В мае 1942 года на Брянском фронте произошёл очень необычный случай: в плен добровольно сдался эсэсовец. Факт его пленения вызвал большой скандал, героями которого стали военнослужащие 13-й армии генерала Н.П. Пухова, занимавшиеся явным очковтирательством. Плодом их лжи стал доклад о захвате пленного во время боя, которого на самом деле не было. По мере прохождения доклада по инстанциям наверх «бой» обрастал всё новыми красочными подробностями. В результате информация о нём попала в оперативные документы не только армии и фронта, но и Генштаба Красной армии. И всё же правду скрыть не удалось. Проведённое расследование выявило факт лжи, а также халатное отношение штабов частей и соединений к вопросу достоверности поступавшей информации. Как выяснилось, офицеры не только её не проверяли, но и сами добавляли истории «красок», вводя в заблуждение командование.
«Бой» на высоте 232,0
В середине мая 1942 года подразделения 496-го стрелкового полка 148-й стрелковой дивизии держали оборону в районе села Жерехань Орловской области. Противник никаких активных действий не предпринимал, ограничиваясь артобстрелами советских позиций. И вдруг 18 мая командир 4-й роты младший лейтенант Михаил Бобров привёл в штаб 2-го батальона пленного — унтер-офицера 1-й бригады СС Хильмара Ленка. В объяснительной о том, откуда взялся немец, Бобров написал командиру батальона следующее:
«Я прибыл на выс. 232,0 к своему секрету, где находилось три бойца и сержант. Стал с ними разговаривать, чтобы быть осторожными и особенно на рассвете. Один боец говорит, «что такое вроде чернеется». Я скомандовал всем «Приготовиться». Стали присматриваться лучше и заметили группу людей. А в это время из их ДЗОТов была сильная перестрелка. Тогда пулемётчик ЧМУТА открыл огонь (короткую очередь по этой замеченной группе). В это время противник поднял ураганный огонь в расстоянии 200 метров и обнаружили противника около 30 человек. Я решил вступить в бой с противником (…) Завязался сильный бой. Сержант своим пулемётом рассеил противника. Противник разбежался. Тогда я подал команду «Вперёд», в это время сержант и красноармеец ЧМУТА побежали на встречу противнику. Противник не сумел заметить своего раненного «Фрица», который не сумел сам убежать, потому, что сразу подскочили к нему наши. Он бросил винтовку в сторону и хотел выбросить документы, которые были у него в руке (…) мы сразу взяли и обыскали (…) После всего этого Фриц был доставлен в штаб 2 батальона (…)».
Своё донесение Бобров завершил перечислением участников боя, в котором отметил себя и всех четырёх бойцов секрета. Казалось бы, всё понятно. Ротный вместе с бойцами отразил вражескую атаку, взяв при этом пленного. Но одновременно с докладом Боброва донесение о случившемся отправил и политрук 4-й роты Рющинин, который писал комиссару 2-го батальона Сомову так:
«18-го марта 1942 года приблизительно в 3 часа утра на выс. 232,0 в квадрате…около бывшей вышки взяли одного немца при следующих обстоятельствах: до изятия [так в документе — прим. автора] был открыт и сосредоточен из балки немцами ожесточённый огонь по первому батальону и нашему ячейковому окопу, где открыли тут же со всех огневых точек всей ротой мы огонь. Было ещё темно в балке, в тумане виднелась кучка фашистов, т.е. немцев, в каком количестве угадать очень трудно, похоже было вроде на какую то тучу. После боя данная туча скрылась незаметно на две стороны. Красноармеец САВИН Даниил Тимофеевич (…) заметил, что кто-то в чёрном делает перебежку и сообщил сержанту БАБЧЕНКО [Савченко — прим. автора] Фёдору Степановичу.
Когда сержант САВЧЕНКО присмотрелся и сказал ЧМУТОВУ, чтобы дать по ним очередь из пулемёта. ЧМУТОВ дал очередь и он упал и поднял одну руку на расстоянии от них метров 150–180. Когда ЧМУТОВ взял винтовку и сказал «нашим» пойдём возьмём его и направился с сержантом САВЧЕНКО к нему, который бросил винтовку и хотел уничтожить имеющиеся у него какие-то документы. ЧМУТ скомандовал ему «Руки вверх», а сержант САВЧЕНКО обыскал его, у которого был кинжал, нож, бинокль и принесли его винтовку, которая недалеко от блиндажа. Документы, которые были у него, они отобрали и повели к младшему лейтенанту БОБРОВУ в ДЗОТ. Командир роты БОБРОВ повёл его в штаб батальона. Командир роты БОБРОВ в дальнейшей операции не участвовал».
Из прочитанного ясно, что политрук подтверждал факт боя, но отрицал участие в нём командира роты Боброва. Кроме того, он не указал, какие документы были у пленного. Вполне возможно, что если бы Рющинин успел доложить о них более чётко, то дело приняло бы совершенно другой оборот.
Штабные фантазии
В штабе 2-го батальона не стали разбираться с докладами из 4-й роты. Вероятнее всего, комбат капитан Смирнов и его комиссар Сомов пленного не допрашивали и сразу переправили его в штаб полка. Это явственно следует из оперативной сводки штаба 2-го батальона за 18 мая 1942 года:
«2. (…) В 3 часа 18.5.1942 г. противник численностью группы до 30 человек пытался проникнуть в нашу оборону, но своевременно был замечен и рассеян пулемётным огнём. В результате был взят в плен один немец, которого доставили в штаполк» (…)
8. Убитых немцев — 2, раненных — 3 (с поля боя не взяты)».
Хильмара Ленка допросили только в штабе 496-го полка. У него обнаружили четыре советские агитационные листовки. Ленк показал, что немцы их читают! Однако никто на этот факт не обратил никакого внимания. То, что произошло далее, с трудом поддаётся объяснению. Упомянув листовки в своём боевом донесении в штаб 148-й дивизии, начштаба полка капитан Жданов там же написал следующее:
«В ночь с 17 на 18.5.1942 года группа немцев в составе 30 чел. с направления Татариново под прикрытием пулемётов и миномётов пыталась атаковать наш окоп на высоте 232,0. Подпустивши их вплотную Командир 4-ой роты младший лейтенант БОБРОВ с группой бойцов бросились в рукопашную схватку с противником, сделавши взмах штыком, пленный бросил оружие и поднял руки вверх. Остальные дрогнули и побежали обратно. По отходящему противнику был открыт сильный пулемётный огонь и группа противника вся была уничтожена, недошедши до своего окопа, оставив на поле много убитых и раненых. Наши попытки достичь немецких трупов убитых и раненных невозможны из-за сильного пулемётного и миномётного огня противника. Трупы находящиеся перед ихними окопами и ДЗОТами. Попытки немцев убрать трупы и раненных также не удаются, так как мы их держим под огнём (допускаем их к трупам и огнём уничтожаем)».
Из прочитанного следует, что Жданов в этом докладе крепко фантазирует.
Во-первых, наличие у немца листовок не вызвало у капитана подозрений, что в рапортах его подчинённых что-то нечисто. Ведь пленный мог показать на допросе, что он сдался добровольно, и листовки могут служить тому подтверждением. Но начштаба полка не посчитал нужным проверить данные, поступившие из роты и батальона. Во-вторых, из донесения Жданова в дивизию видно, что он наполнил его выдумками. Уже появились рукопашный бой, сильный огонь советского пулемёта и куча убитых и раненых немцев, так и валяющихся до сих пор на поле боя.
Ну а что же штаб дивизии? Казалось бы, он должен был стать препятствием для потока неправды из донесений того дня от подчинённых ему частей. Однако начштаба 148-й дивизии полковник Касаткин и комиссар штаба старший батальонный комиссар Приходько никак не отреагировали и проверку поступивших данных не назначили. Их боевое донесение в штаб 13-й армии практически слово в слово повторяло донесение капитана Жданова. Любопытно, что и штаб Пухова отправил эту информацию выше без проверки. В результате это «сочинение» попало из штаба 13-й армии в оперативную сводку Брянского фронта от 18 мая 1942 года:
«13 А продолжала оборонительные работы на занимаемом рубеже. Противник на отдельных участках продолжал вести артиллерийский и миномётный огонь и из района ТАТАРИОНОВО пыталась вести разведку на выс. 232,0
Командир роты мл. лейтенант БОБРОВ /148 сд / с группой бойцов, подпустив эту группу противника на близкое расстояние бросился в рукопашную схватку. Огнём и штыками группа противника почти была уничтожена, захвачен пленный ефрейтор 11 роты 8 пп «СС»».
Из оперсводки фронта о бое на высоте 232, 0 узнали в Генштабе Красной армии.
И грянул гром
Вскоре стало очевидно, что на самом деле немец сдался добровольно, с оружием в руках. Случай для того времени небывалый, так как войска СС были элитой противника. И вдруг в советский плен с агитационной листовкой пришёл военнослужащий 1-й бригады СС, печально известной своими карательными операциями! Значит, агитация работает. Но причём тут донесения о захвате в бою?!
К сожалению, не удалось выяснить, кто и где именно спохватился первым. Но сделали это быстро. По распоряжению командующего 13-й армией расследование по делу Ленка началось уже 18 мая. Вёл его представитель Генштаба майор Богатенко совместно с начальником 2-го отделения разведотдела армии капитаном Мироновым. Это может свидетельствовать о том, что инициатором расследования стал Генштаб, а командующий фронтом Голиков и командарм Пухов лишь получили указание разобраться и навести порядок.
Итоги следствия были подведены 19 мая. Богатенко и Миронов установили следующее:
«В ночь с 17 на 18.5 1942 года приблизительно в 3 часа немцы открыли сильный огонь в направлении наших боевых порядков. В это время красноармеец САВИН заметил в 150–200 метр. идущего человека в направлении их окопа. Он сообщил пулемётчику, который и открыл по нему пулемётный огонь. Немец упал и поднял руку к верху. Тогда пулемётчик прекратил пулемётный огонь, а сержант САВЧЕНКО с одним бойцом пошёл к упавшему немцу. Немец тоже поднялся и пошёл навстречу, при этом правая рука была поднята, а левая опущена. В ней были какие то бумаги. Впоследствии оказавшиеся листовками. Когда его привели в окоп, то к этому времени появился и командир роты мл. лейтенант БОБРОВ (…) Через некоторое время командир взвода ВОРОБЬЁВ и зам. политрука ЯКОВЛЕВ пошли на место, где упал пленный и подобрали винтовку («расстояние от окопа 150–180 метров»). При этом пом.ком.бат впоследствии показал, что канал ствола был ржавый. Это доказало, что пленный из винтовки не стрелял и бросил её тогда, когда по нему начал стрелять пулемётчик. Товарищи ВОРОБЬЁВ и ЯКОВЛЕВ не обнаружили поблизости ни одного убитого, а также раненых».
Было выявлено, что оперсводка штаба 2-го батальона составлена на основании доклада командира 4-й роты Боброва, а оперсводка штаба 496-го полка «не отражает действительности, при этом они тоже прибавили «Группа противника вся была уничтожена, не дойдя до своего окопа, оставив на поле много убитых и раненых». Составлением же боевого донесения 148-й дивизии в штаб армии персонально занимался полковник Касаткин.
Отдельно Богатенко и Миронов отметили следующие нездоровые явления:
«1. Комбат Капитан СМИРНОВ и Комиссар политрук СОМОВ в особенности защищали то, что является ложным, держали себя вызывающе. Политрук даже отказался написать объяснение по этому вопросу, говоря, что он подчиняется только комиссару и донесение напишет только ему.
2. Командир полка майор МАМОНТОВ также пытался доказать правильность сводок, при этом нас предупредил, что мы убитых и раненых не найдём, так как их всех немцы уже вынесли. Когда я задал ему вопрос, почему же не смогли предупредить, он ответил, что караулить их не собирается. После расследования он нам заявил, знал бы такое дело, лучше бы повесил фрица. Впредь буду всех фрицев уничтожать».
Выводы следствие сделало неутешительные:
- Эсэсовец сдался добровольно, и захвата его в плен в бою, как писали в донесениях, не было.
- Командир 4-й роты младший лейтенант Бобров оказался ранее судимым и «думал по-видимому путём очковтирательства избавиться от тяжёлого груза и получить награду».
- Командование батальона и полка встало на ложный путь защиты доводов своего ротного о мнимом бое с 30 немцами. Этим самым оно способствует «очковтирательству в подразделениях».
- Такое явление оказалось возможным из-за отсутствия контроля и системы проверок донесений со стороны начальников штабов всех уровней.
Преступление и наказание
Реакция командования на результаты расследования была следующей. 21 мая 1942 года в своём приказе по армии № 92 генерал Пухов отметил, что добровольный переход на советскую сторону унтер-офицера СС — явление важное, говорящее о начале разложения германской армии даже на уровне частей СС. Но в 496-м полку этот факт получил иное освещение. Добровольный переход немца изобразили как результат боя с вражеской группой, которая была уничтожена, а раненого Ленка взяли в плен. По мнению командарма, расследование этого вопроса выявило «неприглядную картину самого явного очковтирательства».
Далее Пухов отметил, что командование батальона в лице командира и комиссара не только не вскрыло факт составления заведомо ложного донесения младшим лейтенантом Бобровым, но и всячески защищало ротного командира в агрессивной манере. Командир полка не проверил доложенные ему сведения и всячески пытался доказать правдивость написанной сводки, несмотря на добавление в неё капитаном Ждановым «ещё несколько выдуманных моментов». Кроме того, майор Мамонтов совершенно не понял важности «добровольной сдачи фашиста из бригады «СС».
По мнению командарма, начштаба 148-й дивизии полковник Касаткин и старший батальонный комиссар Приходько также безответственно отнеслись как к факту сдачи в плен немца, так и к проверке поступивших сведений. Оба офицера не потрудились выяснить обстановку и «буквально переписали лживую сводку штаба полка и направили её в штарм».
Любопытным представляется наказание виновных, озвученное в приказе № 92. Командира 4-й роты Боброва сняли с должности и перевели в другой полк дивизии командиром взвода. Политрук 4-й роты Рющинин, комбат Смирнов и его комиссар Сомов были помещены под домашний арест на десять суток с удержанием с них 50% денежного содержания за каждый день ареста. Начштаба полка капитан Жданов за своё сочинительство был арестован на пять суток, также с удержанием с него 50% денежного содержания. Майору Мамонтову, полковнику Касаткину и старшему батальонному комиссару Приходько объявили выговор. Командир 148-й дивизии полковник Мищенко и полковой комиссар Гаранин получили предупреждение, что «в прошлом в работе штаба дивизии имели место случаи неправдивых донесений».
Выводы
Этот необычный эпизод напоминает сюжет хорошего детектива. Ложное донесение ротного командира, желавшего получить награду, вдруг стало катализатором расследования, инициированного Генштабом. Дело приняло серьёзный оборот, когда неправда начала подниматься к самым высоким инстанциям, без помех преодолевая ступеньку за ступенькой. В итоге высшее командование было ложно проинформировано, что само по себе является серьёзным проступком. Поэтому неудивительно, что Москва назначила расследование с участием своего представителя, который выявил целый ряд безобразий, происходивших в штабах 13-й армии.
Донесение Боброва могло быть остановлено любым из упомянутых штабов. Однако оно поднималось всё выше и выше, обрастая при этом новыми выдумками. Никто и не подумал остановить его проверкой. В своём приказе Пухов справедливо перечисляет виновных. Но при этом не названы ещё две инстанции, которые также несут прямую ответственность: штабы 13-й армии и Брянского фронта, также пропустившие ложную информацию.
Факт проведения расследования представителем Генштаба служит показателем серьёзного ЧП, в котором в том числе виновны штабы армии и фронта. Можно предположить, что представители последних вряд ли были заинтересованы в проведении объективной проверки, вот почему этим и занялся представитель Москвы. В ином случае командование армией и фронтом могло бы просто спустить всё на тормозах, о чём свидетельствует достаточно мягкое наказание офицеров 496-го полка и 148-й дивизии.
К сожалению, случай с «пленением» Хильмара Ленка показывает, что в первый год войны в частях и соединениях РККА штабная аналитика была на низком уровне. Отсутствовал механизм проверки донесений, основанный на здравом скепсисе. Офицеры штабов не пытались анализировать полученную информацию, предпочитая отправлять её дальше по инстанции, видя себя только промежуточным звеном.
Но советское командование боролось с халатностью в штабной работе — оперативность расследования происшествия на Брянском фронте служит тому подтверждением. Здесь будет уместно вспомнить слова известного киногероя о том, что правопорядок в стране определяется не наличием воров, а умением властей их обезвреживать. В 1942 году Красная армия ещё только училась побеждать, изживая в себе различные «детские болезни». Однако войну она закончила в Берлине в мае 1945 года, а значит, борьба со штабной халатностью, как и с другими проблемами РККА, дала положительный результат.