4.
Особенно Ирина переживала из-за связи своего мужа с одной молодой девушкой, которая ему в дочери годилась. Была она из провинциального города, где среди прочих других девиц, наверное, даже отличалась своими достоинствами, училась на четверки-пятёрки. Хотя всем известно, чего стоят хорошие оценки провинциалки в большом городе. Разделять судьбу лузерш, своих одноклассниц, она не хотела, и потому подалась в Москву сразу после окончания школы. Поступила даже на вечерний в один затрапезный вуз, куда не брали разве только что с судимостью. Днём подрабатывала официанткой в кафе. Там ей и выдала судьба счастливый лотерейный билет, как считала Милена ( она родилась уже в то постперестроечное время, когда давать детям обычные имена стало дурным тоном, поэтому все стали нарекать девочек Стефаниями, Регинами, Станиславами, совершенно не задумываясь о сочетании такого имени с самой обычной фамилией. К тому времени уже не читали Гоголя, Зощенко или Булгакова, которые бы непременно нарочно выдумали такое сочетание, чтобы блеснуть иронией, а то и сарказмом). Милена носила фамилию Бобрикова, и, собственно, само это сочетание «Милена Бобрикова» говорило лучше всяких слов и описаний.
Счастливым билетом стал для неё Сергей, заехавший однажды в кафе перекусить. Оценив одним взглядом Милену, стройную, высокую девочку с замазанными дешевым тональным кремом прыщами на лице, но при этом миловидную и улыбчивую, Сергей в тот же день пригласил ее на свидание. А дальше пошло-поехало. Сергей считал мужчин, пользующихся женским телом и не благодаривших их за это материально, самцами. Себя он хотел чувствовать иначе. Чем-то вроде учителя, наставника, прокладывающего дорогу в эту жизнь перед слабыми, беспомощными созданиями. Таких созданий сидело у него на шее уже три или четыре штуки, и поэтому дорога прокладывателя была хорошо проторённой и изученной.
Вскоре Милена жила уже не в общаге, а в отдельной однокомнатной квартире, бросила вечерний, каталась по разным странам. Одна, правда, потому что Сергей же семейный человек и не мог позволить себе уезжать на недели. Но и с ним она ездила на два-три дня в его командировки, правда, по сторонам и весям родного отечества. Про жену Сергея Милена особо не думала. Вернее, что может думать молодая девочка о взрослой, почти пятидесятилетней женщине, которую она, молодая и перспективная, и так уже победила. Она мало о ней думала в отличие от Ирины. В переписке последняя все время жаловалась своей подруге, что опасается, как бы эта молодуха ни родила Сергею и ни увела его из семьи окончательно.
- Понимаешь, Лиза, я чувствую, что он эту Милену выделяет из всех остальных. Он относится к ней романтично, красиво ухаживает, возит ее по нашим с ним местам - в те же рестораны, дома отдыха, кинотеатры, - читал Сплюнь в ее мессенджере.
Как-то в сердцах, вконец отчаявшаяся Ирина писала Лизе:
- Иногда мне хочется нанять каких-нибудь бандитов, чтобы избили его, изувечили её, чтобы он раз и навсегда зарекся ходить по бабам.
Сплюнь читал изо дня в день переписку двух женщин и значительно реже переписки Сергея. В том, чем делилась Ирина со своей подругой, во всех буквах, словах и запятых кричала любовь, бессильная что-либо сделать перед нелюбовью. У Сергея же во всем сквозили похоть и товарно-денежные отношения.
Первый раз Сплюнь вдруг задумался, что он мог бы как-то помочь Ирине, ведь в его силах было влезть в любую переписку, исправить что-то, дописать, переписать. Но он не решался. Потому что руководимый всем своим опытом знал, что все должно идти своим чередом, невозможно изменить ход событий, нельзя брать на себя роль бога - выйдет только хуже.
На работе он видел двух интеллигентно общающихся между собой супругов, бросающих друг другу многозначительные, заигрывающие взгляды, улыбающихся и говорящих полунамеками. Никто со стороны не мог и подумать, что под этим париком с красиво завитыми и уложенными локонами кишмя кишат вши боли и отчаяния.
Сплюнь не понимал, почему она не уходит от него, молчит, не выдаёт, что все знает, терпит, играет эту роль, надевая каждый раз этот вшивый парик. А потом понял. Ответ был простой как дважды два. Простой и безыскусный, и, наверное, даже глупый. Любовь ее была сильнее всего того, что ей приходилось терпеть. Казалось бы, она должна была давно умереть, а она продолжала жить, несмотря на и вопреки. И давала силы играть этот нескончаемый спектакль, поставленный не по ее сценарию, где она должна была играть роль, которую не хотела бы себе даже в самом страшном сне. Сплюнь знал, что такая любовь, мало кому понятная, такая же, как у него к матери, к тому миру детства, который он никак не хотел терять, делает человека смешным, узкорамочным и а каком-то смысле закрытым для понимания жизни, потому что человек всё и вся меряет только этой своей любовью. Но Сплюнь в отличие от Ирины дольше пожил и больше думал, (потому что, что же делать, когда ты все время один, как ни думать). И он знал, что Ирина ведает пока только одну эту свою животную любовь к Сергею, полную ревности, любовь, запертую на четыре замка собственными представлениями о ней, любовь, в которой чувствуешь себя сиротой, брошенной один на один. А настоящая любовь , она надмирная, она не задается вопросами, взаимная она или нет, ей не нужны доказательства, потому что она живет сама собой и собою воскрешается из раза в раз.
Но Ирине нужны были доказательства. Кого он любит - её, потому что все-таки не уходит из семьи, или эту Милену, потому что она молодая и прочее, прочее, прочее?
Продолжение истории тут:
https://zen.yandex.ru/media/id/5e1f367c3bf9af00ad324d4c/valentinka-chast-v-5e459c93fc020165b28bdd05
