Веселые происшествия на самом официальном московском событии 1863 года
Подписывайтесь на наш канал! Ставьте лайки! Приветствуется репост материала в социальных сетях
Редакция «Настольной книги старорежимной сплетницы» с усилиями, достойными римского гладиатора, изучает бумаги модных журналов за 1863-й год, который у нас в настоящий момент находится на рассмотрении. А потому в ближайшие две недели мы будем ежедневно радовать Вас забавными и познавательными сюжетами.
Сейчас же приведем текст записок, сделанных одним журналистов в самом начале года, когда по традиции в Москве правивший император (напоминаем это был Александр Второй) принимал участие в специальном балу. По прочтении вы поймете, почему текст не получил широкой известности – он был «излишне» ироничным. Между тем, именно подобные заметки, небольшие записи и всякого рода маргиналии позволяют постигнуть «колорит эпохи». Опять же можно будет более точно обозначить различие между светскими мероприятиями Москвы и Петербурга. В конец концов, это просто забавное и даже веселое чтение
Бал, данный в Москве, в честь Государя, московским дворянством, бесспорно, принадлежит к самым крупным явлениям московской жизни за истёкший месяц. Дом дворянского собрания был убран с такою баснословною роскошью, какой и не запомнят московские старожилы, и при описаниях которой язык прилипает к гортани у присяжных официальных фельетонистов Москвы и Петербурга. Бал этот был вполне «торжеством Флоры» и вместе с тем торжеством куаферов и модисток, которые, как сообщают нам, воспользовавшись этим редким случаем, с ужасающим избытком вознаграждали себя за работу, если и не наличными рублями, то длинными столбцами счетов в своих записных книгах.
Стечение посетителей бала было столь велико, что в залах до удушливой тесноты толпились целые массы, и танцорам стоило невероятных усилий и ухищрений расчистить себе небольшое пространство паркета, чтобы приобрести хотя бы малейшую, так сказать, микроскопическую возможность вести танцы. Каждый шаг приобретался дорого, и если не ценою крови, то уж, наверное, ценою усилий до пота. Здесь присутствовало не одно дворянство, но и другие сословия. У предводителей, раздававших входные билеты, давно уже все были расхватаны, а между тем массы публики осаждали двери их квартир — таково было рвение московских обитателей попасть на бал московского дворянства!
Зала собрания действительно поражала взор великолепием и изяществом сгруппированных в ней тропических и экзотических растении, которыми были убраны все стены, углы и колонны. Все эти «богатства Флоры» свезли сюда из подмосковных оранжерей князя Я. И. Трубецкого, В. Д. Олсуфьева и от центрального депо общества любителей садоводства, директор которого г. Иммер и убирал залы собрания по своему плану. Особенное изящество и роскошь представляла ротонда, отведенная под царскую ложу, где стоит бюст Екатерины II, весь обставленный на этот день цветущими камелиями. На стене первой площадки представлялась великолепная геральдическая декорация, кидавшаяся в глаза своим блеском и яркостью красок, не терявших в то же время гармонического сочетания. Это был герб империи, окруженный гербами уездов московской губернии, которые окаймлялись гирляндами лавровых и померанцевых листьев.
Утром, в день бала, Государыне был поднесен огромный букет (вазовый), от лица членов общества садоводства, президентом общества Н. Г. Рюминым. Этот букет заслуживает особенного внимания по необыкновенной редкости совмещенных в нем растений. В нём находились пять видов цветущих орхидей и другие редчайшие цветы тропических стран. Букет этот собран в теплицах князя П. П. Трубецкого, гг. Бахметева, Иванова и других членов общества садоводства; из московских царских теплиц не взято ни одного цветка. Августейшие гости несколько раз прохаживались по зале, государь и наследник танцевали очень много; бал продолжался далеко за полночь.
Зала собрания в настоящее время «выглядит» гораздо светлее и опрятнее; ее почистили, вымыли, реставрировали, а в боковые верхние залы и на подъезде провели газ. Но вот этот негодный газ-то и сыграл весьма забавную шутку под конец бала. «Всё было хорошо, всё было хорошо», светил как следует, да вдруг под конец и отказался освещать переднюю и верх. Настала тьма кромешная, такая тьма, что без преувеличения, хоть глаз выколи. Многие дожидались своих шуб, дамы перепутались салопами.
Одна дама не могла доискаться своих ботинок, услужливый кавалер впотьмах стал их отыскивать и вместо ботинок схватил ногу одного весьма почтенного отца семейства, саном достойным изукрашенного. Старец испугался, испустил крик полный ужаса и потерял равновесие; настало смятение; некоторые дамы, будучи не в силах совладать со своими нервами, попадали в обморок от неожиданности приключения с достопочтенным отцом семейства. Вообще было очень весело. Невесело только, полагаем, должно быть московскому товариществу сжатого переносного газа. Подобный проделки газ творит уже не в первый раз: он дважды отказывался служить в театре во время самого спектакля, что доставляло московским зрителям удовольствие смотреть и слушать пьесы в темноте, пока успели зажечь лампы и свечи.