Мамы не было ровно неделю. Целую неделю я жила со мешанными чувствами. Радость, что никто не несёт пьяные бредни, никто меня не материт, что дома тихо и спокойно хоть и холодно. Тревога, что со мной будет, если мать не вернётся и вернётся ли она? Временами становилось страшно, особенно с приходом ночи. Электрический свет горел всю ночь. В темноте я не могла уснуть. Мятные пряники закончились, но добрая классная руководительница ежедневно давала мне скромный паёк. Как я теперь понимаю, это были объедки из школьной столовой, но тогда это было для меня царской трапезой. Синяки на теле проходили, но в душе росло беспокойство. Я была одинока и беззащитна в этих комнатах без штор на окнах. В школе намечалось классное собрание. Учительница подозвала меня на перемене и начала спрашивать об обстановке дома. Я честно ответила, что живу дома одна где мама не знаю. Она ничего мне на это не ответила. Опека забирала меня прямо из школы.
Я оказалась на больничной койке в холодной палате детского отделения. Медсестры были злыми и крикливыми. Санитарки были добрыми, улыбаясь всякий раз когда заходили в палату. Врач толстая тетка очках тяжело дышала и постоянно вытирала пот со лба. В коридоре было шумно. Я не спрашивала где моя мама. Я знала, что мне ответят, что я ей не нужна. Кроме ненужности меня давило постоянное чувство вины. Моя мама пьёт потому что я плохая. Меня никто не любит потому что я плохая. Я некрасивая, глупая. Я... Мне лучше не жить, потому что всем от меня тошно. Дошло до того, что мне было неловко перед всеми и за всё. Я стыдилась даже за то что я хожу в туалет. Воображаемый позор клеймил каждый мой шаг. Я начала строить планы как украсть у медсестры банку таблеток и покончить с моей жалкой жизнью. Здесь мне плохо, может там будет лучше. И я наконец встречусь на небе со своей настоящей мамой...
Мой план удался, я стащила целый бутылёк таблеток. Когда «скорая смерть» была в моих руках, я решила дожить до ужина, а уж потом... Кормили меня вкусно. (Оказывается, моя милая учительскую тайно приносила мне фрукты в больницу, а я думала, что всех так кормят.) Съев манную кашу, я достала из-под подушки темный бутылёк и долго держала его в руках. Я представляла, как все будут плакать и горевать на моих похоронах, и я подниму голову и скажу всем из гроба: «Надо было раньше меня любить». Потом снова умру, а они будут плакать ещё сильнее и сожалеть всю оставшуюся жизнь. Сейчас это просто смешно вспоминать, но тогда...
— Кефир будешь? — вырвал меня из моих мыслей грубый голос медсестры.
Я испуганно замотала головой в стороны, отказываясь.
— Тогда чё сидишь? Ложишь спать. Электричество надо экономить.
С этими словами она ткнула кривым пальцем по выключателю и хлопнула за собой дверью. Это показалось мне так грубо, что я заплакала обиды. «Вот погоди, я вырасту и дам тебе по спине палки», — начался в голове уже другой поток мыслей. Затем я вспомнила, что собираюсь отправиться к своей настоящей маме на небо сегодня ночью. В темноте я подошла к крану в туалете и начала горстями глотать таблетки, запивая водой прямо из крана. Пустой бутылёк я поставила на подоконник за стопочку каких-то тряпочек. Лёжа на кровати, я ждала когда же начну умирать, и больно ли это будет. Потом мне стало себя очень жалко. Умирать уже совсем не хотелось. Большой комок слез снова подкатил к горлу. За что меня никто не любит? От такой несправедливости жизни я решила продолжить умирать.
Утром медсестра растолкала меня в кровати и отправила сдавать кровь из пальца. Оказывается, у меня была анемия. Сонная я едва плелась по коридору с другими детьми. Окончательно я проснулась, когда мне проткнули палец, и появилась алая капля крови.
«Я что не умерла?» — было моей первой мыслью.
— Скажите, я на небе? — решила удостоверится я у лаборантки. Она посмотрела на меня как на дурочку и приклеила мне пластырь на палец, приглашая следующего.
Оказавшись в коридоре, я внимательно присматривалась к стенам, лицам людей, потолку. Откуда же мне было знать, что я стащила из сестринского кабинета бутылёк аскорбиновой кислоты?