Оно надвигается на меня, большое, тонкое черное колесо. Почти такое же черное, как его глаза, которые в это мгновение буравят меня. Я сижу на лавке, а он смотрит на меня сверху вниз, с высоты своего велосипеда, которым пытается то ли в шутку, то ли всерьез наехать на мои серые туфельки с черными лаковыми бантиками. Одной рукой он держится за руль, а второй то и дело поправляет густую челку, которая падает на глаза.
Я боюсь. Поджимаю ноги и прячу их под лавку.
Он впервые находится так близко, и я вижу и его длинные темные ресницы, и бархатистую кожу на лице, и опушку над верхней губой.
Вдруг наши взгляды встречаются. Он улыбается, а я чувствую, как кровь приливает к моим щекам. Внутри все обдает кипятком, на лице выступает испарина, а сердце начинает колотиться с такой силой, что, кажется, заглушает гул улицы и крики детей в нашем дворе.
Я опускаю глаза.
Теперь я смотрю только на его загорелую грудь, которая выглядывает из расстегнутой рубашки, ключицу, жилку, которая бьется не шее, тонкую цепочку…
Он снова толкает велосипед вперед.
- Не надо, не надо, перестань. - Кричу я, но почему-то смеюсь при этом.
Больше всего я боюсь, что он действительно перестанет. Развернется и уедет на этом своем велосипеде. И чудо, что он обратил на меня внимание, закончится и больше никогда не повторится.
Я слегка отпихиваю колесо велосипеда левой рукой и мой средний палец попадает под раму.
Вжих. Железо режет кожу, как нож подтаявшее масло.
Слезы тут же брызжут из моих глаз, но он этого не замечает.
- Дурак, тут же кровь! - кричу я, вскакиваю с лавки и убегаю.
Дома я бросаюсь на кровать и еще долго горько плачу.
От боли и обиды.
Я еще не знаю, что шрам, который останется после этого пореза на всю жизнь, будет единственным и вечным напоминанием о первой любви.