Наш Пропп,
их Юнг
писали:
все песни спеты,
все истории
рассказаны.
Все новое –
хорошо забытое
старое.
Ничто не ново
под солнцем.
Рекурсия,
вечное
повторение,
карусель
архетипов.
Все придумали
древние греки,
а до них –
шумеры.
Всякий путь домой –
путешествие Одиссея,
каждая рабочая встреча –
осада Трои,
каждое столкновение –
бой Гектора
с Ахиллесом.
Героя главы
зовут Андрей.
Андрей
значит
мужественный,
или просто -
мужчина.
В нем –
все мужчины.
Гильгамеш,
Геракл,
Ахилл и Потрокл,
Марс,
Аполлон
с Дионисом,
Александр
Двурогий,
Ксеркс, Леонид,
Гай Юлий
Цезарь,
Брут,
Октавиан Август,
Христос,
Иуда и Петр,
Константин,
составивший
Библию,
Магомет,
Торквемада,
Peter the Great,
Павел,
пришибленный
табакеркой,
Наполеон,
Адольф Гитлер
и безымянный солдат.
Всех
одиозных мужчин
не укажешь,
да и нет в этом смысла.
Проведите эксперимент:
возьмите тетрадку,
расчертите лист
на две равные половины
и перечислите слева
всех известных мужчин,
что удастся вспомнить,
а справа –
великих женщин.
Какой столбик
будет длиннее?
К сожалению,
мы живем
в мужском мире.
Это значит,
что вокруг
все пропахло
потом,
закаты –
кровавого цвета,
а секс
продается за деньги.
Пусть вас не огорчает
ваш правый столбик
(а если он больше,
то откупорьте
винишко).
Быть безвестным
не значит
быть жалким.
Неправильно
расставленные акценты –
кривое зеркало
правды.
Каждый вечер
стряпать на кухне,
из ничего
добывать пропитание,
жертвовать жизнью
ради других,
малых жизней,
молчать
и проглатывать
оскорбленья –
подвиг гораздо больший,
чем, например,
сжечь деревню.
Давать жизнь
и забирать ее –
разные вещи.
Женская,
соответственно,
и мужская.
То, что мы еще живы,
значит одно:
женщины победили.
Длинный список имен
я привел не случайно:
представьте,
будто Андрей
слопал
всех перечисленных
разом.
Тогда вы получите
полное
представление
об объеме его
талии.
Его задница
необъятна:
чтоб подтереть ее,
приходится
расстараться.
Андрей –
полицейский,
потому что
слово закон –
мужского рода.
Он страж.
А кто сторожит
сторожей?
Все мужчины
суть стражи.
Толстый, одышливый,
взмокший,
Андрей прислонился
к дверцам вагона,
на которых
значится надпись
«Не прислоняться».
В жиром заплывших глазках –
страх и отчаянье.
Ночью он не был дома.
После смены кутил с друзьями.
Жена за такие дела
распустит руки,
а рука у нее тяжелая.
Марина
больше Андрея
минимум вдвое.
Если бы вам
каким-то
печальным чудом
открылась дверь
в спальню,
когда они
посвящают время
друг другу,
зрелище
вас бы
заворожило:
кожаные барханы
и волны из плоти,
пар и дым,
рев турбин
и сопение поезда.
Так миловались титаны,
так предаются любви
шарпеи-гиганты.
Марина –
натура страстная.
Каждый жест –
как у актера,
который в порыве чувств
вот-вот
низвергнется
прямо
в оркестровую яму.
Неистова
как неистовый Роланд.
Удар ее страшен
настолько, насколько
сладки объятья.
Едет Андрей
и трепещет
перед своей
прекрасной Брунгильдой,
валькирией,
девой битв.
Зачем,
о зачем же
вчера
устремлялся он,
как непутевый Артур,
к проклятой чаше
Грааля?
Что
искал он на дне
этой чаши?
Бессмертье?
Вечную молодость?
Нашел лишь
похмелье.
Свободу
Андрей
ощущал
только вдали
от Марины.
Как цветок
на закате Солнца,
съеживался,
к ней приближаясь,
и, наоборот,
удаляясь,
расцветал,
распускался –
в прямом
и переносном смысле.
Как несдержан,
как боек,
как резов
он был
в кругу товарищей!
Какие шутки шутил!
Какие сочинял
небылицы!
Его друзья,
его рыцари
круглого
пластикового стола
и пластикового стакана,
умели отделять
зерна от плевел,
но все прощали
друг другу,
любое вранье,
любую сальность.
У каждого -
своя Марина.
Мужская,
знаете ли,
солидарность.
Их встречи
напоминали
средневековые карнавалы,
где можно,
упившись
до поросячьего визга,
громить царя,
сквернословить,
показывать
задницу.
Андреева
любимая байка,
мечта о себе –
успех у школьниц.
Он при каждой
новой встрече
рассказывал друзьям
о легких победах.
Как он подъезжал
прямо к школе
на казенном автомобиле,
подсаживал школьниц
и предавался
с ними разврату.
Друзья улюлюкали,
хоть и не верили
ни на грош.
Что это за
отвратительная фантазия?
Дело в том,
что он
не чувствовал себя
взрослым.
Едва отлепившись
от мамки
(которую тоже,
к слову,
звали Мариной),
он попал
под венец.
Под каблук
от Марины к Марине.
Внутри он
остался школьником,
глупым,
неразвитым,
неудовлетворенным.
Взрослые женщины
его пугали.
В каждой он видел
Марину.
Он скрылся
в фантазиях детства.
Испуганный мальчик
в толстом
зловонном теле.
Достоин жалости
тот Одиссей,
что, на пути
к своей Пенелопе
столкнувшись с опасностью,
с риском для жизни,
размышляет,
что смерть –
не такой уж
дурацкий выход.
Последняя мысль
Андрея
перед тем,
как поезд взорвался:
«Наконец-то
свободен».
Андрей –
единственный
из наших героев,
кто умер
с улыбкой.