Роберт Эггерс сдаёт самый ответственный режиссёрский экзамен, сняв свой второй фильм под названием "Маяк". И начал он с того, что не стал менять вещи,которые принесли ему успех в предыдущей работе: замкнутое место действия, небольшое число персонажей и, собственно, жанр.
Старый морской волк и его новый желторотый помощник заступают на вахту смотреть за маяком. Островок, море, маяк и два мужчины, копошащиеся как ёжики в тумане, — сама по себе не наилучшая почва для фильма ужасов. Но вся прелесть здесь задаётся тем, что вместе с главными героями в смену инкогнито пробираются американские писатели Говард Филлипс Лавкрафт и Эдгар Аллан По. Или, точнее, дух их произведений.
Зачарованный литературными классиками, Эггерс с такой любовью воссоздаёт обстановку в картине , что претензии к сюжетной простоте сценария как-то и не хочется высказывать. Совершенно книжные вещи вроде байки о неожиданно рехнувшемся и помершем предыдущем помощнике или строжайшего запрета подниматься на маяк, сопровождаемые безумно выпученными глазами и растрёпанной бородой Уиллема Дефо, так задорно плавят хладнокровие нового помощника, что становится ясна главная затея этого кино — дань зловещей старине. Скрипу половиц, чехарде теней на потолке, птичьим крикам и, конечно же, кое-каким щупальцам.
Этот особый выразительный ретро-шарм ленты поистине завораживает. Стиснув по бокам и без того неширокую классическую размерность кадрового окна до хрестоматийных пропорций ранних американских киносъёмочных систем, авторы не забыли и о звуке, каким-то образом заманив самого дьявола (непременно морского) раздувать во все жабры оркестровую и прочую медь. Стоит ли говорить, что с такими изобразительными средствами, желая того или нет, зритель присоединяется к несению адской службы на маяке?
Когда смена будет подходить к концу, несколько озадачить может лишь развязка — заключительная треть фильма. Ничего не скрывающая, но при этом ничего особо и не объясняющая, она явно разочарует тех, кто любит прямые ответы. Литературные отцы-пугатели в большинстве случаев стеснялись такое описывать и предпочитали прятать под многозначительным «и на этом запись в журнале оборвалась» (иной раз с последующим многоточием). А Эггерс вот не постеснялся и показал, а само трактование оставил на откуп зрителю. Дескать, понимайте как хотите. Ну и Дагон ему судья.