Январь – особенный месяц для Ленинграда. Для всех ленинградцев…петербуржцев этот зимний месяц важен и памятен двумя датами: 18 января 1943 года - день прорыва блокады Ленинграда, 27 января 1944 - день снятия блокады Ленинграда. По традиции каждый год во второй половине января в городе проводятся мероприятия, приуроченные к этим датам. Возложение цветов к памятным местам, акции памяти, музейные экскурсии, лекции, концерты, театральные постановки, кинопоказы, а еще зажженные факелы на ростральных колоннах и артиллерийский салют...
Третий год подряд в январе месяце музей «Невская застава» предлагает горожанам пройтись по городу блокадными маршрутами. В этом году было три маршрута, прохождение которых в блокадном Ленинграде подтверждается воспоминаниями их героев.
Объединенный маршрут художника Василия Власова и технолога Алексея Панченко, благодаря которым зимой 1942 года были созданы игральные карты с карикатурными изображениями немецких военачальников, составлял порядка 32 км. По следам Власова и Панченко мы с Ксенией шли в прошлом году. Фактически этот маршрут объединил два пути. Сначала участники шли путем художника с Васильевского острова, где на улице Репина жил Власов, до Карточной фабрики, которая расположена в районе нынешней станции метро «Пролетарская». Вторая часть марафона повторяла путь технолога Алексея Панченко от Карточной фабрики до литографии № 24, расположенной на Петроградской стороне. Зимой 1942 год Панченко носил оттиски из единственного действующего в Ленинграде фотоцеха на улице Мира на Карточную фабрику.
В этом году сотрудники музея добавили два новых маршрута. Один из них повторяет путь рабочего завода «Большевик» Дмитрия Ивановича Богданова от дома до работы, вторым маршрутом ходила поэтесса Ольга Берггольц от Дома радио до амбулатории при комбинате имени Тельмана, где работал ее отец. Объединившись с Ксенией, прошли в этом году оба маршрута.
Каждый маршрут составил приблизительно 12-15 км, в обоих случаях дорога заняла порядка пяти часов. Оба раза мы повторяли конкретный путь, которым ходили конкретные люди в блокадные годы.
Богданов Дмитрий Иванович, которому на начало войны был сорок один год, остался в осажденном городе. Инженер по профессии, он все военные годы провел в Ленинграде и трудился сталеваром на заводе «Большевик». Дневники Дмитрий Иванович вел и до войны, и в послевоенное время. Заметки военных лет – это отдельные, начатые в июне 1941 года, маленькие блокнотики, озаглавленные ленинградцем Богдановым как «Запись фактов, личных переживаний и настроений, а также некоторых наблюдений из окружающей жизни жителя города Ленинграда инженера металлурга, работника завода «Большевик».
На начало войны Дмитрий Иванович вместе с семьей – женой Розалией Ивановной, Розочкой, как он называет ее в своих записях, ее мамой и девятилетним сыном Дмитрием жили в собственном деревянном доме на Сборной улице (нынешний адрес – Новочеркасский пр., 27 к.2).
Осенью 1942 года в ходе подготовки города к новой блокадной зиме дом семьи Богдановых был разобран на дрова. Дмитрий Иванович переехал в квартиру на Невском проспекте, семья к этому времени уже уехала в эвакуацию.
16.09.1942
«3-го сентября, придя домой, в ЖАКТе получил ордер на комнату сроком по 8-ое сентября. Дело в том, что наш дом подлежит сломке, как почти все деревянные дома в г. Ленинграде ...11-го сентября пришел домой в 11 ч вечера и нашёл, что дом уже начали ломать ... Утром 13.09, придя домой в 2 часа дня, я стал собирать вещи. Очень болело сердце, как я один управлюсь с переездом. Ломали дом военные пограничники, и они предоставили мне машину, погрузили все тяжелые вещи, и я в 8 часов вечера поехал в новую квартиру.
Итак, я переехал в новую квартиру. Мой адрес: Проспект 25 Октября, д.133, кв. 35».
Дмитрий Иванович преодолевал пеший путь дом-завод и обратно десятки раз. Приходилось ему ходить пешком и с прежнего места жительства - с Охты, и с нового адреса.
3.1.1942
«Город Ленинград становится умирающим городом: трамвай не ходит, автомобилей очень мало, света нет. Я езжу на завод на поезде, но это тоже тяжело: надо до Московского вокзала идти пешком, и от Обухово тоже пешком, правда, это легче, чем всю дорогу пешком, но время уходит много. Радио не работает, время проверить негде. Стоят морозы до -30 градусов, как это было вчера и сегодня, и впереди только печальные мысли. Сумеем ли мы пережить это страшное испытание? Есть хочется все время, что делается на фронтах почти не знаем, так как радио не работает, а газеты опаздывают».
8.01.1942
«Сегодня, чтобы наверняка попасть в завод, пошёл пешком. Так же пришлось идти обратно, но погода была хорошая: мороз не очень сильный, ночью была луна, и я за 2 часа 50 минут дошёл до завода. Из завода принёс Диме лапши и котлету, так что в магазинах ничего не дают. Ночью сегодня не спал».
11.01.1942
«Уже три дня в завод хожу пешком, потому что поезда ходят очень плохо. Сегодня, например, из города до 12 часов поезда не было, и, вообще, за дневную смену не пришёл».
В своих дневниковых записях военных лет Дмитрий Иванович фиксировал многое. Это и личные переживания, есть записи, касающиеся семьи, описание обстановки в осажденном Ленинграде, рассказ о конкретных происшествиях в городе, которые он видел сам, или о которых рассказывали его домочадцы или сослуживцы.
21.01.1942
«Дальше видел у завода Ломоносова упавшую женщину, которую хотели поднять, но не могли - сил нет ни у нее, ни у людей, поднимавших ее. Она лежала на локте правой руки и еще слабо охала. Мороз был больше 20, и ей, вероятно, жить оставалось немного, народ проходил мимо, как-то хладнокровно, что было бы сумасшедше-непонятно в другое время. Сейчас народ какой-то совершенно безразличный к вопросу смерти, т.к. каждый ждет, что с ним может случиться тоже самое очень скоро - голод продолжает делать своё дело».
До января этого года я не знала не единого слова про Богданова Дмитрия Ивановича и его дневники, которые открыла для широкой публики правнучка Любовь Рощупкина. Она провела колоссальную работу по изучению и оцифровке блокадных дневников своего прадедушки. Теперь все желающие могут прочитать воспоминания Дмитрия Ивановича о войне, блокаде и увидеть фотографии семьи Богдановых в ее блоге «Вальс фронтовой весны»
Исписанные то размашистым, то убористым почерком пожелтевшие страницы дневника Д.И. Богданова, повествующие о жизни в блокадном Ленинграде, позволили не только познакомиться с дневниковыми записями героя, узнать страницы из истории Охты и Невского района в годы блокады, но и повторить путь рабочего завода «Большевик», останавливаясь по пути следования в тех же местах, что и он, и смотреть на современный город, сопоставляя нынешние виды с «картинами» блокадного Ленинграда.
21.01.1942
«Сегодня, когда шёл с работы, то видел то, что видишь почти всегда на дорогах города. Шёл я днем, часов от 12 до 3 часов, а вот, не доходя до Володарского моста метров 500, лежал мертвый ремесленник, без шапки, руки задраны кверху, шинель тоже задрана, карманы вывернуты, сапог нет - это значит, он лежал с ночи, и его обобрали. Дальше, метров за 200 от него, лежал другой покойник-мужчина, лицо накрыто поднятым пальто, на ногах плохие валенки (и пальто плохое), правая рука без перчатки и рукавицы, закоченевши в согнутом виде над головой, и видно, что пальцы согнуты для креста. Вероятно, этот, умирая, чувствовал, что отдавал свою душу богу, делая попытки молиться- это, конечно, его тайна».
По маршруту Дмитрия Ивановича Богданова Охта – завод «Большевик» (сейчас Обуховский завод) мы шли 18 января, спустя две недели преодолели часть январского пути повторно, стартовав не с Охты, а от Дома Радио на Итальянской улице. 1 февраля повторяли блокадный маршрут поэтессы, журналиста и диктора ленинградского радио Ольги Берггольц.
29 января 1942 года умер от голода второй муж поэтессы литературовед Николай Молчанов. В первых числах февраля Ольга Федоровна отправилась за Невскую заставу сообщить о смерти близкого человека своему отцу, которой работал врачом в амбулатории при комбинате имени Тельмана.
«Отправляясь за Невскую, я снарядилась обстоятельно. Товарищи по Радиокомитету, где я давно уже жила на казарменном положении, снабдили меня каждый чем мог. Мне налили в появившуюся откуда-то бутылочку с делениями (в таких бутылочках дают в консультациях детям-искусственникам молоко) жидкого, чуть сладкого чаю, кто-то подарил две папироски, я взяла свой хлебный паек. Это было в то время уже целых двести пятьдесят граммов хлеба. Я решила есть понемножку и ни за что не съедать весь хлеб сразу, хотя думала только о том, что в противогазе моем лежит хлеб — целых двести пятьдесят граммов с довесочками… Да, на боку у меня висел противогаз…»
«Я не была уверена, что дойду до отца, и решила не загадывать так далеко. Я решила: во время дороги буду ставить себе микрозадачи: вот сейчас я у этого фонарного столба. Надо дойти до следующего. Потом опять до следующего. Потом до Московского вокзала. А там видно будет! Надо переставлять ноги, не торопясь, никуда не спеша, стараясь идти по тропинке и не оступаясь в снег… Вот дошла до Московского вокзала. Поглядела на часы: стоят. Вступила на Старо-Невский. Там снова от столба к столбу».
Родилась Ольга Берггольц весной 1910 года в городе на Неве. Семья обитала тогда в старинном доме у Невской заставы. Так что девочка Ольга, или Ляля, как ее называли родные – девочка с Невской заставы. Здесь прошло ее детство.
«Невская застава, со всей своей территорией, со всеми её людьми — бабушками, дедушками, дядьями, ребятами во дворе, остались во мне навсегда. Я кровь от их крови и плоть от их плоти. Они учили меня ходить и говорить, молиться Богу и не верить в него…»
Неудивительно, что, двигаясь по Шлиссельбургскому проспекту (ныне проспект Обуховской Обороны), поэтесса вспоминает мирные зарисовки Невской стороны.
«… взглянув на амбары, я подумала: «Это зернохранилища. Хранилища зерна. Да, ведь когда-то во всех этих амбарах было зерно — рожь, и даже между амбарами, под навесами, тоже лежали груды ржаного зерна. Я помню это. Когда я ездила за Невскую, я видела груды ржаного зерна».
Мелькомбинат имени Кирова вспоминает в своих записях и Д.И. Богданов, правда, в связи с устройством на работу в блокадном Ленинграде.
21.01.1942
« Я, вот, не знаю, как держусь с этими хождениями на завод, ноги у меня опухают, и сейчас, вот, опухоль не проходит - говорят, надо пить меньше воды и вообще супов, а есть больше нечего.
У нас дома новое целое событие, дело в том, что Розочка поступила на работу, чтобы получить карточку первой категории, т.к сейчас это вопрос первостепенной важности.
По случаю голода она очень хотела поступить на хлебозавод, но это ей не удалось, потому что надо иметь очень большой блат, а у нас его совсем нет…»
И опять слово Ольге Берггольц:
«У завода Ленина, откуда когда-то очень-очень давно — в детстве и юности — начинался «город», потому что до завода ходила конка, а от завода трамвай, — у завода Ленина, бывшего Семянниковского, я присела на бетонную скамеечку, огибавшую бетонную диспетчерскую будку (выстроенную, конечно, в стиле Корбюзье), аккуратно съела «кусочек хлебца» и пошла дальше по Шлиссельбургскому».
«Я только замерла, когда дошла до Невы, до перехода к папиной фабрике, потому что уже смеркалось и первые, нежнейшие, чуть сиреневые сумерки впускались на землю. Сиренево-розовой, дымчатой была засугробленная Нева и казалась необозримой, свирепой снежной пустыней. Отсюда до отца было дальше всего, хотя я видела через Неву фабрику и знала, что влево от главных корпусов стоит старенькая бревенчатая амбулатория».
Ольга Федоровна переходила Неву по льду в районе Пролетарского завода (пр. Обуховской Обороны, 125). Нам же 1 февраля 2020 года пришлось сделать небольшой крюк, на правый берег реки перешли по Володарскому мосту.
Конечный пункт маршрута «1942. Путь Ольги Берггольц» – улица Тельмана, 10. Здание амбулатории при комбинате имени Тельмана, где работал доктор Федор Христофорович Берггольц (в марте 1942 года отец поэтессы был «выслан» из блокадного Ленинграда, формально - за отказ стать осведомителем), сохранилось до наших дней.
«Фабричный двор, и бревенчатая амбулатория, и палисадник около нее из резных балясинок, где уже много лет каждый год хлопотал над розами папа, — я совершенно ничего, решительно ничего не узнала и долго стояла перед крылечком амбулатории, туго соображая: куда же это я пришла?»
1942 год, февраль
«Шла к отцу и слез не отирала:
трудно было руку приподнять.
Ледяная корка застывала
на лице отекшем у меня.
Тяжело идти среди сугробов:
спотыкаешься, едва бредешь...»
Старт маршрутам, про которые я рассказала, дали дневники жителей блокадного Ленинграда. Организаторами выступили сотрудники музея «Невская застава», назвали они свое детище «пешеходный челлендж». Иностранное слово «челлендж», которое обычно переводится как «вызов» или «бросить вызов», в контексте «блокадных историй» вызвало неоднозначную реакцию многих петербуржцев. В прошлом году меня тоже смутило такое название.
Но как иначе назвать то действие, когда группа людей идет по конкретному маршруту конкретного человека, пытаясь увидеть город времен блокады глазами человека, который пережил это страшное время. Сложно… Не экскурсия, не марафон… Честно говоря, после прошлогоднего челленджа длиною больше 30км, слово «челлендж» у меня ассоциируется именно с прохождением блокадных маршрутов.
Говорить о том, что мы попытались понять, что чувствовали и как вообще выдерживали ленинградцы подобные пешеходные марафоны в блокадную зиму, думаю, не правомерно совсем. Слишком уж условия несопоставимые. Мы шли по спокойному городу – бомбежки и обстрелы нам не грозили. Мы шли в этом году по бесснежному городу, в вечернее время наш путь освещало множество уличных фонарей, мы шли не в одиночку, а в группе. Нам не было голодно. Практически у всех в рюкзаках присутствовал термос. У нас были остановки на чай и бытовые комнаты, на длинном маршруте было выделено 40 минут на обед. Нам не было холодно. Современная одежда с приставкой «термо» и всевозможными мембранами позволяет обеспечить долговременное и комфортное пребывание на улице.
Мы просто шли, читали строчки дневников, слушали воспоминания, разговаривали между собой, и кто-то в группе обязательно делился очень личными и очень похожими историями своих бабушек/дедушек, прабабушек/прадедушек. Мы шли и помнили… И это, пожалуй, главное.
«Город стал пешим. Расстояния обрели реальность. Они измерялись силой своих ног. Не временем, как раньше, а шагами. Иногда количеством шагов».
/Алесь Адамович, Даниил Гранин. «Блокадная книга»/
«А так тянуло отключиться от всего вокруг. Эта тяга к покою была роковой и по своему разрушающему действию еще сильнее разрушавшего нас голода. …в госпитале неоднократно слышал, что если хочешь выжить, то нельзя лежать. Бродить без цели – но двигаться!»
/Владислав Михайлович Глинка. «Воспоминания о блокаде»/
