– Куда за душевными силами? – спросила тоненькая шатенка с бледным лицом.
– Туда же, милочка, куда и за всем остальным, в кассу, – ответствовала толстуха, слегка колыхнувшись в усмешке, – за мной будете.
– А что, там платить надо? – тихо осведомилась бледная, наклонившись к собеседнице.
– Кнешна, – прошипела толстуха.
Бледная посмотрела на её оплывший бок с жалостью. Нелепая безразмерная кофта свисала бежевым недоразумением с округлых плеч. Из-под рукавов с каким-то зловещим постоянством стекали по коже капельки пота. Захотелось чем-нибудь их промокнуть. Шатенка потянулась к сумочке, но передумала. "Интересно," – подумала она, – "где достают такие большие вещи, что они так висят даже на толстых? А что будет, если надеть это на меня? Она мысленно примерила бесцветную размахню. Утону..."
– Скажите, а где можно посмотреть цены? – обратилась она снова, слегка осмелев после примерки.
– Какие цены? – сделала намеренно глупое лицо толстуха, подложив круглую подушку жира между подбородком и плечом, как бы поворачивая тем самым голову вбок.
– Ну... прейскурант... – промямлила бледная, теряясь под напором скрытой осведомлённости.
Жир стёк с плеча обратно и бледная увидела полный презрения затылок. Она вздохнула. От неопределённости убавилось и энтузиазма, и желания вообще что-то делать. Ноги стали почему-то слегка ватными и тяжёлыми, захотелось упасть в какое-нибудь кресло. Она стала оглядываться в поисках опоры для тела. Но тут округлая подушка снова вползла на плечо, заплывшее лицо, которое наверняка когда-то претендовало на звание красивого, неожиданно выразило сочувствие и тревогу.
– Как договоришься... – произнесла бывшая красавица.
– Где договорюсь... в кассе? – растянула слова бледная.
Она не мигая смотрела на равнодушный затылок под карэ, как-будто он должен был дать главный ответ. Ещё больше захотелось обтянуть джинсовый зад мягким креслом. Она в тоске оглянулась по сторонам. Голые гладкие стены причудливо изогнулись вокруг в вихре дизайнерского маразма. То округлые, то совершенно ровные поверхности создавали иллюзию офисного уюта и как бы разнообразия форм. Лаконичный серый цвет снимал всякие вопросы по поводу приветливости, но монохромность настойчиво нарушалась широкой тёмно-зелёной полосой и тонкой жёлтой. Они опоясывали всё помещение изнутри, включая все дизайнерские извращения форм. Полосы начинались у входа на уровне колен, а потом по мере удаления от него изгибаясь доходили до пояса. В самых неожиданных местах стены прерывались то дверными, то открытыми проёмами. Там и тут понуро стояли или слегка перемещались посетители. Все ждали очереди. Очередь в кассу почти сплошь состояла из унылых граждан с опущенными плечами. Были и другие очереди. В одной люди чаще стояли парами и как-то активнее других вели обсуждения. Однако это не создавало общего гула, потому что, несмотря на скопления народа, люди преимущественно молчали.
Неожиданно очередь продвинулась. Бледная шатенка уверенно шагнула за фигурой бегемота вперёд. В отсутствие разговора время потянулось особенно медленно. Ни стульев, ни кресел нигде не было, все стояли на своих двух опорах. В просторном холле кроме концов очередей размещалась стойка, за которой стоял служащий в белой рубашке, – молодой человек с правильным лицом, не по годам искажённым надменностью. Бледная удивилась, когда он с готовностью стал отвечать на вопросы пожилого мужчины, появившегося из входной двери. Она не вслушивалась специально, но было ясно, что старику не хватает пенсии для оплаты коммунальных услуг и чего-то ещё. Белый воротничок указал ему на её очередь как-то торопливо, из чего стало понятно, что это действительно касса по широкому спектру вопросов. Шатенка слегка заколебалась от того, что не обратилась к служащему, а сразу пришла в очередь. Может, ей сюда и не надо?..
Согласившись с дедом, который понуро занял очередь за ней, когда он начал рассуждать про пенсию, шатенка направилась к белому воротничку. Увидев, что она вышла из очереди, он встретил её ледяным взглядом и, стоило ей начать объяснять цель визита, быстро указал на ту же очередь. Она вернулась. Ещё раз оглянулась. Почему же нигде не видно стульев? Ужасно хотелось присесть, хотя бы на корточки, но это как-то не соответствовало месту.
По мере неспешного продвижения очереди, офисная серость, опоясанная зелёной и жёлтой лентами, несколько сужалась, образуя подобие коридора, по которому предстояло двигаться дальше. Очередь стояла как на фронте – сплошной нерушимой стеной. Казалось, здесь не было места ни усталости, ни сомнению, ни жалости. Бледная шатенка исправно передвигалась маленькими шажками, похожими на пошаркивания, вслед за уверенной толстухой со скоростью черепахи. Иногда очередь замирала вовсе. Тогда казалось, что этому не будет конца, но черепашья поступь каждый раз возобновлялась. Когда началось стояние в коридоре, тоненькая фигура шатенки отделилась от дисциплинированной очереди и, шагнув к стене, благо, она была теперь рядом, приложилась всей спиной и затылком к ней, отставив худые ноги в сторону своего места в очереди. Она немного расслабилась в этой позе, получив хоть какую-то поддержку, и самозабвенно прикрыла глаза. Вдруг рядом кто-то поставленным голосом уверенно покашлял. Бледная шатенка нехотя раскрыла осоловевшие глаза и тут же встретилась взглядом с белорубашечником. Он был заметно ниже теперь, видимо там за стойкой имелась ступенька для солидности. Рубашка на нём была чистой и действительно белой, но была слегка великовата, отчего несуразно топорщилась на молодом человеке, образуя грушевидную фигуру. На коротковатых ногах брюки сильно сборили внизу. От всей его одежды шёл лёгкий синтетический отблеск и в совокупности с запахом третьесортного парфюма создавал неприятное впечатление. Она автоматически подумала, что парню недостаёт совсем немного здорового лоска к его надменной физиономии. По его взгляду она увидела, что разоблачена в неприличном разглядывании, отчего подбородок над белым воротником стал ещё более поджатым и вздёрнутым.
– Не покидайте свою очередь! – прошелестели надменные губы.
Шатенка устало выдохнула, оттолкнулась затылком от своего стойла и отправилась в зазор между толстухой и пенсионером. Снова потянулась черепашья поступь с перерывами. Странно, что завсегдатаи не пытаются возражать такому порядку. Полное отсутствие каких бы то ни было сидений вдоль серых стен начинало напоминать пытку. Иногда из очереди раздавались вздохи, но они не имели массового характера. Рядом в коридоре соседствовала вторая очередь, состоящая из пар. Там тоже все послушно стояли, но поскольку большинство стоящих имело собеседников, скуки и застоя было заметно меньше.
По мере продвижения по коридору шатенка ещё несколько раз предпринимала попытки постоять уперевшись в стену, однажды даже присела у стены на корточки. Каждый раз она была застигнута молодым соглядатаем на месте преступления, но не давая ему шанса шелестеть над ней, она занимала свою очередь раньше, чем он подходил совсем близко, но не раньше, чем он покинет свой пост со ступенькой. То была её маленькая месть и заодно развлечение среди тупого шествия по коридору.
Но наконец забрезжил луч надежды. Постепенно становилось всё более очевидно, что коридор вот-вот раскинется перед глазами вполне просторным операционным залом с разными окошками, к одному из которых тянулась очередь. Две разноцветные полоски, оплетающие до этого стены, вползали на серую стойку, раскинувшуюся через весь зал, и непосредственно около окошка с девушкой-кассиром оканчивались соответственно зелёной и жёлтой лампочками. Как только клиент отходил от окошка, щёлкнув загоралась жёлтая и горела пока операционистка заканчивала оформление документов, а зелёная возвещала о готовности принять нового просителя.
Оказавшись в зале, шатенка с удивлением обнаружила, что здесь вдоль стен, которые до этого были не видны, стоят мягкие стулья. Они даже не были полностью заняты при таком скоплении народа. Она с каким-то торжественным удовлетворением вышла из очереди и села на свободное место. Отсюда можно было наблюдать большую часть зала и часть очереди, вырвавшуюся из объятий коридора. Люди, чья очередь наступила, с благоговейным страхом подходили к окну, освещённому зелёной лампой. Некоторые пытались наклониться поближе к девушке неопределённого возраста с усталым лицом, чтобы объяснить свою просьбу. Она без энтузиазма что-то объясняла, показывала просителю какие-то бумаги, выслушивала, односложно отвечала, снова выслушивала, потом просила заполнить другие бумаги, расставить галочки на каких-то анкетах… У неё на лице как бы запечатлелось монотонное непреходящее, но в то же время лёгкое возмущение без раздражения, как бы привычное. Люди же в основном подобострастно, но иногда с каким-то гонором просили и просили, казалось, чего-то на грани возможного. Судя по выражению лица, она устало сообщала им почти одно и то же, беря бумаги из одной стопки для всех. Задерживаясь на ком-то с объяснениями, она принимала на себя ещё более усталый вид, хотя вначале это казалось невозможным. От её остекленевшего взгляда с отблесками от загорающихся над окном лампочек, становилось не по себе. Бледная шатенка неожиданно для себя поёжилась и отвернулась.
В зале было ещё несколько окон. Крайнее окно слева было совершенно свободным. Там сидела молодая особа, читающая, по всей видимости, серьёзную книгу, возможно что-то из классики. Это можно было понять по взгляду на страницы книги. Он был сосредоточен, но не глотал лихорадочно строчки, как это случается с читателями современных детективов или фантастических брошюр в мягких обложках, а также любовных романов, изобилующих нынче на книжном рынке. Такие читатели стремятся скорее проглотить текст, чтобы добраться до сути, о которой, возможно, догадываются, но всё равно торопятся её ухватить, чтобы тут же приняться за следующую порцию того же литературного стиля. Они как бы надеются на удивление, но оно их не постигает; разочаровавшись немного, но всё же удовлетворившись ожидаемым финалом, они готовы снова пережить те же эмоции. То же самое происходит с любовниками-завсегдатаями. Они упоённо, с настойчивостью дебила меняют партнёров, чтобы в очередной раз прийти к тому же результату. Читатели же вечных книг не любопытствуют, они всегда спокойно наслаждаются процессом, возвращаясь иногда к понравившимся местам на странице, чтобы вновь оценить их бессмертие. А переворачивая страницы, часто имеют вид достойный и как бы уже удовлетворённый.
Девушка в левом окне интересовала, однако, не только этим. Она была очень опрятна, не имела никаких видимых атрибутов, обычно привлекающих внимание со стороны: украшений, заколок, кудряшек, спорных деталей одежды или макияжа. Волосы её, не собранные в причёску, лежали на плечах, не вызывая ощущения распущенности, они спокойно сияли, гладко обрамляя нежное лицо. На лице этом, несмотря на не первую молодость, не было никаких следов пережитого, никаких особенных складочек или морщин. Оно было нереально правильным и милым, без тени кокетства, без намёка на проявления хитрости. В то же время оно было лицом человека, способного глубоко мыслить. И было в этом лице что-то ещё, что цепляло сразу и не отпускало потом долго. Это удивляло и снимало всякие вопросы одновременно. Бледная шатенка задумалась как бы это качество назвать поточнее. Она покопалась в самых давних своих ощущениях, забытых мыслях из какой-то прошлой жизни. И нашла. Безмятежность. И ещё удивительная тихая радость. Вот что ненавязчиво, но как-то сразу высвечивало это необычное и вместе с тем простое лицо. Бледная шатенка расфокусировала наконец взгляд, не без сожаления оторвавшись от безмятежного лица девушки. Захотелось взглянуть на небо, но, за неимением его в помещении, взгляд поплыл к офисному потолку. Там посетительница вдруг обнаружила, что у окошек есть названия. И над окном так заинтересовавшей её девушки была лаконичная надпись «СЧАСТЬЕ». Не веря своим глазам, она перечитала. Действительно, все буквы заглавные, некрупный шрифт, как раз такой, чтобы было видно, но не бросалось в глаза. Зелёный цвет, в тон опоясывавшей помещение полоске, просто возвещал о наличии в данном окне счастья. Шатенку взяла оторопь, она впервые забыла про свою очередь, про цель своего визита и вообще обо всём. Снова перечитав надпись, она остро захотела вернуться к разглядыванию девушки с книгой. Да, именно это было написано на её простом лице, именно это! Она залюбовалась им снова, на этот раз не делая попыток анализировать. Оторвавшись наконец от притягательного зрелища, она уставилась в пол. Немигающий взгляд выдавал процесс перезагрузки мозга информацией. Но ей самой казалось, что она не думает ни о чём, мыслей как бы не было совсем. Они стали совсем ватными как её ноги тогда, когда ей нестерпимо захотелось сесть. Вот и сейчас ей захотелось сложить все, абсолютно все мысли в коробочку и не доставать их оттуда какое-то время.
Но вдруг её пронизала одна мысль, одновременно заставив испугаться. А что же должно быть написано там... на том окне, куда она столько стояла? Она ещё больше остолбенела в своей полусогнутой позе, обращённой к полу, не смея взглянуть вверх. Она стала уговаривать себя прочитать, почему-то успокаивая себя тем, что она может в крайнем случае убежать, продравшись через ненавистный коридор к выходу. Она медленно подняла глаза. Счастье так и зеленело на своём месте под потолком. Следующий шаг вправо дался нелегко. Бледная посетительница разглядывала офис новым, каким-то прозревшим вдруг взглядом, перемещая его с заметным усилием. Следующее за счастьем окно было неработающим, как и ещё одно после него. На первом она прочитала надпись «ПРОЧЕЕ». Тот же безразлично зелёный цвет, тот же шрифт. Она шумно выдохнула и заставила себя проследить глазами дальше. Снова «ПРОЧЕЕ». Следующим было окно с усталой девушкой, которую одолевали посетители из очереди. Она с усилием перевела взгляд и обнаружила там всё то же «ПРОЧЕЕ». С минуту она не двигалась и не думала. В воспоминаниях проплыли слова толстухи: «Туда же, милочка, куда и за всем остальным, в кассу…» Остальным… Почему остальным? Из чего остальным? И главное – зачем? Зачем они душат себя в очереди за остальным, когда тут есть Оно?.. Она сглотнула. В горле ужасно пересохло. Лицо кисло сморщилось от воспоминания о здешнем сервисе. Там, где не дали присесть, воды не дождёшься и подавно. Она машинально отвернулась от очереди. В углу у окна на улицу, ещё левее счастья стоял кулер. Она ринулась к нему. Вопреки ожиданиям, стаканчик легко отделился от собратьев и быстро наполнился холодной влагой. Пальцам тут же стало холодно. Она поёжилась и с надеждой перевела руку к источнику с красной отметкой. Функция подогрева также исправно сработала, стаканчик возвестил об этом приятным теплом в руке. Напившись она постояла ещё у кулера, посмотрела в заоконную жизнь через щели жалюзи. Там всё было по-старому. Та же волнующаяся от весеннего ветра зелень на деревьях, те же лужицы, то же солнышко в них. Голуби пили его, не стесняясь с удовольствием запрокидывать сизые головы. Неожиданно её окликнули.
– Эй, девушка!.. – раздался знакомый голос. – За мной будете.
Она обернулась, это красивый бегемот звал её вернуться в лоно очереди, потому что стоял уже совсем близко к цели. Пенсионер тоже смотрел на неё призывно, волнуясь и делая неопределённые взмахи скрюченными руками, наверное, думая, что они важны для неё. Она ещё раз взглянула на голубей. Те тоже что-то говорили друг другу, но кажется совсем на другую тему. Она решительно развернулась и двинулась к окошку «СЧАСТЬЕ».
– Здравствуйте!
– Здравствуйте, – девушка с готовностью оторвалась от книги.
– А что нужно взамен?
– Что вы хотели бы получить? – девушка говорила ровно и как бы сияла всё время спокойно и тихо.
– Счастье... – голос просительницы зазвучал неуверенно и как бы вопросительно.
– Нужно отказаться от прочего, – просто сказала девушка.
– То есть, я должна дать обязательство не стоять в другой очереди?
– Нужно просто отказаться от всего остального кроме счастья, – доходчиво произнесла девушка. Лицо её было ровным, небезразличным, но и не заинтересованным. Оно не теряло миловидности при разговоре, не выражало ни раздражения, ни воодушевления, одно только спокойствие и радость, но без улыбок.
– Что я должна подписать? – она сделала движение к сумочке, достать ручку.
– Ничего не надо. Достаточно отказаться от прочего.
– А что мне надо делать дальше?
– Вы свободны.
– Я могу идти?
– Можете.
– А где получают счастье?..
– Оно приходит само, как только вы отказываетесь от всего остального.
– Спасибо...
– Пожалуйста.
Посетительница медленно отодвинулась от окошка и направилась к выходу. На её пути была всё та же очередь. Она приостановилась. Только сейчас она заметила, что они смотрят на неё по-другому. Толстуха уже на пути к своей зелёной лампочке осуждающе глядела на неё. Пенсионер горестно качал головой и охал в её сторону. Остальные просители недоуменно разглядывали её, как будто она только что слетала в космос и случайно тут приземлилась и вот идёт, а шнурки у неё развязались. И есть что поразглядывать на ней и есть о чём понедоумевать. Она машинально прошла сквозь них с отстранённым видом, мысли её были заняты чем-то другим. Сквозь пелену донеслись слова толстухи, обращённые к усталому окошку: «Мне бы похудеть». Почти сразу стояла другая очередь, в которой были люди парами. Остатки любопытства заставили обернуться к надписи над их окном. Тем же шрифтом значилось «ДЕТИ». Она отвернулась и направилась по узкому проходу между двумя шеренгами людей к выходу. Когда коридор окончился и её снова принял в серые объятия дизайнерский маразм различных стеновых решений, она встретилась взглядом с молодым человеком в белой рубашке. Он был всё так же молод, но уже не так грозен как раньше. На секунду она задумалась о том, что она испытывает к нему теперь. И не нашла ответа. Вернее, он был к её удивлению таким: ничего.
Она быстро вышла на улицу. Голуби встретили её весенним клёкотом, один тёмно-серый пернатый очень важно наступал на соперника, растопырив крылья. Другие топтались в луже или пытались подхватывать капли воды клювами. Солнце обласкало теплом освещённую щёку, с другой стороны трепанул волосы прохладный ещё ветерок. В голове пронеслось: «Веснушки могут вылезти». И тут же откуда-то из глубин: «Ну и пусть...»
Она загадочно улыбнулась и зашагала прочь, забыв обойти лужу.
2