Все началось с карты, обычной географической карты. В любое другое время она меня едва ли бы заинтересовала, но нам предстояло ехать битых четыре часа на поезде, который мчался со скоростью, позволявшей срывать листья с деревьев. В электричке я всегда покупала себе всякую дребедень у коробейников нового поколения. На этот раз я вытребовала у родителя вертолет, который по мановению веревки поднимался на два-три метра в воздух, крутя своими пластмассовыми лопастями. Отец же купил карту Углича и близлижайших деревень, сестра благоразумно отказалась тратить скудный семейный бюджет.
Загрузившись в поезд, мы с головой погрузились в карту. Крутили мы это карту крутили, вертели мы ее вертели, и тут отец говорит: «Смотрите, когда мы едем в Углич, а потом из Углича на автобусе в деревню, мы делаем вот такой огромный крюк». «Какой такой крюк?» — сразу заинтересовались мы с сестрой.
Отец прочертил на карте прямую и сказал: «Если мы сойдем на станции „Красное село“ и пойдем вот так, то мы здорово сократим путь. Мы пройдем мимо этой деревни, этой деревни и этой деревни. Если учесть среднюю скорость пешего человека, то к вечеру мы будем у бабушки».
Из всего этого перечня деревень я запомнила только деревню Андреевка и Цилино. Одну, потому что отчество бабушки Андреевна. А вторую, потому что я о ней и раньше слышала, туда наша корова бегала за женихами. Пока я соображала, как мы попадем в деревню пространственно, моя сестра предложила:
— Хм, почему бы нет.
Мы быстро покидали свои вещички в рюкзаки и с нетерпением стали ждать ненашей нашей станции. Мы сошли с поезда в замечательный летний день. Только что прошел дождик, пред нами лежала развороченная тракторами дорога, которая уже подсыхала под жаркими лучами солнца. Я весело зашлепала по лужам, потому что на моих ногах были старые кроссовки, а новые кроссовки болтались на руке в пакете.
Миновав первую деревню, мы пересекли трассу, где на длинных ногах стояла белая табличка с надписью "Тверь". Посмотрев на часы, мы поняли, что как раз в это время наш поезд прибыл в Углич. Было три часа дня. Но день был солнечный, не слишком жаркий и не слишком холодный, мы ничуть не жалели о своем приключении. Время от времени я запускала в небо вертолетик, а потом, как собака, разыскивала его по кустам. Мы окунались в поля по пояс, а в леса ныряли с головой.
Уже ближе к ночи, когда мы уже давным-давно должны были быть дома и посапывать на чистых простынях, мы подходили к какой-то деревушке. Зло лаяли собаки, космический холод пробирал до костей, а над травами поднимался густой туман. Папа отправился ломиться в чужую дверь, чтобы уточнить маршрут.
Местный житель был крайне удивлен появлением туристов на его пороге, ибо места заповедные, нехоженные, но все же доходчиво объяснил, что нам придется перейти речушку, а потом и болото, если мы желаем добраться до точки назначения.
Андреевка, которую я так ждала, по его словам, была деревня абсолютно безлюдная. И я уже себе начала представлять, как мы ночуем в пустом деревенском доме с выбитыми стеклами (деревня-призрак здорово будоражила мое неокрепшее воображение), но отец сказал, что нам с Андреевкой не по пути.
Речка была холодная, а ее дно шибко каменистое: камни были острые и крупные. Нас выручала светлая летняя ночь, яркий месяц и звезды. Кроме того, у нас был с собой небольшой фонарик. Переправившись через речку, отужинав на болотной кочке, мы вновь проникли под черный свод леса. В какой-то момент мы поняли, что заблудились. Когда мы вышли на поле, я уже почти спала. Каким-то чудом мы оказались на дороге, настоящей, асфальтовой с заплатками. Дорожные указатели и карта подсказали нам куда идти, чтобы попасть в вожделенное Цилино.
Серая лента была бесконечна, указатели, которых мы так долго ждали, попадались редко. Мы, как кони, всхрапывали на ходу, ноги наши гудели, как телеграфные провода. А когда я полезла в пакет, чтобы в очередной раз вытащить печенье, я поняла, что потеряла новехонький кроссовок. Я точно помнила, что недавно его видела. Точнее, я точно помнила, что когда последней раз лазила за печенкой, кроссовки там были, оба! Горе утраты передать было нельзя. Это были белые найковские кроссовки.
И когда я уже произнесла прочувственную заупокойную речь, отец решил вернуться за ним. А мы с сестрой продолжили двигаться вперед. Ноги заплетались, мысли путались, я очень хотела спать. Конца и краю этой асфальтовой змеюке видно не было. Дорога была сбывшей мечтой автомобилиста — мимо нас не проехала ни одна машина. Через какое-то время нас догнал отец, ему пришлось бегом возвращаться на полкилометра назад, чтобы отыскать мою любимую пропажу. Наконец, мы повернули на дорогу, ведущую к Судилово, от этой деревни до нашей было всего три километра. Вышло солнце, зажужжали мошки, на нас пикировали комары, в траве запрыгали кузнечики. Трава оделась в серебряные доспехи. Мы вышли на каменную дорогу, нашу каменку (которую прокладывали еще при Екатерине), протопали последние километры на подъеме, как я поняла это было то самое второе дыхание, ибо первое давно пало смертью храбрых. Перед домом я даже хотела уломать отца искупаться в пруду, но он наотрез отказался. Отец, совершивший рывок за моим полботинком, почти замертво рухнул на пороге родного дома. Зато с нас сестрой усталость сошла, как с гуся вода. Позавтракав и немного погостив у Морфея, мы восстановились так же быстро, как Дракула, отпивший свежей англосаксонской крови. Отец же смог бы взять приз богатыря Святогора, он беспробудно продрых пару суток.
С картой было покончено. И хотя мы иногда ее вертели и крутили, но больше уж никогда с поезда не спрыгивали, а ехали чинно-благородно до города Углич, оттуда на автобусе минут сорок, от станции пешком минут пятнадцать и слегка запылившиеся, но безмозольные мы всякий раз оказывались в домике под оранжевой крышей.