Заткнув отработанным тычком указательного пальца нужную кнопку будильника, Лана не спешила вставать. Лежала с закрытыми глазами и переваривая сон. Рассматривала его так, эдак. Пытаясь уловить ускользающий смысл.
Бежит она по зелёному лугу. Пчёлы над высоченными грядами иван-чая роятся, бабочки кружат. Она все это видит, будто и сама тоже бабочка. За её спиной — переливающиеся нежнейшим семицветием прозрачные крылья. Она видит их и босые ноги тоже видит, одновременно. Зажмуривается от медовых ароматов. Чувствует, как распущенные волосы тормошит хулиганистый ветер. Они шелковыми лентами струятся по плечам. Ого, да она нагая! Ей неловко, вдруг увидит кто. Тело подтянуто, нагрето солнцем... «Лана», — слышит вдруг она шёпот издалека. И оборачивается.
И вот она уже на лужайке бревенчатого дома. Перед ней коза. С восклицательными знаками - рожками. Приветственно виляет хозяйке кисточкой-хвостом. И недвусмысленно ухмыляется. Лана хватает ведро, подтыкает фартук за пояс длинного платья, ловко присаживается на дойку. Козы! Даже во сне она удивляется, до чего её руки сведущие. Лана боится, что коза почувствует подвох, бросит притворятся своей и боднёт её прямёхонько в глаз. Последствие-синяк представляется вполне реальным.
Но коза хихикает и опрокидывает ёмкость с молоком. Которое превращается безешный шмат торта. Лана смотрит на него и осознаёт свой грех: а не надо было жрать на ночь. Узкое платье неприятно жмёт в талии. Она чувствует себя грешницей. Но торт всё-рано сьедает. Вот же дрянь! Это почти и не сон уже, соображает просыпающаяся Лана.
— А могла бы порхать, как бабочка, — и даёт обещание отказаться от сладкого. Совсем. Снова, да.
А у вас какие кошмары?
Эвелина Григорьева