Свет масляной лампы казался ярче с каждой щепкой, за окном же наоборот стремительно темнело, а девушки всё не было. Прошло не менее лучины, пока Рыска наконец вернулась в комнату.
— Ну, вот и я, — проговорила она. Затем поставила ведро с водой на пол, сбросила охапку дров, что смогла принести на одной руке, возле печки. — Пришлось на улицу к колодцу идти, потому что в купальне засел кто-то, и воды было не набрать. — объяснила она своё такое долгое отсутствие учителю.
— Не замёрзла? — заботливо поинтересовался он. — Там ведь метель! Надо было хоть одеться, а лучше бы подождать, пока купальня освободится…
— А я оделась: мне комендантша тужурку свою на время дала, — улыбнулась девушка. — Затопите, пожалуйста, печь, — попросила она, — а я пока картошку почищу. Или, если хотите, давайте наоборот.
Господин путник тяжело вздохнул. Растапливать печь ему давненько не приходилось. Хозяйство в его квартире вела экономка, приходящая прислуга: она появлялась ежедневно, вычищала и растапливала камин, дожидалась, чтобы стало достаточно тепло, попутно прибираясь в комнатах, а затем уходила домой. Ел Крысолов обычно в кормильнях, так что и готовить, в частности, чистить картошку ему тоже приходилось нечасто. Городская жизнь и достаток давно сделали его ленивым в быту. Даже в поездках, которые в последнее время случались всё реже в связи с немолодым уже возрастом и должностью наставника, он предпочитал заплатить тому, кто избавит его от бытовых мелочей и забыть о них.
Но сейчас, находясь в гостях у Рыски, путник понимал, что помочь девушке ему так или иначе придётся, и решив, что растопка печи всё же проще, Крысолов засучил рукава и принялся за дело, вздыхая каждую щепку.
Когда толком не рзгоревшееся пламя погасло у него в пятый раз, Рыска, тем временем уже закончившая свою работу, вежливо оттеснила его в сторонку и принялась за растопку сама. Однако из-за разыгравшейся за окном пурги тянуло и в самом деле плохо, и даже у привыкшей к этому занятию девушки долго не получалось развести в печи огонь. Когда, наконец, кое-как, с помощью Сашия, чьё имя не раз и не два было упомянуто, дрова таки занялись, а в жерле печи загудело, Рыска достала подвешенное за окном в торбе замёрзшее сало, с трудом нарубила его, бросила на сковородку, которую поставила на печь, и принялась нарезать картошку соломкой. Работала она быстро и сноровисто, и наставник вдруг порадовался, что принял её предложение поужинать. Голова у него давно прошла, а от запаха готовящейся еды проснулся аппетит. Крысолов знал, что готовила его воспитанница намного вкуснее, чем кухаря в кормильнях, особенно для любимого учителя, и потому ужина теперь ждал с большим нетерпением.
— У меня тут тоже кое-что есть, — вспомнил он и полез в свою сумку.
«Кое-чем» оказался глиняный горшочек с грибами, обвязанный пергаментом: знакомый кормилец утром угостил. В горшочке оказались грибы, солёные грузди, приправленные чесноком. Рыска попробовала один и одобрительно кивнула: очень даже вкусно!
— А выпить у Вас, случайно, ничего не найдётся? — спросила девушка, помешивая ложкой картошку на сковородке.
— Адептам запрещается употреблять алкоголь в общежитии, — сделав постное лицо, процитировал Устав Крысолов.
Рыска улыбнулась.
— Адептам, может быть, и запрещается, но я же ваша дочь, — иронично произнесла она. Девушка и её учитель посмеялись.
На слухи, кои всегда, с самого детства окружали её, Рыска научилась не обращать внимания, но этот, о ней и старом путнике, ей нравился, и она им вовсю пользовалась, да ещё гордилась тем, что её считали дочерью Крысолова.
— Нет, в самом деле, есть выпить или нет? — повторила Рыска свой вопрос. — А то что-то мне сегодня совсем невесело, — пояснила она.
— Понимаю, — согласился путник и снова полез в свою сумку, — конечно, есть, доча, — он достал и поставил на стол плоскую металлическую фляжку. — Вот, настойка травяная со специями. Очень согревает. Подойдёт?
— Естественно, подойдёт. — девушка отложила ложку, отошла от печи. — Скоро всё будет готово, а пока… отвернитесь пожалуйста на щепочку, мне нужно переодеться, — попросила она.
Когда наставник отвернулся, Рыска быстро скинула ставшие давно привычными штаны и рубашку и надела зелёное домашнее платье из плотной ткани.
— Всё, можно поворачиваться, — разрешила она, расплетая косы. Она сутки не расплеталась и не расчесывалась, поэтому и кожа у неё на голове зудела и немного побаливала. Теперь ей хотелось отдохнуть от кос, и плести снова она не стала, — только расчесала чёрный, ставший чуть волнистым полог, закрывающий её до ягодиц, и откинула назад.
— Какие красивые! — залюбовался учитель.
— Ага, только мешают очень. Отрежу, наверное, — бросила Рыска, доставая посуду для ужина.
— Ты что? Как можно? Такое богатство…
— Тогда отрежу и продам, — пошутила девушка.
— Я тебе сам приплачу, только не режь! — попросил Крысолов.
— Знаете, как они по спине хлещут, когда бежишь или с мечами тренируешься? Как вожжи, — произнесла она на полном серьёзе.
— В одну плети, — посоветовал путник.
— Одна вожжа.
— А если в узел на затылке собрать? — предположил он другой выход.
— Упадёшь на спину, и либо шею себе сломаешь, либо шпильки в голову вопьются. — сообщила девушка, нарезая хлеб: сколько способов бороться с неудобством, создаваемым такими длинными косами Рыска перепробовала, знала только она.
Крысолов наблюдал за суетящейся девушкой, сидя у стола так, чтобы не мешать. Рыскины волосы были в самом деле восхитительным украшением девушки! Такие длинные, чёрные, прямые! Как они блестят и переливаются что на солнце, что при вечернем освещении! Просто взять их — и отрезать??? Да мужчине было до слёз их жаль! Он во что бы то ни стало решил не позволить им познакомиться с ножницами, и потому, не подумав, ляпнул:
— А как же савряне воюют? У них ведь все мужики с косами!
У девушки на миг остановилось сердце. Как воюют савряне, она не задумывалась, а вот один представитель этой нации, мельком увиденный ею не далее, как вчера, тут же возник перед глазами, — особенно его белые косы… Пальцы тут же задрожали, вспомнив ощущение шелковистых прядей, вдоль позвоночника пробежали мурашки, внизу живота зажгло, как тогда… Как же она всё-таки соскучилась: и душой, и телом…
Однако, сердито дёрнув плечами, Рыска отогнала наваждение, но её порозовевшее личико не укрылось тем не менее от внимательного взгляда наставника, про себя тут же обругавшего свой язык.
За четыре года, что прошли с того момента, как Альк и Рыска расстались, ничего не изменилось, — теперь уж и не изменится, наверное… Так она и будет любить его и помнить.
— Откуда я знаю, как они воюют? — не желая больше развивать тему, буркнула тем временем Рыска, а затем сняла с печи сковородку и поставила её на стол.
От картошки исходил такой дивный аромат, что наставник аж облизнулся, забыв обо всём —
только ещё раз порадовался, что не отказался от ужина.
Всё нашлось у запасливой Рыски: и вторая ложка, правда, совсем старая и немного погнутая, и слегка зачерствевший хлеб, и маленькая луковица, и три солёных огурца, порезанных к ужину на кружочки, и даже две крохотные выточенные из дерева рюмки — на глоток. Но только девушка и наставник, наполнив их, чокнулись друг с другом и замахнулись, чтобы выпить, раздался стук в дверь.
Крысолов и Рыска удивлённо переглянулись: гостей в такое время никто из них не ждал. Он указал на дверь: кто? Она пожала плечами: не знаю! Он показал на её стакан: пей быстрее! Она понимающе кивнула, выпила и выпучила глаза, но тут же заела огурцом, а затем и стаканчики и фляжка с обжигающе крепким напитком в один миг исчезли в ящике стола при помощи Рыскиных проворных рук.
Она поглядела на учителя и подавила смешок: Крысолов тоже, скривившись, жевал огурец.
— От головы и то лучше было! — признал путник не своим голосом.
Стук в дверь повторился.
Рыска встала и пошла к печи, попутно выдернув из дверной ручки швабру, которую перед ужином догадалась туда вставить.
— Да, войдите, — разрешила она, взяв с пола полено и нацелившись подбросить его в печь… да так и застыла с этим поленом в руке. Хорошо хоть не упала, когда дверь открылась…
На пороге её комнаты, на самом деле небольшой каморки с угла здания, куда с трудом поместились стол, два стула, кровать шириной в пять ладоней и комод, стоял высокий стройный мужчина в чёрном плаще с капюшоном, — такой угрюмый, припорошенный снегом. Из-за плеч его торчали рукояти мечей… Одна из белых кос, заплетённая до самых последних волосков, спускалась из-под капюшона почти до пояса. В одной руке он держал седло, дорогое, красивое, почти новое, с гербом Хаскилей на задней луке.
— Можно мне войти? — глухо спросил он.
Рыска не смогла ему ответить: её словно к месту пригвоздило, да и язык будто к нёбу прилип.
— Да, конечно, — разрешил вместо Рыски Крысолов. — Заходи, садись, мы тут… ужинаем.
Девушка так и стояла возле печки, продолжая жечь саврянина взглядом жёлто-зеленых глаз. Он, надо сказать, тоже смотрел только на неё, молча и не сходя с места.
— Ну заходи уже да дверь закрывай! Сквозняк ведь! — гаркнул наставник, чтобы разорвать уже эту повисшую, тяжёлую для всех тишину. Он хорошо представлял себе, что творится на душе у них обоих…
Однако мужчина продолжал стоять и смотреть. И девушка тоже.
Снег начал подтаивать на плаще саврянина от печного тепла; отдельные снежинки уже превратились в капельки. А они всё смотрели, словно не веря…
Крысолов по-стариковски вздохнул:
— Эх, мне б на ваше место! — и, отвернувшись, махнул рукой.
— А-а-альк! — выдохнула наконец Рыска и, выронив полено, буквально с места прыгнула на своего ненаглядного саврянина.
Белокосый отбросил седло и поймал девушку буквально на лету, обнял, поцеловал, не стесняясь присутствия наставника, крепко прижал к себе, то ли со вздохом, то ли со стоном.
Все, что было и не было перестало существовать, забылись все глупости, обиды и разочарования, осталась одна только огромная и всепоглощающая радость от встречи!
Никто из них не видел, как шедшая по коридору смазливая девица, одна из тех, что как правило вылетают ещё до третьего курса, да и в Пристань приходят не учиться, а строить глазки адептам и наставникам, ища среди них того, кого в перспективе можно было бы удачно захомутать, выругалась, зло плюнула на пол и тут же нырнула в соседнюю дверь. Это у неё менее четверти лучины назад саврянский красавчик спрашивал о девушке-полукровке, весьма точно описав Рыску-крыску. Надо же, к этой заумной дуре — и такой мужчина! К Рыске-крыске, а не к ней, красивой! Да ещё и такая трогательная сцена чуть ли не посреди коридора! Тьфу!!! Пойти хоть посплетничать с подругами и позлословить, раз ничего не перепало.
Продолжение