотня, которые мы сунем в костёр, устраиваясь спать, и они будут неспешно, но не затухая гореть всю ночь, он угнездился на жердях, покрытых фуфайкой, ловко свернул самокрутку (сигарет Старик не признавал, утверждая, что от махорки комар чахнет сам и другим подлетать не советует) и, приняв от меня первую кружку чая, заваренного с малиновой корой, веточкой черники и горстью ягод недозревшего шиповника, начал лекцию, затянувшуюся до полуночи.
– У Вас в глазах стоит тот вопрос, который мне регулярно задавали люди, когда узнавали, что я провёл в лагерях всю молодость – с 19 лет до 35: как я отношусь к Сталину?
Я проклинал его вместе со всеми в лагере, я ненавидел его в карцере, я вызывал на него все возможные беды, валяясь в больничке обмороженный и цинготный.
Но я прекрасно понимаю, что только сверхусилия народа и его великая жертвенность могли спасти страну в Великой войне. Та Россия, которая создавала стихи «О закрой свои бледные ноги!», которая рисовала «Чёрный квадрат», которая декламировала «Я ненавижу человечество, я от него бегу, спеша», которая воевала в Первую мировую «за царя и веру православную», которая варилась в грызне политических партий в 1917 году, не устояла бы после удара Европы в 1941. А по СССР ударил не Гитлер – ударила именно вся Европа.
Только дурак может уверять, что Сталину нравилось истреблять население своей страны, которое гибло в коллективизацию, вынесло чудовищные усилия индустриализации и безмерные страдания Великой Отечественной. А вот можно ли было по-другому совершить такой невероятный рывок и устоять? Повторю: ни одна страна Европы не смогла остановить немцев. Франция, доблестно воевавшая в І мировой войне, при ударе Гитлера не просто дрогнула – она морально разрушилась!
Газеты в Париже вышли с лозунгом: «Лучше плен, чем новый Верден!» – они хотели жить во что бы то ни стало, и поэтому дали сломать свою страну. И покорно отлавливали евреев по приказу немецких хозяев, по-другому и не скажешь, и ехали работать на немецкие заводы и шахты, дали своих мужчин в немецкую армию – одних только пленных французов Красная Армия взяла больше 25 тысяч.
И так было со всеми остальными странами Европы – миллион восемьсот тысяч солдат воевали в рядах нацистов из всех стран Европы, кроме разве что Англии да непокорившейся Сербии. А те страны, которые не очень отметились в рядах вермахта, старательно трудились на Гитлера. Возьмите Чехию: она ежегодно производила для нацистов оружия и военного снаряжения больше, чем вся Англия в военном 1940 году! И никто не слышал про чешских партизан! Нет, как же, чехи были против фашистов, они боролись! Знаете, как? Чтобы выразить своё отрицательное отношение к нацистам, чешские рабочие, когда шли на заводы «Шкода» ремонтировать разбитые Красной Армией немецкие танки, строить «Мессершмитты» и собирать отличные ручные пулемёты для немецкой армии, надевали под комбинезоны не светлые, а тёмные рубашки! Вот ведь отчаянные парни!
И «братушки» – болгары, от которых мы ждали благодарности за пролитую нашими солдатами кровь при освобождении от османского рабства! Ремонтировали немецкие корабли, поставляли Гитлеру продукты, атаковали в Чёрном море советские подводные лодки! Даже далёкий и неизвестный, пожалуй, никому в СССР Люксембург отправил своих добровольцев воевать против русских!
Мы устояли и благодаря тому, что было сделано в тридцатые годы, и благодаря великой жертвенности народа. Сталин сумел использовать эту способность народа пойти на великие страдания ради великой цели, но его трагедия (для страны) была в том, что и после войны он сохранил этот невероятный градус накала страстей в мирное время… И страна надорвалась.
Как ждали люди, что теперь-то, после такой великой победы, мы станем жить по-другому, а в лагерях после отбоя шептали, что «уж после этой войны мужику дадут разогнуться, колхозы уж всяко отменят!» Никто не мог объяснить словами, но душой чувствовали, что зажим явно перешёл в удушение, речь шла уже не о свободе, а о выживании страны, поэтому я вовсе не смеюсь над Хрущёвым! Да, это был сталинист, который боролся с культом Сталина при помощи других сталинистов, и как только его не обзывали в бесконечных анекдотах: и лысый кукурузовод, и трепло кукурузное, но ведь дал вздохнуть народу, из бараков вывел, армию, самую большую в мире, сократил, и посмотри, какой подъём охватил страну, когда полетел спутник, поднялся Гагарин!
Мы всё можем, уж теперь мы станем жить иначе! Люди искренне поверили, что страна меняется. Это был последний взлёт искреннего романтизма! И только откровенная убогость мышления руководства посадила государство на нефтегазовую иглу. «Живём богато, будем жить ещё лучше, зачем ещё что-либо менять?» И дряхлели унылые старики-руководители, и цеплялись за власть сухими лапками, и душили всё, что считали новым, а потому опасным! И огорошил писателей глава Политуправления Советской армии генерал Епишев на одной из встреч, бросив в зал: «Правда, правда, вы хотите писать правду! А зачем нам правда, если она нам невыгодна?!» И глохли, терялись в вате формализма и бюрократизма все порывы, и безразличие овладевало страной…