ГЛАВА II. РОМАНТИЧЕСКАЯ
После окончания школы наши пути с Альбертом надолго разошлись. Я, влекомый любопытством и жаждой романтики и приключений, поступил в мореходку, с успехом ее закончил и стал работать в торговом флоте. Альберт же пошел грызть гранит науки, закончил с красным дипломом физтех, осел в Москве в каком-то престижном НИИ. Длительное время никакой связи друг с другом мы не поддерживали. Года три я плавал по заграницам, в основном, в южном направлении. Был в портах Китая, Сингапура, Японских островов. Побывал и в Европе. Писать об этом периоде жизни можно много, но к делу сие не относится. Расскажу лишь одну историю, приключившуюся с моим новым дружком, тоже мореманом.
В те годы моряки торгового флота зарабатывали вроде неплохо, но все же многие занимались фарцовкой. Посещая иностранные порты, закупали в магазинах различный уцененный ширпотреб, который затем перепродавали. У нас импортное всегда в России ценилось, так как было качественное. Капитаны судов смотрели на это сквозь пальцы, да и сами привозили домой всяких вещей предостаточно. И вот друг, находясь в увольнении в одном из европейских портов, в поисках дешевых тряпок набрел на магазинчик, приятно удививший его низкими ценами на отлично выглядевшие товары - костюмы, рубашки, галстуки и лакированные ботинки. Объяснившись жестами с продавцом, наш мореман затоварился на всю имеющуюся у него валюту, предвкушая неплохо заработать дома. Так и получилось - вернувшись на родину и съездив к себе в лесной поселок, он выгодно продал уже на рубли два чемодана красивых шмоток. Правда, через два дня покупатели вернули все добро назад, потребовав обратно свои денежки. Горе-продавец отделался сравнительно легко, если не брать в расчет красочные "фонарики" на лице, так как не успел потратить деньги. Оказывается, вся купленная одежда и обувь хотя и выглядела неплохо, но была сделана полностью из бумаги и, попав под дождь, тут же размокла. Разъяренный моряк поклялся отомстить подлым капиталистам, и, когда на следующий год вновь побывав в том порту, то сразу же помчался искать злополучный магазинчик, предусмотрительно взяв с собой двух корешей. Магазин был на месте, да и встретил его тот же самый улыбчивый продавец. На этот раз один из друзей немного понимал по-английски и сразу же разобрался в ситуации, прочитав на вывеске, что здесь торгуют одеждой для покойников. На Западе не принято хоронить в хорошей одежде и обуви - все равно сгниет, а внешний вид накрахмаленного костюма и бумажных лакированных ботинок ничуть не хуже настоящих, зато стоит дешево. Кстати, неплохой бизнес, у нас в России пока никак не развитый.
Странно все-таки устроена у меня голова. Лежа ночью на палубе и глядя в бесконечную звездную бездну, я думал не о девушке, оставленной дома, а совсем о другом. Ни с того ни с сего начинал сравнивать устройство атома с нашей солнечной системой и приходил к выводу, что они идентичны. Представив, что ядро атома - это Солнце, а движущиеся вокруг него электроны - планеты, пробовал вычислять, каких размеров и какого вещества будет молекула, но не мог этого сделать, не хватало воображения. А может, вещество - существо, атомом которого является наша солнечная система, и есть Бог? А если рассматривать атом воды в микроскоп, то там можно обнаружить и Солнце, и Землю, и нас- людей, копающихся на ней? При таком раскладе вполне логичны и объяснимы и теория относительности Эйнштейна, и параллельные миры, и переселение душ. Именно с тех пор мне стал сниться один и тот же сон: я парю над землей высоко-высоко и отчетливо вижу все происходящее на ней, все красоты мира. И я просыпался умиротворенный.
Походив по морям и океанам, утолив юношескую мечту о путешествиях в жаркие страны, о тропиках и джунглях, краснокожих индейцах и прочей романтике, я понял, что такая жизнь не для меня. Однообразная, утомительная работа на судне и обязательные коллективные и буйные пьянки на берегу, девицы легкого поведения и припортовых квартала - и дружки-мореманы с примитивными привычками, вкусами и характерами. Все это в перспективе ничего хорошего мне не сулило. И я решил окончательной сойти на берег, начать новую жизнь. В поисках лучшей профессии натолкнулся на объявление в прессе, что объявляется набор для учебы и работы в милиции. "О, это как раз то, что надо!"- воскликнул я, вспомнив все прочитанные детективы Шерлока Холмса и майора Пронина. Особых сложностей при поступлении в ряды доблестной милиции у меня не возникло: родное пароходство, учитывая мои профессиональные качества, выдало блестящую характеристику, а комсомол, членом которого я, естественно, являлся, дал путевку. Тогда это было модно.
Начал службу после краткосрочных курсов дежурным по райотделу, в тот же год успешно сдал вступительные экзамены в Высшую школу МВД СССР и заочно, без отрыва от производства, с успехом в свое время закончил. Надо сказать, что учеба давалась мне легко, выручала цепкая зрительная память. Я мог начать готовиться к экзамену за сутки до него, бегло "по диагонали" пробежав глазами учебник. Вытянув билет и сев на стол, я закрывал глаза - и пред моим мысленным взором тотчас вырисовывался текст прочитанного накануне учебника вплоть до номера нужной страницы. Правда, выйдя за дверь экзаменационного кабинета, я ощущал в голове звенящую пустоту, но это уже не имело значения. А вот прослушанные лекции я запоминал плохо, забывал имена и фамилии преподавателей, знакомых. То есть "написанное пером" нельзя было "вырубить топором" из моей памяти, что в дальнейшем хорошо помогало в работе.
Учеба, отменное физическое здоровье и незаурядные умственные способности в сочетании с общительностью, знанием психологии и умением находить общий язык с самыми разными людьми давали возможность продвигаться по службе. Уже через полтора года я был переведен на работу в уголовный розыск, еще через три года перешел в следователи. Коллеги были уверены, что карьера мне обеспечена и, наверное, быть мне начальником УВД и носить генеральские погоны, если бы не моя слишком независимая натура. Я чувствовал, что не нашел своего места в жизни, своего предназначения, того, для чего и родился на свет. Но это осмысление придет позже, а пока расскажу лишь несколько историй из милицейской практики, историй, как-то связанных с моей дальнейшей судьбой.
В поселковом общежитии некто Т. в день получки устроил настоящий погром: топором поразбивал окна и двери, сокрушил мебель, разогнал всех жильцов. Его с трудом удалось скрутить участковому и вызванным вахтершей дружинника . В общем, типичное злостное хулиганство, что по тем временам каралось до семи лет лишения свободы. Дело очевидное, свидетелей и доказательств достаточно, но когда я сделал запрос в Москву на предмет изучения прошлого Т., то выяснилось, что он уже был судим за двойное убийство и отсидел десять лет. При первом же допросе, ожидая встретить громилу со звериными инстинктами, был удивлен, увидев перед собой интеллигентного мужчину лет сорока. Он рассказал поразительную историю своей жизни, и я, тогда еще молодой следователь, всерьез и надолго задумался о причинах преступности в нашей стране. Оказывается, Т. был родом из вполне благополучной семьи, городской житель, после школы поступил в престижный столичный институт, по направлению работал в школе крупного областного центра в Сибири, а затем стал директором этой школы. Ничего не предвещало беды - был он членом КПСС, у него была квартира, любимая жена, словом, живи и радуйся. Но все кончилось в один не очень прекрасный день, когда Т. вернулся домой в неурочное время и застал врасплох свою жену в объятиях коллеги по работе. В приступе бешеной ярости Т.Убил обоих. Когда он рассказывал о содеянном, то искренне недоумевал, как он, просвещенный человек, мог совершить такое.
-От увиденного на меня что-то накатило, я совершенно не понимал, что делаю,- повторял допрашиваемый.- Не понимаю, как в моих руках оказался топор. Очнулся лишь после того, как свершилось непоправимое.
Впрочем, допросы закончились быстро. Т. ничего не скрывал и не отрицал своей вины. Я же снова и снова вызывал его из камеры к себе, и мы вели долгие беседы "за жизнь". Как раз в то время я писал реферат на тему "Причины преступности в СССР". По существующей тогда теории основными причинами криминального поведения людей в нашей стране развитого социализма считалось тлетворное влияние загнивающего капитализма на Западе, пережитки проклятого прошлого, низкий уровень образования отдельных слоев населения и, конечно же, пьянство. В данном случае преступник не подходил под эти категории. Отсидев положенное "от звонка до звонка", Т.вышел на свободу совсем другим человеком. Он лишился работы, диплома, квартиры, семьи и по совету друзей из зоны приехал в наш лесной край на заработки. Благо, здоровья не растерял и лес валить научился. К водке он приучен не был и после первой же получки, выпив с новыми товарищами по общаге, вновь повел себя агрессивно, потерял всякий контроль и о своих действиях помнил смутно. По его словам, накатила какая-то дикая злоба на всех и вся. Но списать оба случая на временное ослепление, не поддающуюся рассудку ярость было бы слишком просто. И я попытался понять, что могло стать причиной столь тяжкого преступления.
В силу своей природной любознательности и привычки "зреть в корень", я читал Фрейда и Ницше, других западных теоретиков. В своем реферате, кроме общеизвестных, привел и такую вообще не изученную у нас причину, как плохая наследственность. Наверняка, предай этого по- своему незаурядного человека большой физической мощи и непосредственности, или разбойничали с ятаганом на большой дороге, или славно воевали в армии Дениса Давыдова. В каждом человеке природой заложены способности творить добро и зло, только отпущены они разными порциями и при определенных жизненных обстоятельствах эти способности, обычно дремлющие, вдруг просыпаются и начинают руководить действиями человека помимо его воли. Эти причины я даже сделал главенствующими в реферате, который, кстати, мне не вернули с рецензией, как обычно, а оставили почему-то на кафедре в Высшей школе МВД.
О том, плохо или хорошо я работал в должности оперуполномоченного уголовного розыска и следователя, пусть судят мои бывшие начальник, многих из которых уже нет в живых. Записи в трудовой книжке, в том числе присвоение внеочередных офицерских званий, говорят сами за себя. Из сотен расследованных уголовных дел расскажу еще об одном, переданном мне как очередной "глухарь", то есть нераскрытое преступление. Суть его такова: в поселке после танцев в местном ДК при выходе на улицу между молодыми парнями завязалась драка, быстро перешедшая в массовую потасовку, в которой участвовало не менее пятидесяти человек. В ходе этой всеобщей свалки одному из участников драки кто-то ударил ножом в спину. Парень, правда, не погиб, но в больнице провалялся долго. Кто его ударил и за что, он, естественно, сказать не мог, а свидетели ничего вразумительного показать не могли. Все происходило в полутьме, все были нетрезвы и даже о причинах драки говорили по-разному. Вообще групповые хулиганства расследуются крайне тяжело - трудно определить степень вины каждого и его роль в совершении преступления. Так и тут: органами дознания были опрошены все, кто находился в тот вечер в клубе, были установлены зачинщики драки, но кто ударил ножом потерпевшего, который стал невольным участником потасовки, так и не смогли.
Приняв дело к производству, я стал рассуждать примерно так: все мы в молодости любили помахать кулаками, но чтобы ударить ножом, да еще в спину, должна быть весьма веская причина. "Шерше ля фам",- говорят французы, и я стал выяснять, с кем из девчонок в тот вечер танцевал потерпевший. Так я вышел на некую Ольгу, девицу красивую и довольно легкомысленную. Во время беседы она призналась, что давно дружит с Н., который ей, якобы, надоел, и в тот вечер она проводила время в основном с потерпевшим. Ранее допрошенный Н.ничего существенного по делу не сказал, так как в драке не участвовал, что подтвердили и другие свидетели. Часа три, которые я потратил на повторный допрос, дали результат: Н. подробно рассказал, как и за что ударил потерпевшего, куда выбросил нож и что сам вызвал скорую и даже навещал раненого в больнице, чтобы отвести от себя подозрение. Подробно запротоколировав и дав их подписать, я спросил, почему он рассказал мне о содеянном, почему признался, ведь без его показаний мы не сумели бы раскрыть это преступление?
Поначалу парень промолчал, закрылся. А потом, с трудом подбирая слова, произнес:
- Потому что ты один оказался не мент, а человек.-
Этот ответ врезался в память навсегда - и слова, и интонация, с которой их сказал свидетель, который сам себя толкнул на скамью подсудимых. Чтобы хоть немного смягчить его участь, я оформил показания как явку с повинной, приобщил к делу характеристику с места учебы и заявление потерпевшего о том, чтобы Н. не наказывали слишком сурово. В результате суд определил наказание ниже низшего предела - условно с испытательным сроком.
Проработав на передовом крае борьбы с преступностью (именно так называли службу в уголовном розыске и следственном отделе) около шести лет, я надумал уйти из милиции, хотя, казалось бы, видимой причины для столь странного решения не было. Дослужился до капитана, школу МВД закончил, по карьерной лестнице продвижение обеспечено, казалось бы, что человеку надо? Плюс к тому мне легко удавалось наладить контакт с самыми разными людьми, помогала привычка докапываться до психологических корней любого поступка. Однако, в отличие от своих коллег, я не был честолюбив и все еще искал свое истинное призвание, свое место в жизни. Расскажу еще один эпизод из следственной практики. Как и два предыдущих, это тоже было рядовое дело, где не требовались дедуктивные способности Шерлока Холмса или его учеников - виновный был очевиден.
Молодой мужчина, назовем его П., холодным осенним вечером направлялся с супругой из гостей домой. Шли они по улице родного села, а рядом, по проезжей части дороги, возвращалась из клуба группа ребят школьного возраста. Неожиданно из-за поворота вылетел грузовик, водитель которого в условиях гололеда мог задавить детей. И гражданин П., не раздумывая, бросился под машину. Тем самым он спас детей, но сам, к сожалению, погиб. Возбудив уголовное дело по факту наезда на П., я провел тщательное расследование случившегося, в том числе ряд экспертиз. Словом, картина получалась вполне ясная. Закончив дело, с обвинительным заключением и направив его в суд, я был твердо убежден в невиновности шофера, который неправильно выбрал скорость на скользкой дороге, в результате чего неминуемо задавил бы школьников, если бы не смелый поступок П., погибшего под колесами грузовика. Каково же было мое удивление, когда районный суд полностью оправдал шофера, а дело прекратил за отсутствием состава преступления. Мотивировал это решение суд тем, что Т. "будучи в нетрезвом состоянии, выскочил на проезжую часть дороги в непосредственной близости от движущегося транспорта, вследствие чего водитель не мог предотвратить наезд. П. грубо нарушил ПУД (правила уличного движения), что и послужило причиной его гибели". Если рассматривать поступок П. с точки зрения морали и с позиции родителей спасенных им детей, то, конечно же, это был очень благородный поступок, на который способен далеко не каждый. С точки зрения его собственной жены, теперь уже вдовы, П. поступил опрометчиво, оставив без отца своих троих детей. Ей пришлось потом долго ходить по инстанциям, пробивая пенсию по случаю потери кормильца. А с точки зрения закона П. - обычный преступник, избежать наказания которому удалось благодаря своей гибели. Вот так...
До этого случая для меня все было ясно; есть закон, есть люди, нарушающие его, и моя задача изобличать их с тем, чтобы суд по справедливости мог наказать виновных. Впервые моя вера в нашу Фемиду заколебалась - а так ли обстоит все на самом деле? Недаром статую этой богини изображают с завязанными глазами. Правосудие должно быть слепо по определению и не подвластно чувствам и эмоциям. Умом я понимал, что так и должно быть. Но душа протестовала против слепого и бездушного, во многом формального, механического исполнения закона. Я стал представлять себе в виде дорожного катка, который может ехать только прямо, давя при этом всех, кто не успел отбежать. А вместе с тем я все чаще и чаще сталкивался в своей следственной практике со случаями, когда вполне реальные люди, в основном стоящие у власти, разными методами пытались кого-то вывести из-под этого катка. Я как мог, сопротивлялся этому, но не всегда успешно - сказывалась мощь системы власти. Это были времена Брежнева, министра МВД Щелокова и его зама Чурбанова. Если молодежи эта фамилии уже ничего не говорят, то мои сверстники помнят времена, когда борьба с преступностью затушевалась манипуляциями с отчетностью, сокрытием преступлений от учета, двойному подчинению всей правоохранительной системы и всесилию партийных функционеров. Работая и учась одновременно, я не мог не заметить огромной разницы между теорией и практикой. В школе милиции меня учили с помощью методов следствия устанавливать истину по делу, а более опытные, умудренные жизнью следователи считали, что вообще-то истину установить практически невозможно, главное, чтобы дело, которое ты вел, прошло через суд без сучка и задоринки. Как говорил мой наставник, самый радостный день у следователя наступает тогда, когда утром, придя на работу и открыв сейф, он видит, что в нем нет ни одного уголовного дела. Он учил, что когда получаешь материал из органа дознания, то первым делом изучи его и найди законную причину отфутболить по подследственности в другое ведомство. Если это не удается, то ищи законную причину прекратить дело вообще. Ну а если и это не проходит, тогда постарайся расследовать дело так, чтобы ни один прокурор и суд не смогли найти повода для возвращения дела на доследование или - упаси Боже!- прекратить его за отсутствием состава преступления, то есть оправдать обвиняемого. А установлением истины по делу пусть занимаются писатели детективного жанра, у них это хорошо получается.
Вскоре я начал с тихим ужасом думать, что через некоторое время превращусь в такого же циника, формалиста, убеленного сединой язвенника и радикулитчик, каковым был мой старший товарищ. Кроме того, меня стала раздражать атмосфера карьеризма в системе МВД, дух подсиживания, мелкой подлости, узкий кругозор коллег, ограниченный рамками профессии. Я все больше и больше понимал, что служба не даст мне того, ради чего я родился на свет. А ради чего? Во всяком случае, работая в области юриспруденции, нельзя совершить нечто такое, что могло бы повлиять на судьбы многих людей, а, может быть, и страны в целом. Удариться в политику? Нет, это не для меня - слишком грязное дело, да и не любил я широкой публичности. Время революционных идей, которыми можно было увлечь народ, кануло в лету, и мне претила сама мысль подло обманывать людей, как это делали коммунисты или Гитлер, а затем и наши доморощенные демократы. Я уже понимал, что пока мои незадействованные ресурсы заключены в моей голове, в умении видеть то, чего другие просто не замечали. Как всегда, на помощь пришел случай, который и подтолкнул меня к уходу из милиции. Случайности в нашей жизни, вообще-то, далеко не случайны.
Как-то по причине праздника и выходного дня собрались мы с коллегами по службе и их женами на природу. Отдых был традиционным: дача, берег речки, шашлыки, ну и конечно, спиртное. Большинство моих милицейских товарищей хотя и обязаны были бороться с пьянством, но сами спиртное употребляли, а некоторые и вовсе были тихими пьяницами. Ни одна получка, праздник, очередное звание или должность, а также дни рождения свои или начальства не обходились без коллективной попойки. Я в те годы не был исключением, хотя всегда помнил слова отца: "Сынок. Как только после выпитой бутылки водки ты будешь терять память - завязывай с этим навсегда, иначе плохо кончишь". Такого со мной еще не случалось - мог выпить много и не терял над собой контроля, за что в шутку меня даже прозвали "железным Феликсом".
В тот день я был в ударе. Так во время застолья о делах старались не говорить , но тут поведал, смеясь, об одной из своих многочисленных идей, неизвестно откуда берущихся в моей бедной голове. Спросил у присутствующих, почему у большинства людей, в отличие от животных, плохое зрение. Разные ответы были, мол, виноваты школа, телевизор и так далее. Я же рассказал о своих наблюдениях над котятами, у которых глаза медленно открываются только на второй неделе их жизни. Думаю, что в первобытные времена, когда женщины рожали детей в темных пещерах, зрение у младенцев сохранялось лучше, может быть, они даже способны были видеть в темноте. С развитием цивилизации, особенно с изобретением электричества, ребенок при родах из кромешной темноты сразу же попадает под яркий свет и тем самым изначально повреждает зрение. Я высказал мнение, что глаза ребенка должны привыкать к свету постепенно. Кроме того, высказывал мысль, что если у матери - гипертоника роды проходят в период резкого понижения атмосферного давления, то у новорожденного, как у водолазов, может развиться кессонная болезнь, и необходима постепенная адаптация ребенка к внешним раздражителям. Практикуемые иногда роды в воде, скорее всего, есть попытка выравнивания внутриутробного и внешнего атмосферного давления. Подобная идея вызвала смех моих коллег.
- Да тебе надо было родиться женщиной.
- может, он и не мужик вовсе?
- А давайте сейчас и проверим, не откладывая в долгий ящик...
Одна из женщин, довольно умная и циничная, работавшая как раз гинекологом, заметила, что при такой наблюдательности из меня вышел бы неплохой врач, даже возможно светило медицины, но, к сожалению, мой поезд ушел. В запальчивости я ей возразил, сказал, что сменить профессию следователя на медика мне вполне по силам, что у меня все еще впереди. С ехидной усмешкой она продолжала подзуживать меня, и я даже поспорил с ней на ящик шампанского, что уже в текущем году поступлю на медицинский факультет. Сидящие за столом поначалу восприняли это как шутку, и только близкий друг, кстати, сыщик от Бога, всерьез стал отговаривать меня от необдуманного, спьяну затеянного поступка. Но меня уже "понесло". Вскоре были собраны необходимые документы, подано заявление в престижный ВУЗ, и я стал усиленно готовиться к экзаменам.
Слухи о моем эксцентричном поведении дошли до руководства, а так как на медицинский факультет нет заочного обучения, начальники быстро поняли, что я решил уйти из органов. Начались воспитательные беседы, ведь я числился в резерве министра на выдвижение. Понимая, что так просто из милиции уйти не удастся, я в один прекрасный день прямо на рабочем месте напился в дым, крупно поругался с начальником райотдела, наградив его теми эпитетами, которые он, вне сомнения, заслуживал, и в результате был с позором уволен за "дискредитацию работников МВД". В глазах окружающих мой имидж, конечно, сильно пострадал, но мне было в общем-то наплевать на это - я как танк двигался к намеченной цели и успешно сдав экзамены, в 31 год оказался в столице, где три года с безусыми юнцами и длинноногими девицами совершенно сознательно терпел бедственную студенческую жизнь, хотя работать врачом я не собирался.
Чтобы покончить с романтическим воспоминаниями о днях своей молодости, скажу несколько слов о взаимоотношениях с прекрасным полом, надо же отдать дань писательской традиции искать повсюду женщину. Кстати, с той женщиной-гинекологом я более не встречался, наш спор был шутейный и я о нем давно забыл. Я не был женоненавистником, определенное место в моей жизни особы противоположного пола занимали - природа, с ней не поспоришь. Но при всем уважении к институту семьи и понимании необходимости продолжения рода человеческого, я считал, что для меня лично семейные узы и дети нечто чуждое, что цепи Гименея не позволят мне совершить намеченное судьбой и найти свое предназначение в жизни. И стоит пойти обычным для всех мужчин путем, то есть увлечься какой-нибудь Джокондой местного разлива настолько, чтобы посетить Дворец бракосочетания - и я превращусь в отягощенного бытовыми проблемами, пусть даже преуспевающего и по своему счастливого гражданина, накрепко привязанного к жене, детям, квартире, работе и т.д. И об осуществлении своей мечты можно забыть. Кстати, миллионы мужчин так и делают. По-своему счастливые, летать во сне они уже не могут. У меня же с женщинами отношения были простые, не особенно продолжительные и в основном без серьезных конфликтов и последствий. Я им давал, что им хотелось, они мен отвечали тем же. Вот и все. Попытки подцепить меня на обычные женские наживки были, но я оказался рыбой сообразительной и не клевал на все подряд. Кроме того, многие считали меня не столь серьезным человеком, чтобы можно было бы доверить свою судьбу, и не особо зацикливались на моей колоритной фигуре. Так что тему эту закрываю и на наших страницах больше к ней не вернусь.
Продолжение следует ...