Первую часть статьи смотрите здесь: "М.А. Булгаков и манихейство (к 80-летию последней авторской правки "Мастера ит Маргариты")" Напомню окончание первой части статьи:
Как выяснилось относительно недавно (в 1990-х годах), при рассекречивании архивов КГБ-ОГПУ, в Москве 20-х годов существовал Орден альбигойцев (тамплиеров)! Цитируем статью А. Никитиной «Тамплиеры в Москве» (Наука и религия, №№ 4-12, 1992 г.):
«В составленном 9 января 1931 года обвинительном заключении помощник начальника 1-го отделения Секретного отдела ОГПУ Э. Р. Кирре утверждал, что арестованные были членами анархо-мистической контрреволюционной организации «Орден Света», которая представляла собой возглавляемую командором ветвь древнего рыцарского Ордена тамплиеров. Члены Ордена именовали себя рыцарями, были организованы в кружки-отряды, занимались изучением мистической литературы и готовили антисоветский переворот». Как пишет А. Никитин, параллельно с «Орденом Света» и в качестве его «дочерней» организации среди артистических и художественных кругов московской интеллигенции существовал другой орден – «Храм Искусств», созданный (теперь цитата из архивов ОГПУ) «с целью внедрения в советские артистические круги своей идеологии в противовес линии марксизма, проводимой компартией в искусстве».
Теперь вернёмся к М. Булгаков. Он, видимо, не состоял ни в одном из этих Орденов, но среди их членов, названных в статьях А. Никитина, встречаются люди из близких знакомых Булгакова по Москве 20-х годов, например, художник Фальк. Члены Орденов устраивали публичные платные вечера, на которых выступали знакомые им литераторы и артисты. Программы таких вечеров в большинстве случаев носили мистический уклон. Можно не сомневаться, что М Булгаков бывал на многих из этих вечеров и, вероятно, знал о тайне московских рыцарей. М. Чудакова приводит воспоминания поэта П. Зайцева, относящиеся к 1925 году:
«Зашел разговор о литературном критике и чуть ли не М. Булгаковым было произнесено слово «орден», то есть наш кружок должен был принять форму своеобразного литературного ордена. Сначала все отнеслись к этому восторженно, но минутой позже у каждого порознь возникла опасливая мысль: а нет ли в нашей среде «длинного языка»?.. И на одном из следующих заседаний М. Булгаков сделал краткое сообщение, что его вызывали, говорили, что кружок привлекает внимание, и сказали, что кружок необходимо закрыть...»
А. Никитин в статье «Тамплиеры в Москве» (Наука и религия, №№ 4-12, 1992 г.) пишет:
«Рыцари, объявившиеся в Москве в те годы, не были облачены в сверкающие латы, в белые льняные плащи с красным восьмиконечным крестом тамплиеров. В списке заговорщиков – машинистки и стенографистки, переводчики, литераторы, преподаватели вузов, продавцы книг, артисты и художники, просто домохозяйки, словом, представители советской интеллигенции, которая едва сводила концы с концами и толкалась на бирже труда. О каком рыцарстве, о каких тайных знаниях могла идти речь в те зловещие годы «великого перелома» России? И все же, — продолжает А. Никитин, — я понимал, что с выводами спешить не стоит. Ведь и Воланда с его свитой – тоже рыцарями! – никто поначалу не принимал за «князей тьмы».
Расследование А. Никитина показало, что в Москве 1920-х годов действительно существовал такой мощный пласт потаенной жизни, были десятки и десятки людей, считавших себя наследниками альбигойцев-тамплиеров, хранивших и распространявших для избранных тайные легенды и философию Ордена – манихейскую философию, ставшую их единственным оружием против ненавистного большевизма! Дьявол разделился и боролся сам с собой – фантастическая картина! Обратите внимание на мистериальную оговорку А. Никитина о Воланде, – она ох как не случайна, хотя в его исследовании больше ни разу ни М. Булгаков, ни его роман не упоминаются.
Вряд ли можно сомневаться в том, что М. Булгаков знал об этих тайных пластах московской жизни 20-х годов. И, если это так, мистериальная основа «Мастера и Маргариты» видится теперь как гениальная модель-проверка философии альбигойцев-манихеев в стране друджей-большевиков. Земной мир принадлежит Воланду. Он и его свита посещают его и, в полном соответствии с философией альбигойцев-манихеев, убивают героев романа Мастера и Маргариту, единственных из всех земных персонажей, понявших и принявших эту философию. Их отравляют и тут же воскрешают, для новой, истинной в понятии манихеев жизни. Хэппи энд?»
До 14 мая 1939 года роман заканчивался именно так. Мастер и Маргарита получали покой, манихейское счастье и вечный дом с венецианскими окнами и вьющимся под самую крышу виноградом. Мастер засыпал с улыбкой на губах, а Маргарита берегла его сон. Прощен был и жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат. 14 мая 1939 года, в день последнего чтения романа, был написан и напечатан Эпилог. Он оказался той точкой над I, которая полностью поменяла полярность философии романа, поставила ее с головы на ноги. Полное кармическое просветление, так можно назвать эту транзитную ситуацию на радиксе Булгакова 14 мая 1939 года.
Если бы Булгаков бросил в тот день пьесу о Сталине, он снова вышел бы на тропу Арты (тропу Истины и Чести). Но наработанная к этому дню черная карма уже перевесила. На следующий день, в свой день рождения, он продолжил работу над пьесой. 24 июля 1939 года пьеса была закончена. Лилит в тот день прошла 23° Водолея – Жребий творчества радикса Булгакова. Летом 1939 года Михаил Афанасьевич несколько раз читал пьесу актерам и руководству МХАТа.
Е. Булгакова потом вспоминала: «Когда он в то лето читал «Батум» – каждый раз была гроза!» Небесная Арта предупреждала его, но было поздно. 14 августа 1939 года он выехал поездрм в Батум для завершения пьесы о Сталине. 15 августа 1939 года, возвращаясь после отмены поездки в Батум, М. Булгаков тяжело заболел.
Но вернемся к Эпилогу «Мастера и Маргариты». До 14 мая 1939 года роман заканчивался торжеством и правотой Воланда, покоем и тишиной для Мастера и Маргариты, прощением для Понтия Пилата. Так что же, Воланд прав?
Открываем эпилог романа, последние страницы.
«Лжет он, лжет! О, боги, как он лжет!.. И возвращается домой профессор уже совсем больной. Его жена притворяется, что не замечает его состояния и торопит его ложиться спать. Но сама не ложится и сидит у лампы с книгой, смотрит горькими глазами на спящего. Она знает, что на рассвете Иван Николаевич проснется с мучительным криком, начнет плакать и метаться. Поэтому и лежит перед нею на скатерти под лампой заранее приготовленный шприц в спирту и ампула с жидкостью густого чайного цвета».
Напомним, что Михаил Афанасьевич по собственному трагическому опыту знал, что такое наркотик, морфий, и чудом Арты Небесной избавился в молодости от этой гибельной привычки. Читаем дальше.
«Будит ученого и доводит его до жалкого крика в полночь полнолуния одно и то же. Он видит неестественного безносого палача, который, подпрыгнув и как-то ухнув голосом, колет копьем в сердце привязанного к столбу и потерявшего разум Гестаса. Но не столько страшен палач, сколько неестественное освещение во сне, происходящее от какой-то тучи, которая кипит и наваливается на землю, как это бывает только во время мировых катастроф».
Вспомним теперь первую в жизни М. Булгакова статью в белогвардейской газете «Грозный». Это единственное, напечатанное при его жизни, где он писал всё, что считал нужным, и вся эта статья под названием «Грядущие перспективы» пронизана ощущением мировой катастрофы. Вернемся к эпилогу «Мастера и Маргариты». Палач убивает потерявшего разум разбойника Гестаса, – Сталин расправляется со своими потерявшими разум противниками, но страшнее этого ощущение мировой катастрофы, неестественное освещение, отсутствие истинного света. Но можно принять наркотик манихейства:
«После укола все меняется перед спящим. От постели к окну протягивается широкая лунная дорога, и на эту дорогу поднимается человек в белом плаще с кровавым подбоем и начинает идти к луне. Рядом с ним идет какой-то молодой человек в разорванном хитоне и с обезображенным лицом...», – Понтий Пилат и Иешуа Га-Ноцри улыбаются друг другу, – «... За ними идет спокойный и величественный гигантский остроухий пес».
Да простят нас все булгаковеды земли, это Шарик, господа!
Манихейство – это наркотик, вот о чем говорят последние страницы «Мастера и Маргариты». И это не выход. Это дурная бесконечность, петля от полнолуния до полнолуния:
«Наутро он просыпается молчаливым, но совершенно спокойным и здоровым. Его исколотая память затихает, и до следующего полнолуния профессора не потревожит никто. Ни безносый убийца Гестаса, ни жестокий пятый проку ратор Иудеи всадник Понтийский Пилат».
****
(из брошюры "Оккультный Булгаков", 1993, Б.Романов, П.Глоба)