Лондон. За два года до экспедиции.
Вечер. В кабинете двое ведут неторопливый разговор. За задернутым темными занавесками окном, под которым плотной чередой выстроились книги, завывает ветер, большое дерево своими длинными, скрюченными ветвями постукивает по стене. Из камина доносится потрескивание, на красных от жара поленьях томно бьется слабый огонек, на стене горит небольшой светильник, на котором ограничивается все освещение комнаты.
За письменным столом, на большом дубовом кресле, обтянутом коричневой кожей, сидит пожилой мужчина, всем своим видом показывая своё доминирующее положение. Откинувшись на спинку кресла, в правой руке он покручивает стакан с темной жидкостью. Перед ним стоит в длинном бежевом плаще высокий и худой собеседник, светлые волосы которого аккуратно зачесаны назад. У обоих на руках одинаковые перстни, с выгравированным цербером, все три головы у адского пса смотрят в разные стороны.
- Ты все понял, Эдвард? Они интересуются медальоном, но они не знают для чего и зачем он нужен. Тут все бумаги. – выпрямившись на кресле, мужчина пододвинул к противоположному краю стола серый конверт – Здесь направления, твоя легенда, паспорт, как ты и просил, имя мы не меняли, фото твоих целей, в общем, всё как обычно. Приблизься к цели, заручись доверием и выясни их планы. Если они подберутся слишком близко, то ты знаешь, что нужно сделать.
- Я все понял- стояв до этого не подвижно, точно мраморная статуя, он, вдруг, всем телом начал движение. Подойдя к столу, он взял конверт и положил его во внутренний карман своего плаща.
– Вылетаешь завтра вечером, а сейчас можешь идти – пожилой мужчина снова откинулся на спинку кресла и сделал глоток темной жидкости из стакана.
Выйдя из кабинета, Эдвард остановился, прокручивая в голове всю информацию, полученную в последние минуты. По привычке, он провел рукой по волосам ото лба к затылку.
Значит медальон всё-таки будет найден – думал он про себя, напрягая скулы. – Нужно не допустить чтобы им воспользовались… никто.
Это было его личное желание, шедшее в разрез с приказом ордена. Он достал пачку сигарет и направился к выходу.
***
Дневник. Запись номер двадцать четыре. Африка.
Как же красив был этот город! От прекрасного когда-то города, из которого тяжелый труд человека и его настойчивость сделали гордую зеленую корону местного края, ныне не осталось ничего, кроме этого несуразного отпечатка присутствия некогда здесь человека. Как дым показывающий наличие огня, так руины показывают наличие былой культуры.
Для себя я давно усвоил, что песок еще лучше, чем вода, поглощает цивилизации.
Всё, что еще сохранилось в этой пустынной и навсегда оторванной от живого мира местности, это – чудесный оазис, находящийся прямо в начале древнего города, который лежит теперь у наших ног. В центре раскинулось небольшое дерево, земля подле которого вся усыпана зеленью, а перед ним расположился небольшой водоем – все эти священные свидетели исчезнувшего золотого века.
Мы сделали привал под сенью дерева и стали пополнять запасы пресной воды. Солнце с самого утра победно вступило в свои права и безудержно нагревало землю под нашими ногами, а белизна освещенных солнцем камней слепила чуть не до боли. Небо здесь такое дерзко-синее, что подстегивает, как удар хлыста. Оперевшись на дерево я веду эту запись, радуясь прохладе и наблюдая за узорами, которые солнечные лучи рисуют на земле, пробиваясь сквозь листву, а трава подле меня до крикливости ярко зеленая и вся пылающая жизнью в этом безлюдном месте. Душа моя дрожит от восторга, как солнечный луч, я наслаждаюсь этими минутами безделья, украденными у моей великой миссии.
Набрав воды, Марк поделился со мной своим душевным волнением, он до сих пор один и никак не может найти ту, с кем проживет до конца жизни, ради нее он даже готов был отказаться от экспедиций и всей археологии в целом. Отсюда я вывел для себя такую жизненную закономерность…
Возьмем для примера: портреты. Очень приятно полюбоваться на красивую картину, в высшей степени лестно обладать образчиком нескольких прекрасных работ, но постоянно жить в окружении множества портретов – невыносимо: это действует угнетающе, - конечно, если вы не одержимы уникальной страстью к ним. Ведь это все равно что жить в картинной галерее.
Однако поистине обидно, что у того, кто равнодушен к портретной живописи, ими украшена вся гостиная, тогда как любители таких картин должны платить за них бешеные деньги. Увы, так, видимо, всегда бывает в нашем мире. Каждый человек обладает тем, что ему совершенно не нужно, а тем, что ему необходимо, владеют другие. И дело тут вовсе не в картинах, как вы уже поняли.
Женатые мужчины обладают супругами, которые им как будто ни к чему, а молодые холостяки жалуются, что им не на ком жениться. У нищих, которые едва сводят концы с концами, бывает сплошь и рядом по пол десятка здоровых ребятишек, а богатые умирают бездетными, и им некому оставить наследство.
Вот так и у нас. Я, обладающий всем: любящей девушкой, квартирой и интересной работой в центральном музее, рванул не весть куда, за тысячи километров, за мечтой, которая даже не моя, а Марк хоть и занимается тем что любит, но все же мечтает о том, что я по своей воле оставил. Вот так и живем, каждый сходит с ума по-своему.
***
Закрыв дневник Алексей посмотрел на Марка, он перебирал что-то в своем мешке, на нем была надета его красная фуражка, а чуть ниже, в тон багровел шрам на его щеке, раскрасневшийся сейчас на солнце. И тут он задумался об отце.
Обычно такие размышления наедине с самим собой были для него отличной компанией, так было и сегодня, пока он думал о пустыне и Марке. Но мысли об отце выбили его из колеи. Он понимал отца, прощал ему все и жалел его, но он его стыдился.
Те моменты, когда отец уделял ему внимание, были для него самые сокровенные и теплые о нем. Они вместе изучали языки и истории различных стран, расшифровывали и осваивали новые шифры и арго разнообразных народов, как-то даже они придумали пару своих собственных шифров, чтобы общаться в письмах, а отец в свою очередь в своем дневнике использовал их придуманный шифр.
Алексей осекся. Лучше не думать вообще ни о чем, сказал он себе. Скоро ты будешь с Даной, и думать будет не нужно. Теперь, когда все решено, это самое лучшее. Если в течении долго времени бываешь напряженно сконцентрирован на чем-то, тяжело отвлечься, и мысли продолжают вращаться в голове, как маховик вращается по инерции уже без внешнего усилия. Надо их остановить.
И его остановил тихо подошедший к нему и поравнявшийся с ним Эдвард. Он посмотрел на Алексея и перевел взгляд на Максима, который сделав глоток из своей фляжки, поморщился и упаковал ее куда-то в глубь своей сумки, Алексей тоже посмотрел на него.
- Он пьет всю дорогу. Хуже пьяницы человека нет. Вор, когда не ворует, - такой же человек, как другие. Разбойник не разбойничает дома. Убийца, зайдя домой, может хоть вымыть руки. А пьяница смердит и блюет в собственной кровати и прожигает спиртом все своё нутро – закончив речь он закурил.
- Это право лично каждого, пить или нет, и мне совершенно нет до это дела, если это не вредит общему делу – сказал Алексей, поднимаясь с земли. – Будем собираться дальше?
Выбросив недокуренную сигарету, англичанин перевел взгляд на Алексея и коротко отсек – Да.