Источник: http://soloeverest.com/blog/maurice-wilson/
Многие знают имена альпинистов, совершивших восхождения на вершину Эвереста, но немногие знают о пытавшихся и погибших.
Добавляю 2 рассказа о Моррисе Уилсоне и небольшое видео.
Кстати, Морис Уилсон является второстепенным персонажем романа Салмана Рушди «Сатанинские стихи», где он изображён как мистик, обитающий на склонах Эвереста во время действия романа (1980-е годы) и появляющийся в видениях покорительницы вершины Элли Коун. (Wikipedia)
1й рассказ с сайта 4sport.ua
2й из книги Райнхольда Месснера «Хрустальный горизонт». Между прочим Месснер в одиночку взошел на Эверест с стороны Тибета в 1980 году в период муссонов. Очень рекомендую прочитать полностью его книгу.
Небольшой ролик из 1й серии фильма «Ген высоты», снятого студией RDStudio с Валдисом Пельшем.
(Источник: Youtube-канал RDStudio)
Рассказ 1й.
(Источник: 4sport.ua)
21 апреля 1898, Брадфорд, Англия — 1 июня 1934, гора Эверест
В 1933-м году — за два десятилетия до первого восхождения на Эверест, совершенного многочисленной британской экспедицией — 34-летний англичанин Морис Уилсон (Maurice Wilson) на весь мир заявил о своём желании взойти на высочайшую вершину мира … в одиночку. Несмотря на скорую гибель на северных склонах Эвереста, он успел стать одной из самых противоречивых фигур мирового альпинизма. О нём много и неоднозначно писала в прессе; его обсуждали в профессиональном сообществе и даже в правительстве.
Его тело раз за разом появлялось из своей ледяной могилы — впервые в 1959-м, затем в 75-м, 85-м, 89-м и, наконец, 99-м годах, — но его история не становилась от этого яснее. Какое наследство оставил нам этот человек? Считать ли его сумасшедшим мистиком или пионером легких скоростных восхождений? Наивным альпинистом, жаждущим известности? На самом деле, ни одно из этих определений не подойдёт для описания этого эксцентричного фаната Эвереста.
Ни по одному из параметров Уилсон не подходил на роль первого человека на вершине Эвереста. Один из многих незаметных героев Первой Мировой, выживший в аду окопов. Двойное ранение практически полностью обездвижило его левую руку. Вдобавок к этому он перенёс тяжелую форму туберкулеза и нервное расстройство. Многие ставили под сомнение его способность добиваться цели и отмечали его склонность к бесцельным метаниям — послевоенному синдрому, который выражался в многочисленных незаконченных делах и брошенных жёнах. Помимо всего прочего существовало два «убийственных» аргумента «против»: он никогда не управлял самолётом и не занимался альпинизмом.
К 21-му мая 1933-го года у Уилсона за плечами было два месяца занятий в лондонском аэроклубе (London Aeroplane Club), одно крушение и опыт хайкинга в районе Lake District. Не сумев раздобыть более-менее современный самолет, он довольствовался моделью 1925-го года (Gypsy Moth). Самолет с открытой кабиной, с легкой руки хозяина названый Ever-Wrest, не имел какой-либо специальной подготовки, коей, например, отличался «Дух Сэнт Луиса» Чарльза Линдберга (Spirit of St. Louis, Сharles Lindbergh). И вообще он больше напоминал творение братьев Райт, нежели обтекаемые и прочные «спитфайры» и Me 210, типичные для того десятилетия. Уилсон, отправившийся в свой первый перелет через пролив, оставил позади себя настоящую бурю.
С учетом географических особенностей местности, погодных условий и предельной дальности беспосадочного перелёта, равнявшейся 620 милям (1000 км), Уилсону предстоял следующий путь: из Лондона во Фрайбург, из Фрайбурга в Пассау … затем неудачная попытка пересечь Альпы и возвращение во Фрайбург. В конце концов ему удалось добраться до Рима через Западные Альпы. Надо заметить, что к этому моменту вести о путешествии сильно опередили его, и на римском аэродроме он был встречен огромной толпой. Спустя несколько дней, во время перелёта через Средиземное море в Тунис, Уилсон впервые в жизни столкнулся с нулевой видимостью. Непонятно, как ему удалось выжить. Спустя всего лишь неделю после вылета из Лондона он достиг Каира, а спустя еще несколько дней приземлился в Багдаде. Газеты сходили с ума.
В 20-30-х годах статьи на альпинистскую тематику регулярно появлялись на первых полосах газет. Примерно такой же ажиотаж царил в прессе десятилетия спустя, во время космической гонки. И безусловно история Уилсона заслуживала внимания. Даже Таймс (Times) — респектабельнейшее издание — подхватило «лихорадку Уилсона». Среди бульварных же изданий бушевала настоящая эпидемия. В период между 33-34-м годами только Таймс опубликовала 151 статью на тему Эвереста, и около 100 из них были связаны с экспедицией Уилсона.
К несчастью для Уилсона ни британское правительство, ни альпинистский истеблишмент не относились к его затее с таким же воодушевлением как обыватели. Эверест всё еще оставался непокорённым, но причиной тому не был недостаток желающих. В 20-30-х годах была предпринята целая серия попыток восхождения на высочайшую вершину мира, в их число вошла и печально знаменитая экспедиция 24-го года в ходе которой пропали Джордж Мэлори (George Mallory) и Эндрю Ирвин (Andrew Irwin). У всех экспедиций — помимо их не результативности — был общий стиль: масштабные, на военный манер, они проводились под чутким руководством Горного клуба (Alpine Club) и Королевского Географического общества (Royal Geographic Society). Представители элиты, стоящие у руля этих организаций, имели тесные связи с правительством и военными и не допускали мысли о том, что первым человеком ступившим на «третий полюс» планеты будет иностранец или не член их организации. (Они бы и Мэлори не пустили на порог, но слишком уж талантливым альпинистом он был.) И хотя многие члены Горного клуба занимались альпинизмом для себя, подобные экспедиции были делом национальной чести.
По плану Уилсон должен был совершить перелет через территорию Ирана и оказаться в Непале или Тибете. Предыдущие экспедиции полагались на авторитетных британских дипломатов, в задачу которых входила добыча пермитов у властей этих несговорчивых стран. Правительство британской Индии и Министерство авиации заверили Уилсона, что палец о палец не ударят, чтобы помочь ему. К слову отсутствие какой-либо официальной поддержки Уилсон почувствовал лишь раз, в Багдаде. Не рассчитывая на скорое получение разрешения на полёт, он был вынужден повернуть на юг и двигаться вдоль Аравийского полуострова. Поскольку данное отклонение от курса было незапланированным, у него не было соответствующих карт, однако невозмутимый Уилсон проложил путь при помощи школьного атласа и добрался из Багдада в Бахрейн, израсходовав весь запас топлива во время этого 620-мильного перелёта под палящим солнцем.
В Бахрейне власти впервые активно попытались помешать продвижению Уилсона: офицер полиции пригласил его в участок и объявил, что согласно решению Королевских Воздушных сил (Royal Air Force) воздушное пространство закрыто для полётов гражданской авиации и предложил ему немедленно вернуться в Багдад. В противном случае ему угрожал арест. Неунывающий оптимист, Уилсон использовал этот тяжелый разговор в своих целях, а именно, сумел разглядеть подробную карту, висящую на стене полицейского участка. Он немедленно вылетел якобы в сторону Ирака, но спустя некоторое время развернул самолет на восток, в сторону британской Индии. В середине этого 745-мильного (1200 км) перелёта — теоретически непосильного для его самолета — изношенный движок Ever-Wrest’а начал глохнуть, и Уилсон был вынужден реанимировать его, вряд ли имея опыт подобной деятельности. Как бы там ни было на закате он успешно приземлился в Гуадаре. Однодневный марафон на примитивном самолете, проделанный человеком без особого лётного опыта, прославил Уилсона не меньше, чем восхождение на Эверест.
Далее Уилсону понадобилось несколько дней несложных перелётов, чтобы добраться из Гуадара до последнего индийского аэродрома — впереди был Непал. Пресса поспешила заявить, что он преодолел 4350 миль (7000 км) за 17 дней. Радость Уилсона от столь внушительного успеха была омрачена конфискацией самолёта. Сам он попал под наблюдение полиции, но не сдался. В самый разгар сезона дождей он проделал путь в 186 миль (300 км) к границе Непала откуда безуспешно попытался связаться с королём. Безымянный бюрократ в Катманду остался глух к воззваниям Уилсона. Разрешение на перелет, пешее передвижение и последующее восхождение на Эверест получить не удалось.
Уилсон продал самолёт и отправился в Даржилинг (Индия), чтобы попытаться получить разрешение на восхождение с тибетской стороны. Безуспешно. Уилсон не сдавался и провел осень и зиму в Даржилинге, тренируясь и составляя план. Он всячески старался убедить бдительные местные власти в том, что поставил крест на восхождении. Ранним мартовским утром 1934-го года, переодевшись тибетским ламой, он тайно покинул город в сопровождении трёх носильщиков и отправился в Тибет через Сикким. Передвигаясь по ночам они достигли тибетской границы уже через 10 дней. За всё время их раскрыл только старик, узнавший, что тибетский лама заночевал рядом с его домом и решивший пробраться к нему в палатку. В середине апреля они достигли монастыря Ронгбук, который находился прямо под базовым лагерем Эвереста.
Проявляя те же качества, что и во время перелета над бесконечной, раскаленной пустыней, Уилсон штурмовал гигантский ронгбукский ледник, надеясь достичь отметки 8848 м 21-го апреля — в день своего рождения. Он много раз сбивался с пути, но несмотря на это поднялся на высоту 6000 м. Где-то в районе 6500 м — «лагерь 3» предыдущих экспедиций — обильный снегопад вынудил его повернуть вниз, и он два дня пролежал в своей палатке на леднике. Именно там, в полном одиночестве он справил свой 36-й день рождения. Ночью шторм прекратился, и Уилсон сумел добраться до монастыря, в течение 16 часов пробиваясь сквозь 90 см толщу свежевыпавшего снега.
В Ронгбуке Уилсон изменил план и сумел уговорить двоих носильщиков сопровождать его до «лагеря 3». 12-го мая группа покинула монастырь и успешно набирала высоту. Им удалось отыскать снаряжение, брошенное в ходе предыдущих попыток. После этого удача их покинула. Первая попытка достичь Северной седловины не увенчалась успехом, и 29-го мая Уилсон предпринял повторный штурм, попросив носильщиков подождать его в «лагере 3» 10 дней. К сожалению, его просьба была проигнорирована. В этот день люди видели Мориса Уилсона последний раз. На следующий год неподалёку от «лагеря 3» Эрик Шиптон (Eric Shipton) и доктор Чарльз Уорен (Dr. Charles Warren) нашли его останки, а также его дневник.
Нельзя сказать наверняка как высоко забрался Уилсон прежде, чем умер в полном одиночестве в 2300 метрах ниже вершины. По всей вероятности он вряд ли достиг отметки 7010 метров — Северной седловины. Двумя днями ранее, во время штурма крутого ледового склона над «лагерем 3» Уилсон и его опытные носильщики быстро отступили. Само собой у Уилсона не было кошек и он не владел техникой рубки ступеней. Один, не обладая необходимой техникой передвижения, с обездвиженной рукой, на одной воле он скорее всего сделал последнюю попытку преодолеть ледовую стенку, но сдался и вернулся в район «лагеря 3», никого там не обнаружив. Невозможно объяснить почему его труп был найден неподалёку от «лагеря 3» с его богатыми запасами продовольствия и без спального мешка.
Несмотря на то, что для новичка попытка Уилсона была очень и очень достойной, его формальные достижения вряд ли могли впечатлить сильнейших альпинистов того времени. Мэлори с легкостью достиг Северной седловины в ходе британской экспедиции 1921-го года; в следующем году Джордж Финч (George Finch) поднялся на высоту почти 8000 метров. В 1924-м году Мэлори и Ирвин исчезли и того выше. Некоторые полагают, что они достигли вершины и погибли на спуске. Но Уилсон привлек внимание не своими альпинистскими достижениями, а нонконформизмом и стилем, который широко обсуждался, то прославлялся, то принижался.
Слухи и спекуляции вокруг мотивов Уилсона и его характера были и есть весьма разнообразны. В Википедии утверждается, что целью его восхождения была пропаганда мистического, псевдохристианского учения, суть которого заключалась в посте и молитвах. Хотя Уилсон утверждал, что с помощью этих действий смог победить туберкулёз, а в беседе с одним репортёром обмолвился, что это может стать ключом к Эвересту, его убеждения претерпели серьёзные изменения непосредственно в ходе экспедиции. В дневнике он писал, что с охотой съел бы всё, что попадёт к нему в руки. Другой источник утверждает, что Уилсон был трансвеститом и вёл секретный эротический дневник. Однако эта версия едва ли соотносится с его страстью к Эвересту. Но все слухи так или иначе подтверждают образ Уилсона, распространяемый профессиональным альпинистским сообществом: безумный дилетант, вмешавшийся в игры настоящих мужчин. Современники из Горного клуба намеренно преувеличивали его наивность и выдумывали какие-то невероятные подробности его биографии.
Конечно, Уилсон был новичком. Конечно, он не был готов к Эвересту, но он не был абсолютно смешон. Его невероятный перелёт из Англии в Индию показал, что он был не только смелым, но обладал способностью в короткие сроки осваивать сложные технологии. Кроме того, за месяцы проведенные в Даржилинге он многому научился у местных профессионалов, которые сопровождали британские экспедиции. Он также ходил в горные походы и активно акклиматизировался; раздобыл специальное снаряжение (насколько это было возможно без поддержки Горного клуба): утепленные ботинки и современную высотную палатку, украденную из «заброски». Одиночное восхождение на Эверест было безумием, но был ли Уилсон безумнее Мэлори, Ирвина и многих других, оставивших на горе свои жизни? Все они напоминают нам что безопасность в Гималаях — лишь иллюзия.
Образ Уилсона умышленно искажался по той простой причине, что Горный клуб, Королевское Географическое общество и правительство настаивали на том, что высочайшая вершина мира может (и должна) быть «покорена» только силами нации и во имя неё. Эта позиция вытекала из климата царившего в обществе: Первая Мировая война сравняла с землей национальное превосходство, доказала опасность «гонки вооружений». Соревнование наций переместилось в область спорта. (Идея о том, что переживания по поводу побед и поражений футбольной команды могут расцениваться как проявление патриотизма еще каких-то 50 лет назад казалась абсурдной.) Альпинизм как наиболее символичный вид спорта был взят на вооружение современными националистами.
Представители «потерянного поколения» — ветераны, физически и морально изуродованные войной, — жаждали утешения. Некоторые находили его в популистских лозунгах крайне левых или правых, другие, как Уилсон, в экстремальных личных переживаниях. Он первым решился подняться на гималайский пик в одиночку, без финансовой поддержки альпинистского сообщества, без армейской логистики и, что самое важное, им двигало неуёмное трудноосязаемое желание, никак не связанное с водружением национального флага на вершине. Тот факт, что Уилсон сумел долететь до Индии, а затем добраться до подножия Эвереста и сделать попытку подняться на вершину (пусть и трагически окончившуюся), свидетельствует о невероятной силе его духа. Он обладал теми качествами — за исключением разве что альпинистских навыков — которые два поколения спустя будут признаны альпинистским сообществом необходимыми.
Мало кто из известных альпинистов того времени отметил достижения Уилсона и открыто восхитился его силой воли. Эрик Шиптон, обнаруживший его тело и дневник, рассказал полицейским в Даржилинге, что глубоко потрясён ясностью убеждений Уилсона, его бережным отношением к природе, и верой в то, что любые трудности могут быть преодолены лишь при помощи силы воли. Дневник Мориса Уилсона — лучшее тому доказательство.
Райнхольд Месснер (Reinhold Messner) во время первого соло-восхождения на Эверест на высоте около 8000 м вспоминал Уилсона, желая знать сравнялся ли он с ним по степени безумия. Возможно, это и есть главный урок, который следует извлечь из эпопеи Мориса Уилсона: черта, отделяющая бескомпромисное и яркое приключение от безумства не так уж очевидна.
(*) Мартин Гутман (Martin Gutmann) преподаёт историю и альпинизм; также ведет курс в международной школе Ecole d’Humanite в швейцарских Альпах.
Рассказ 2-й.
(Источник: Книга Райнхольда Месснера «Хрустальный горизонт»)
Хотя в эпоху культурной революции многое в культуре было утеряно, одно держится прочно: нигде не готовят с большей фантазией и мастерством, чем в бедной Китайской Народной Республике. Здесь хранят древние традиции кулинарного искусства, и я не поверил своим ушам, когда, подавая мне на десерт маленькие марципаны, официант гордо сообщил, что они были любимым блюдом императрицы Цы-си.
По возвращении в Европу я еще долго с восторгом вспоминал этот кутеж в Срединной империи.
Юли, мой южнотирольский приятель, был одним из первых, кому я рассказал о полученном разрешении. Мы сидели допоздна у меня дома в Вильнёсе, валяли дурака. «Смотри только не оттолкни от себя старых добрых друзей, – сказал Юл. – Они помогут тебе пересечь реку, когда ты захочешь въехать в новый дом».
Мне нравятся загадочные предсказания Юла. У меня действительно такое чувство, будто я переплываю реку. Юл считает, что желание взойти в одиночку на высочайшую гору мира может прийти в голову только такому сумасшедшему, как я. Тогда я сказал ему, что такой сумасшедший был уже задолго до меня. Его звали Морис Уилсон.
Морис Уилсон
Морис Уилсон был первым, кто вздумал взойти на Эверест в одиночку. Он не был альпинистом, но твердо верил, что глубоко религиозный человек, очищенный постами и молитвой, может достичь чего угодно, в том числе и высочайшей вершины мира. Как Колумб или Тур Хейердал, Уилсон хотел подтвердить свою теорию делом. Колумб знал, что земля круглая, чтобы доказать это, он совершил кругосветное плавание (Колумб не совершал кругосветного плавания.) Уилсон, знал, что человек с божьей помощью может все, и он решил покорить Эверест. Так началась одна из причудливейших глав в истории Эвереста. Но как он пришел к этой идее?
Как многие люди его поколения, Морис Уилсон не мог забыть ужасов войны и привыкнуть к мирной жизни. Напрасно спрашивал он себя о смысле и цели своего существования. Отцовская фабрика с ее монотонной работой скоро опротивела ему, и он отправился в Лондон. Там было то же самое, и он сделал то, что делали другие бывшие солдаты, не нашедшие себя в мирной жизни: эмигрировал в Америку. Нью-Йорк, Сан-Франциско, наконец, Новая Зеландия. Здесь он прожил много лет: продавал машины, лекарственные средства, пробовал заняться сельским хозяйством, держал небольшой магазин дамской одежды в Велмигтоне.
Неожиданно, следуя внезапному импульсу, на почтовом судне он вернулся в Англию. С этого времени он не знал ни успехов, ни поражений, но счастлив не был. Нестарый, сильный, как медведь, мужчина без цели в жизни. Угнетенный и подавленный, он чувствовал себя физически все хуже. Похудел, стал кашлять. Лекарств он не принимал и однажды исчез. А когда появился снова – был здоров. Вернуться к жизни и обрести душевный покой Уилсону помогло учение индийских йогов, с которыми он познакомился по пути в Европу. Они открыли Уилсону средство против всех зол: пост и молитва. Он постился в течение 35 дней, лишь иногда позволяя себе глоток воды, и читал молитвы. Ему хотелось, чтобы это средство стало известно всему человечеству, но для этого надо было совершить нечто исключительное.
Случай вскоре представился. Отдыхая в Шварцвальде, в маленьком кафе во Фрайбурге, Уилсон совершенно случайно прочитал вырезку из старой газеты с сообщением об экспедиции на Эверест 1924 года. Он узнал о шерпах, о яках, которые тащили груз, о ледниках, штормах и непреодолимых препятствиях. Эверест! Теперь он знал, что нужно делать. Наконец-то мир будет потрясен. Это была фантастическая, безумная идея. Уилсон не имел ни малейшего представления об альпинизме.
Вернувшись в Лондон, Уилсон тотчас же взялся за дело. Он изучил все материалы предшествующих экспедиций. Именно теперь, не позже, он должен был понять, сколь бесперспективно его намерение. Но он решил все-таки осуществить это предприятие, к тому же без обременительной цепочки переноски грузов, без устройства лагерей. Услышав о планируемом Хаустоном облете Эвереста, он решил уговорить команду взять его с собой и позволить спрыгнуть с парашютом, но вскоре отбросил эту идею и задумал сам лететь в Тибет, приземлиться на леднике Восточный Ронгбук и идти далее к вершине пешком. Никакого представления об Эвересте, об альпинизме, о полетах. Его друзья были в ужасе. А он смеялся и говорил: «Да всем этим я овладею».
Он купил подержанный «Джипси Мот», написал на его боку «EVER WREST» и поступил в Лондонский аэроклуб. Уже после первого полета с инструктором стало ясно, что хорошим пилотом Уилсон не станет. Но эксцентричный ученик обладал двумя достоинствами, которые компенсировали все его недостатки: мужеством и решительностью. Несмотря на это у него не было ни малейшего шанса добраться живым хотя бы до Индии. В открытом биплане пролететь более 8000 километров над малозаселенной территорией сложно и для опытного пилота. Для неопытного это могло кончиться катастрофой.
Однако Уилсон продолжал начатое дело. Он купил снаряжение: палатку, спальный мешок, одежду. Приобрел высотомер и легкую камеру с самоспуском, чтобы сфотографировать себя на вершине.
Затем начались альпинистские тренировки. Он много раз прошел пешком от Лондона до Бредфорда и обратно, в отриконенных ботинках, с тяжелым рюкзаком. Потом начал восхождения. Пять недель он лазал в районе озер и в Уэллсе. Вместо того, чтобы учиться у швейцарских горных проводников ледовой технике на кошках и с ледорубом и подняться в Альпах на настоящие горы, он выбрал относительно безопасные вершины в Англии. Чтобы испытать нервы, спрыгнул с парашютом над Лондоном. Газеты выступили с острой критикой Уилсона, но тот не сдавался. В свой «EVER WREST» он встроил специальный бак для горючего и мощное шасси. Позаботился о картах, тщательно обозначил этапы своего маршрута: Фрайбург – Альпы – Милан – Палермо – Средиземное море – Тунис. Так как Уилсон собирался лететь без маски, то он установил высоту полета не более 3000 метров. Вылет был назначен на 21 апреля 1933 года – его день рождения. В середине апреля Уилсон тяжело заболел ангиной, и его план чуть не сорвался. Но он постился, молился и вскоре был полностью здоров. Первый взлет не удался, при этом наш герой едва не погиб. Драгоценное время было упущено.
А между тем окончился перелет Хаустона, двум машинам удалось пролететь над Эверестом. Большая экспедиция под руководством Хью Раттледжа шла в базовый лагерь. Если Раттледжу повезет, Уилсон не успеет обогнать его, чтобы быть на вершине первым.
Когда «EVER WREST» снова был готов к старту, министерство воздушных перевозок попыталось воспрепятствовать полету. Уилсон разорвал телеграмму, в которой сообщалось, что его полет запрещен. В воскресенье, 21 мая 1933 года, он распрощался с друзьями и репортерами. Машина оторвалась от земли, полетела навстречу восходящему солнцу, превратилась в точку и исчезла. Мало кто из провожавших надеялся увидеть Уилсона живым.
Через неделю он приземлился в Каире. Еще неделя – и он в Индии. Поскольку лететь над Персией ему было запрещено, пришлось изменить маршрут и направиться из Багдада прямо на острова Бахрейн. 1000 километров без посадки – это запредельная нагрузка для его машины.
Прилетев в конце концов на Бахрейн, он вопреки запрету британского консула раздобыл горючее и добрался до Гвадара в Индии. За две недели Уилсон преодолел почти 8000 км и этим самым длинным перелетом доказал, что решительность и сила воли делают чудеса. Но это не удовлетворило его. Он хотел добраться до Эвереста за 500 фунтов стерлингов.
В Лалбалу около Пурниха путешествие пока что окончилось. Власти не дали разрешения на перелет через Непал. Специальный корреспондент «Дейли экспресс» в Карачи убеждал его отказаться от задуманного. Уилсон был в отчаянии. Прошло несколько недель, начался муссонный период, и он понял, что шансов становится все меньше. Деньги кончились. Узнав о неудаче экспедиции Раттледжа, Уилсон продал свой «EVER WREST» и отправился в Дарджилинг.
И здесь власти отказали ему в разрешении на пешее путешествие по Сиккиму и Непалу. Тогда ему пришло в голову пробраться нелегально в Тибет. Он познакомился с Полом Кармой, тибетцем, принимавшим участие в экспедициях 1922, 1924 и 1933 годов. Карма был в восторге от Уилсона и пообещал сопровождать его до базового лагеря. Но вскоре он перестал понимать этого эксцентричного англичанина и отказал ему. Между тем настал январь, Уилсону пришлось искать помощи в другом месте. Он договорился с тремя шерпами – Тевангом, Ринцингом и Тзерингом, которые работали носильщиками в экспедиции Раттледжа. Они были добродушны и молчаливы, достали лошадь для путешествия, зашили приборы и снаряжение в мешки для пшеницы. Уилсон сказал, что он отправляется охотиться на тигров, оплатил гостиницу за шесть месяцев вперед, и ночью 21 марта 1934 года эта четверка тайно покинула Дарджилинг. Уилсон оделся, как тибетский монах. Ехали только ночью. Шерпы были прекрасными проводниками и заботливыми спутниками. Оставляя в стороне города и селения, эта небольшая группа проходила каждую ночь едва ли по 25 километров. Снегопады, дожди с градом, бурные потоки преграждали им путь. Они прошли мимо Канченджанги и наконец-то оказались на перевале Конгра Ла: перед ними лежал Тибет!
За бесконечно далеким горизонтом терялись горные цепи, море коричневого, фиолетового, оливкового и белого – лунный ландшафт. Не надо было маскироваться, Уилсон почувствовал себя снова свободным. Они все еще сторонились людей, но ехали теперь днем. 12 апреля Уилсон записал в дневнике: «Я увидел Эверест!». С гребня высотой 5200 метров в прозрачном воздухе Эверест со своим заснеженным восточным склоном представлял собой сказочную картину. Была идеальная для восхождения погода.
Через два дня четверка пришла в Ронгбук. Ледяной южный ветер дул со снежных полей. Травы больше не было. Скалы, осыпи, лед вывели Уилсона из мира его грез. В долине, запертой со всех сторон горами, он увидел монастырь. Массивные стены казались маленькими на фоне гигантской горы, которая занимала все пространство за ним: Маунт Эверест.
Верховный лама монастыря Ронгбук пригласил Уилсона, Тзеринга, Теванга и Ринцинга на аудиенцию. Он принял их в богато оформленном зале с искусно расшитыми занавесями на дверях и окнами из настоящего стекла. Мужество и решимость Уилсона произвели впечатление на ламу, и он дал Уилсону и шерпам свое благословение.
Вечером Уилсон долго лежал без сна в палатке, смотрел на свою гору, на Эверест. Он записал в дневнике: «Завтра выхожу!»
Когда, проснувшись на следующее утро, он услышал проникновенное пение 300 монахов, то решил, что они молятся за него. Погода была прекрасной. Неся на плечах более 20 килограммов груза, Уилсон начал подъем по долине к Ронгбукскому леднику. Так как все, что он прочел об этой местности, было написано альпинистами, у которых считалось хорошим тоном преуменьшать трудности, он попал в сложную ситуацию. Запутанный лабиринт из ледовых башен, трещин и скальных блоков возник перед ним на следующий день. Утомленный и изможденный, Уилсон бродил среди них. Он уменьшил свой груз, но вперед продвигался очень медленно. Хуже всего было то, что он все еще не понимал, как идти по льду. У него не было кошек, он не умел правильно рубить ступени и лишь чудом не свалился ни в одну из бесчисленных трещин.
16 апреля, полностью изнуренный, он дошел до лагеря II предшествующих экспедиций на высоте 6035 метров. Начался снегопад. Ослабевший Уилсон проглотил несколько фиников и немного хлеба. После морозной ночи в палатке он снова пустился в путь, и через два дня на высоте 6250 метров попал в снежную бурю. Снегопад не прекращался, продовольствие кончилось.
Хромая, с болью в суставах, вернулся он через три дня в Ронгбук. Его глаза были обожжены, горло болело. Пока Ринцинг и Теванг подогревали суп, Уилсон записал в дневнике каракулями, которые почти невозможно было разобрать: «Я не сдаюсь. Я по-прежнему уверен, что сделаю это…» Уилсон медленно приходил в себя в одном из помещений монастыря. Поев впервые за 10 дней горячей пищи, он начал рассказывать шерпам путаную историю о своем одиночестве, усталости и разочаровании на Ронгбукском леднике. Никогда еще он так не тосковал по обществу и друзьям. Потом он заснул и проспал 38 часов.
Он был еще слишком слаб и лежал в своем спальном мешке, но уже начал разрабатывать с Ринцингом и Тевангом план следующей попытки. Тзеринг заболел желудочной болезнью и не мог идти с ним. Два других шерпы на этот раз должны были сопровождать Уилсона до лагеря III, который находился под ледопадом на стене Северного седла. Имея достаточный запас продовольствия, шерпы собирались оставаться здесь до тех пор, пока Уилсон не вернется с вершины.
Уилсон пролежал 4 дня. На пятый день он впервые встал с постели. Шатался, ноги распухли, болели левая рука и левый глаз. Лишь в конце месяца ему стало лучше. 30 апреля он записал: «Ноги и глаза о’кей, через несколько дней я буду здоров. Ужасно потерял в весе, но мышцы окрепли. Скоро буду снова в порядке, как всегда. Путь до лагеря III на этот раз будет, по всей видимости, довольно не труден. Мне поребуются кошки и молодые люди, чтоб готовить горячую пищу. Надеюсь, что через несколько дней начну восхождение».
Однако 1 мая его левый глаз совершенно заплыл, а левая половина лица частично онемела. Лечился голодом, принимал участие в религиозных церемониях. Его восхитило состояние экстаза, в которое впадали монахи. Выше по ущелью находился Чамалунг, «долина курицы», небольшой монастырь, затерявшийся среди моренных гряд. Он состоял из ряда примитивных келий, в которых отшельники жили в полной изоляции от окружающего мира. Один монах в полной неподвижности, погруженный в молитвы, жил там в скальной пещере уже 15 лет. Один раз в день его братья-монахи передавали ему через небольшое отверстие чашку воды и горсть ячменной муки. Не удивительно, что Уилсон чувствовал внутреннее влечение к этим людям.
Вечером 11 мая – Эверест был затянут облаками – Уилсон закончил свою ежедневную запись в дневнике следующими словами: «Завтра мы выходим. Будь что будет. Хочу, чтобы скорее все кончилось». Теванг пообещал в случае смерти Уилсона передать властям в Дарджилинге письмо, в котором тот просит простить шерпам нарушение запрета на это путешествие.
12 мая на рассвете Уилсон, Теванг и Ринцинг покинули монастырь. Шерпы навешивали перила на леднике Восточный Ронгбук, и уже через три дня группа достигла лагеря III. Здесь они обнаружили склад с продовольствием экспедиции Раттледжа, который показался им в сравнении с их скудным пайком лавкой деликатесов. Пока Ринцинг готовил обед, Уилсон прошел еще вперед, чтобы просмотреть путь на Северное седло. Он увидел вздыбленные склоны ледопада, трещины, постоянно меняющиеся ледовые провалы. Ледовая масса поднималась почти на 500 метров над верхними фирновыми полями ледника Восточный Ронгбук. Даже для опытных альпинистов того времени это было серьезное препятствие. Однако Уилсон наивно записал в тот вечер: «Вершина и путь к ней теперь совершенно изучены. Пройти осталось всего 2100 метров».
16 мая тройка была застигнута снежным ураганом, который 5 дней продержал их в лагере III. Скрючившись, лежали они в своих палатках. Буря раздражала. Большая высота нагоняла сонливость. Когда 21 мая непогода наконец улеглась, Уилсон снова двинулся в путь в направлении ледопада. Ринцинг вынужден был проводить его немного, чтобы показать путь, намеченный Раттледжем. Вскоре они уже ползли, задыхаясь. Ринцинг вернулся в лагерь III. Уилсон остался один на один с ледником. Четыре дня продолжалась отчаянная борьба. Он ночевал на крошечном выступе на отвесном склоне, задыхаясь, бил ступени в твердом льду, ввинчивал ледовые крючья, срывался и снова поднимался по веревке вверх. Путь преградила трещина шириной в 10 метров, он переполз ее по тонкому снежному мосту. Наконец он стоял у подножия последнего ледового участка над Северным седлом. Эта ледовая стена протяженностью около 100 метров была отвесной и гладкой. Он пролез по ней несколько мучительных метров. Переночевав здесь, Уилсон попытался вскарабкаться по камину. Вечером 24 мая, находясь по-прежнему внизу камина, Уилсон признал, что не может покорить Эверест. Полуживой, скользя и срываясь, спустился он с ледопада и упал на руки шерпов.
Два следующих дня Уилсон обессиленный лежал в лагере III в своем спальном мешке. Однако потом – уму непостижимо – он записал: «Теванг собирается вниз, но я убедил его сопровождать меня в лагерь V. Это будет моя последняя попытка, и я чувствую себя уверенно…» В действительности же шерпы считали этот план совершенно безумным и уговаривали Уилсона возвратиться. Уилсон не послушался и 29 мая один начал восхождение. Слишком слабый, чтобы действительно идти вперед, он стал на бивак недалеко от лагеря III у подножия стены Северного седла.
30 мая он провел в палатке, не в силах вылезти из спального мешка, записал в дневнике: «Великолепный день. Вперед!» Вскоре после этого Морис Уилсон умер. Лишь годом позже, в 1935 году, Эрик Шиптон и Чарлз Уоррен нашли его высохшее тело. На теле остатки свитера и зеленых фланелевых брюк, колени согнуты, на одной ноге нет ботинка, палатка разорвана зимними штормами. Альпинисты похоронили Уилсона в трещине ледника. Шиптон взял с собой только дневник. Рассказ этих альпинистов, а также сообщение шерпов, сделанное ими по возвращении в Дарджилинг, дали возможность восстановить самую отважную попытку восхождения на Эверест.
«Движение к цели есть сама цель» – гласит буддистская мудрость, и это подтвердил безумный Уилсон. Мне нравится этот упрямый Дон Кихот, он мне милее легиона тех, что живут в уютных домиках и копят деньги на старость.
Нас с Уилсоном разделяют 50 лет. За это время наверняка были и другие, пытавшиеся покорить Эверест в одиночку.