Судостроители имеют некоторый жаргон или, вернее, особенность в произношении слов, отчасти такой, как у моряков, отчасти непохожий. Моряк говорит «компАс», с ударением на последнем слоге, и, также, на последнем слоге во множественном числе от слова «гавань»: «гаванЕй». Ведь говорим же мы «якорЕй». Но, почему–то, моряк скажет: «маЯков». Так вот, судостроитель говорит не «фундАмент», а «фундамЕнт», видимо, по аналогии с «постамЕнт», «монумЕнт», но только про пароход, где этих фундамЕнтов под механизмы полно. Про свою дачу, например, он скажет «фундАмент». Конечно, судостроитель-корпусник, владеет в совершенстве техническими названиями корабельного набора, т.е. каркаса, на котором держится обшивка, и который придает корпусу прочность. Все эти бимсы, шпангоуты, комингсы, кницы, флоры, надо знать, а то не поймешь, что тебя просят сделать.
Были названия и у некоторых рабочих профессий, например, полуглухих людей с отрубными пневматическими машинками звали «глухарями», но мне больше нравилось название «сверчки». Машинка похожа на небольшой отбойный молоток с зубилом на конце. В гулком корпусе подводной лодки, и в еще более тесном пространстве ее внутренних цистерн, работа машинки вызывает не просто грохот, это непередаваемый шум, от которого в ушах мгновенно появляется боль, и кажется, что голова просто лопнет, как гнилой арбуз. Слесари бегут из отсека, едва завидят лезущего туда «сверчка» с машинкой, кто не успеет, тому мало не покажется. Поэтому в «сверчки» охотно брали глухонемых, но и те, кто был не совсем глухой, были слабослышащими, нормальных туда не брали.
Правда, совсем нестерпима была работа «Глухарей» в лодках, сделанных из стали, а наша чудесная «Барракуда» была титановая. Титан гораздо менее звонкий, это одно из великих его преимуществ. Но, все равно, доставалось от «сверчков» и нам. Они всегда держались обособленно и разговаривали с помощью азбуки глухонемых. Вечно встанут кучкой, и как начнут махать руками и вертеть пальцами, так мой товарищ по прозвищу Фибс поглядит и раздраженно скажет: «Ишь, разорались, черти!», и сплюнет на пол.
На самом деле моего друга и соратника звали Дмитрий. Это он в школе учил немецкий язык, и был в советском учебнике один короткий рассказ про мальчика по имени Фибс. Оказался персонаж рассказа вылитым Димой, как будто нарочно с него списывали. Так и стал Дмитрий Владимирович Фибсом на всю жизнь, но на прозвище не обижался в силу природной мягкости характера.
Однажды забрался Фибс на нашей лодке в туалет, т. е. гальюн, дверь закрыл и прикорнул там. Гальюн на строящемся заказе, понятно, не действующий. А будочка галюна — это такая выгородка в углу отсека, и тоже титановая, естественно. Смотрю, лезет «Сверчок», и собирается что-то рубить на стенке гальюна, а Фибс, как оказалось, прямо к этой стеночке головушкой и прислонился. Не стал я его будить, каюсь, было интересно посмотреть, чем дело кончится. «Сверчок» нацелился машинкой, и как даст! Фибс вылетел из гальюна, просто, как пушечное ядро, как пуля! Было ощущение, что он телепортировалcя сквозь дверь! Глаза его было выпучены, а рот заходился криком, переходящим в непередаваемые ругательства, то мере того, как мой друг приходил в себя. Конечно, его внезапное появление вызвало веселый смех у всех присутствующих, с таким юмором на заводе всегда хорошо.
Вернемся к определениям профессий. На монтаже были столяры, которые работали на самом корабле, и назывались они - «чурочники». Конечно, подлодка сделана из металла, хотя самые первые были деревянные, а, скажем, в Югославии на все страны Варшавского договора делали небольшие пластиковые субмарины для работы вблизи берегов и для диверсионных операций. Обнаружить пластиковую подлодку, конечно, труднее, чем железную. Но я не об этом. Хоть лодка и железная или титановая, на ней, все же, довольно много деревянных изделий во внутренней отделке. Дерево и скрашивает быт подводника, уменьшая ощущение, что ты - шпротина в огромной консервной банке, и проще из дерева выполнить фальшь-стены и подвесные потолки, поскольку, где можно, на поверхности переборок и корпуса клеят изнутри звукоизоляцию наподобие стекловаты, закрытой полиэтиленом. Шумность - главный враг подлодки, и с ней борются всеми возможными способами.
В отсеке всегда тесно, и копошится рядом какой-нибудь чурочник со своими деревяшками, а рядом мы, слесари, с ножовками и напильниками чего-нибудь точим, и от каждого остается стружка. Отсеки корабля кроме тесноты отличались бы нестерпимой духотой, если бы не вентиляция. Она проброшена повсюду в виде толстых дюритовых шлангов, похожих на пожарные рукава, и делится, естественно, на приточку и вытяжку, т.е. откуда дует и куда засасывает. Перед началом работы тебе строго-настрого скажут, что нельзя пользоваться вытяжкой, как пылесосом, от этого портится вентилятор и так далее. Еще не раз повторят, выдадут трогательный маленький железный совочек для уборки стружки, поскольку не должен ты оставлять за собой грязь. А нас, молодых, иногда отправляли убираться за другими, поскольку бригада большая и комплексная, все мы вроде одна семья. Но нет, не следовали мы заветам и правилам! Глядишь, и млад, и стар тащат спасительный шланг, и он так весело, - вжик, и нет стружки! Или мелкие отпилки досок бряк- бряк- бряк по шлангу, и понеслись куда-то за борт за пределы корпуса, а мы не причём. Только слышишь- «атас», от мудро поставленного на стреме, это значит лезет с проверкой к нам мастер или бригадир, и тут же бросишь шланг, и этак скорбно, ширк –ширк, щеточкой пылинки в совочек, и напускаешь грусти в лукавое свое лицо.