Собственно, никакой эпидемии коронавирусной инфекции нет не только в Китае в целом, но и в самом Ухане.
Эпидемия - это когда болеет определенный процент населения. Минимум, один.
Население Уханя более 12 миллионов человек (это вам не Воронеж), то есть эпидемия наступит, когда число заболевших превысит 120 тысяч.
Пока этого нет. Максимум - можно говорить об эпидемической вспышке. На слух обывателя разницы между эпидемией и эпидемической вспышкой почти нет, но она есть, и значительная. В частности, в прогнозах распространения.
Тем менее оснований говорить об эпидемии в Китае.
Населения Китая - 1 400 000 000 человек, один процент - 14 миллионов человек. Заболевшие же составляют менее около 65 тысяч. То есть их число должно возрасти в двести раз, прежде чем слово "жпидемия" станет уместным.
А пока не стоит уподобляться гробовщику из "Двенадцати стульев" товарищей Ильфа и Петрова:
— А сюда тебя зачем принесло?
— Товар привез.
— Какой же товар?
— Свой товар. Проводник знакомый помог провезти задаром в почтовом вагоне. По знакомству.
Ипполит Матвеевич только сейчас заметил, что поодаль Безенчука на земле стоял штабель гробов. Иные были с кистями, иные — так. Один из них Ипполит Матвеевич быстро опознал. Это был большой дубовый и пыльный гроб с безенчуковской витрины.
— Восемь штук, — сказал Безенчук самодовольно, — один к одному. Как огурчики.
— А кому тут твой товар нужен? Тут своих мастеров довольно.
— А гриб?
— Какой гриб?
— Эпидемия. Мне Прусис сказал, что в Москва гриб свирепствует, что хоронить людей не в чем. Весь материал перевели. Вот я и решил дела поправить.
Остап, прослушавший весь этот разговор с любопытством, вмешался:
— Слушай, ты, папаша, это в Париже грипп свирепствует.
— В Париже?
— Ну да. Поезжай в Париж. Там подмолотишь! Правда, будут некоторые затруднения с визой, но ты, папаша, не грусти. Если Бриан тебя полюбит, ты заживешь недурно: устроишься лейб-гробовщиком при парижском муниципалитете. А здесь и своих гробовщиков хватит.
Безенчук дико огляделся. Действительно, на площади, несмотря на уверения Прусиса, трупы не валялись» люди бодро держались на ногах, и некоторые из них даже смеялись.
Поезд давно уже унес и концессионеров, и театр Колумба, и прочую публику, а Безенчук все еще ошалело стоял над своими гробами. В наступившей темноте его глаза горели желтым неугасимым огнем.