Теперь, когда всё закончилось, Рыска усиленно прятала глаза и в глубине души умирала от стыда. Ей вообще раньше казалось, что такими вещами положено заниматься только глубокой ночью, в темноте, да и не представляла она, что порядочной девушке может и захотеться этого, и понравиться. Однако ведь вон какое дело: именно самой и захотелось, да так, чтоб всё видеть, и никто её не принуждал.
Но как же всё это оказалось замечательно!..
— Ну что, ты довольна? — спросил её Альк наконец. — Давай спать или ещё повторим?
— Давай поспим, — усталым шёпотом ответила девушка. Помолчала немного и спросила. — А это… всегда так?..
Альк усмехнулся.
— Как настроишься, — туманно ответил он. Честно говоря, сам он выспался впрок, но на то, что Рыска согласится продолжать, уже не рассчитывал. Да и не стоило ей так сильно перенапрягаться в первый раз; и так всё тело теперь болеть будет, так что, пусть она теперь отдохнёт.
Да и сам он понимал, что испытывает желание уже скорее от усилившегося совсем недавно волнения: дар предупреждал о чём-то пока неясном, но определённо неприятном.
— Рысь, — позвал он задремавшую было девушку.
Она вздрогнула и проснулась.
— Что? — спросила она.
— Ты выйдешь за меня? — задал он тот вопрос, над которым ломал голову весь прошедший день, и с Рыски в который раз слетел сон. Сердце её снова затрепетало. Она даже села на кровати, удивлённо рассматривая мужчину, которого за это утро полюбила ещё сильнее, чем прежде.
— А ты сам-то хочешь этого? — не веря своим ушам, спросила она.
— Я теперь просто обязан, — пожал плечами Альк. А так ведь действительно получалось проще…
— Если не хочешь, то… не обязан, — обронила Рыска, на миг отведя взгляд и мучительно ожидая, что он скажет на это.
Повисла пауза.
— Я хочу… — сказал он наконец, взяв её за руку и нежно перебирая её пальцы. — Хочу… — повторил он печально, — чтоб каждый день вот так, чтоб возвращаться домой — и радоваться, чтоб ты детей мне родила, чтоб на всю жизнь…
— Ну и в чём же тогда дело? — перебила Рыска, снова чувствуя в его голосе сомнения. — Я недостойна тебя, да? — спросила она напрямую.
Альк щепку подумал.
— Да нет, — ответил он, глядя куда-то мимо неё. — За такими событиями это, пожалуй, и неважно. Ерунда это… — Он снова умолк.
— А что ж тогда, Альк? — не выдержав тишины, спросила Рыска.
Он посмотрел на неё долгим взглядом. Поймёт или нет? Раньше понимала. «Наверное, — подумал он, — надо ей сказать. Всё как есть…»
— Я и сам не пойму, Рысь, — начал он. — Просто… есть предчувствие. Что-то происходит. Угроза какая-то. Думал, Пристань имеет ко мне претензии — нет, не то. Смерти близко, вроде, тоже ничьей не вижу. Но беда совсем рядом… А какая — точно не знаю, — он вздохнул. — Я хочу быть с тобой, но, боюсь… не поженимся мы. К тому же, — добавил белокосый, стараясь, как решил, быть предельно честным с ней, — тебе бы нелегко со мной было. Пришлось бы терпеть мой деспотизм, снобизм, цинизм… ты сама всё это знаешь и не раз видела. Я ведь и зло сорвать на тебе могу, как уже неоднократно случалось. Да и вообще, спокойная семейная жизнь — не для меня: я всё равно не усидел бы дома, так или иначе, и вряд ли смог бы оставаться верным мужем… Так что… не много ты и потеряешь, если не поженимся.
— Но зачем же ты тогда мне это предлагаешь? — тихо, стараясь не замечать ощутимых уколов обиды и ревности, спросила девушка.
— Чтобы ты знала, что всё это было не просто так.
Рыска во все глаза смотрела на Алька: впервые она видела его таким. Он повернулся к ней весьма неожиданной стороной. Оказывается, у него тоже есть и страхи, и сомнения, — вернее будет сказать, это она всегда подозревала: ведь живой же он человек! Однако девушка и не надеялась, что он предложит ей руку и сердце… А та горечь, с которой он говорил о своем предчувствии лишь прибавляла событию прелести. Да и по поводу того, что он обрисовал… она ведь его уже знает, она бы справилась!
Рыска молчала, не зная, что ему сказать. Конечно, вне всякого сомнения, она была согласна быть с ним, идти за ним хоть куда и бесстрашно бороться с любым возникшим препятствием… Но вот предчувствие… она сама не раз убеждалась, что предчувствия у Алька напрасными не бывают… да и Саший с ними!
— Я… в любом случае согласна выйти за тебя. И мне неважно, что будет. Я просто не хочу никогда с тобой расставаться. — произнесла она самоотверженно.
Альк просто улыбнулся, притянул её к себе и обнял. Ничего другого услышать от неё он и не рассчитывал.
— Жаль, ты утратила дар, — тихо, с лёгким сожалением проговорил он чуть позже. — Вместе можно было попробовать вытянуть лучший жребий…
— Я всё равно не стала бы этого делать, Альк, ты знаешь, — возразила Рыска.
— Почему?
— Потому что тогда тебе было бы очень больно, а может быть, ты бы и погиб.
Альк понимал, что она права. Но почему-то был уверен, что будь у неё дар — и он непременно уговорил бы её попробовать, даже осознавая угрозу собственной жизни. Что-то он вообще себя не узнавал в последнее время…
— Какой смысл об этом говорить? — вздохнул Альк. — Такое в принципе теперь невозможно. Ты потеряла дар, а одному нечего и пытаться. — он помолчал. — И, наверное, в самом деле, на этот раз я надорвался бы до смерти… Зато не достался бы другой! — мрачно пошутил он.
— Чего ты такое говоришь? — с дрожью в голосе воскликнула девушка, снова садясь на кровати и заглядывая ему в лицо.
— А что такое? — уже в своей привычной манере ухмыльнулся Альк. — Могла бы гордиться: так любила, что никому не отдала. Хотя, какая разница: мёртвый, но твой, или живой, но чужой? — он потянулся всем телом и, сцапав Рыску, снова заставил её прилечь и прижал к себе.
Девушка фыркнула, переваривая сказанное.
— Ничего себе, какая разница! — сказала она наконец. — Это что ты имел в виду: взять и убить тебя, лишь бы другой не достался?
Альк хмыкнул.
— Ну, не то, чтобы так грубо… Но многие так и сделали бы! Точнее, все, кроме тебя.
Рыска в первый момент хотела вскочить, взвиться, начать что-то доказывать, но у неё сил на это не нашлось. Да и просто не хотелось вырываться из Альковых рук. Поэтому она лишь тихо, почти шёпотом, произнесла:
— Наверное, поэтому здесь с тобой сейчас я, а не другая.
Он вздохнул, крепче прижимая её к себе, но промолчал, про себя отметив: да, возможно, и так…
— Если мы расстанемся, Рысь, — проговорил Альк после паузы, — то я бы не хотел, чтобы ты меня проклинала.
— Проклятья боишься? — слабо попыталась пошутить и Рыска.
— Нет, — со вздохом ответил Альк. — Хочу, чтобы ты меня таким запомнила, как сейчас, а не сволочью, которая тебя использовала и бросила.
Рыска на миг опешила: от Алька подобных слов слышать ей ещё не приходилось.
— С каких пор ты таким стал? — недоуменно спросила она.
— Я всегда таким был, — просто сказал саврянин. — Но не каждому можно это знать.
— Мне, значит, можно?
— Значит, можно, — согласился он со лёгкой снисходительностью, но при этом снова крепче прижимая девушку к себе.
— А с другими ты почему так себя ведёшь?
— Жизнь такая… Она нас подчас делает такими, что и сам себя потом не узнаешь. А жёстким и циничным живётся проще. Только и всего.
Рыска и раньше-то боялась представить их расставание, а теперь при мысли об этом у неё мурашки по спине побежали — после таких слов!..
— Ты и со мной себя так ведешь, — тихо произнесла она.
— Если нам судьба быть вместе, то больше не стану, — пообещал он таким тоном, что не поверить в это было ни под каким видом невозможно. А потом ещё и в висок её поцеловал — с невероятной нежностью. И Рыске стало ещё горше при мысли о возможной разлуке. Она молча и как можно незаметнее вытерла выступившие слёзы и попыталась успокоиться.
Помолчав с десяток щепок, она спросила, лишь бы сменить тему:
— Альк, а ты в Пристань больше не вернёшься?
— Не знаю, — честно ответил он. — Теперь, если вернусь туда, в любом случае путником ведь буду. Только мне это стало неинтересно, как прочитанная книга… Хотя это, конечно, даёт власть… Дар, опять же — не тратить же впустую! Не знаю. Как получится, — подвёл он итог.
Рыска всё никак не могла справиться со слезами: мысли лезли в голову — одна печальнее другой.
— А к дедушке своему… поедешь ещё? — наконец тихо вымолвила она.
— Зачем? — устало спросил Альк.
— Он наверняка тебя ждёт… — Рыска шмыгнула носом.
— Какая теперь разница? — вздохнул белокосый. — После того, что я наговорил ему… нет смысла. Тем более, я с ним уже попрощался.
Рыска обхватила Алька руками и пристроила голову у него на груди.
— Можно тебя попросить? — спросила она.
— Можно, — пожал плечами Альк.
Она глубоко вздохнула.
— Я не знаю, сколько мы пробудем вместе, — начала она, — может быть, через лучину уйдёшь, и больше никогда и не увижу тебя… Так вот, когда мы расстанемся, навести своего дедушку. Попроси у него прощения… хотя бы за меня, если за себя не можешь.
— Рысь, ты чего? — удивился Альк.
— Пожалуйста, — прошептала девушка, и он лишь почувствовал, как по его груди потекли тёплые слёзы: как будто летний дождь начинается…
— Ладно, обещаю: я навещу его, — нехотя согласился Альк. Честно говоря, тут Рыска была целиком и полностью права: извиниться стоило, как ни тяжко в исполнении это для было для него. И… дед во всём оказался прав: он заранее обо всём предупреждал строптивого внука! — Если только он еще жив, — вздохнул белокосый.
— Он дождётся, — почти уверенно произнесла Рыска.
— Почему ты так уверена? — спросил Альк.
— Потому что в этом теперь смысл его жизни.
Альк повернулся на бок и развернул Рыску так, чтобы заглянуть ей в глаза. Смотрел долго, испытующе, а потом спросил:
— Я вот всё не могу понять: почему ты такая добрая, Рысь? Тебе ведь в жизни тоже досталось. Ты что, вообще злиться не умеешь?
— За что мне злиться на твоего деда? — спросила девушка, тихо всхлипнув.
— Да при чём здесь дед! Почему ты уверена, что за все плохие поступки нужно извиняться и что тебя непременно простят? Может быть, пусть идёт как идёт, а жизнь рассудит?
— У других, может быть, и так, — согласилась Рыска. — А я иначе не могу! И вообще, будь я другой, и кое-кто… остался бы крысой за свой язык!
Альк улыбнулся. Произошедшее вспоминалось буквально как страшный сон, и не было уже никакого неприятного осадка или содрогания, — просто ещё одна монета упала в копилку его опыта и знаний.
— А ещё я добрая потому, что люблю тебя, — Рыска снова села на кровати, серьёзно глядя на Алька сверху вниз. — Мне почему-то хочется, чтобы всем на свете было хорошо.
— И давно ты так ко мне относишься? Может, с тех пор, как я был крысой?
Альк хотел над ней подшутить, но Рыска неожиданно серьёзно ответила:
— Мне иногда именно так и кажется, — она обвела его взглядом, полным обожания. — Ты такой красивый! Ты даже не представляешь…
— Ты же саврян терпеть не можешь, — снова подколол её Альк, хотя лицо у него в этот момент было донельзя довольное.
— Кто — я? — совершенно искренне удивилась Рыска.
Детский страх улетучился без следа, и люди для неё не делились больше на саврян и ринтарцев: нашлись другие критерии, и тем более всё это не относилось теперь к Альку. Этот человек не был похож для неё ни на кого на всём белом свете.
— Я про других саврян ничего и не говорю, — поправилась Рыска. — Я говорю про тебя. Ты у меня самый красивый, самый умный, самый сильный и… — она покраснела, подбирая слово, но быстро поняла, что таких слов не знает. — И не только…
— И не только? — самодовольно спросил Альк, усаживая Рыску на себя.
…Лучину спустя он уснул с блаженной улыбкой на лице, приобняв Рыску одной рукой, но перед этим прошептал что-то по-саврянски, и девушке отбило сон окончательно… Она осторожно отодвинулась чуть в сторону, вывернувшись из-под его руки, ставшей вдруг невероятно тяжёлой, и долго ещё лежала, приподнявшись на локте, неотрывно глядя на него.
Спать — это потом. На сон у неё целая жизнь. А вот Альк, похоже, только на время.
В голове вертелись и не желали уходить эти его слова, после которых уже не думалось обо всех остальных, что были сказаны за утро…
Несмотря на свою полуграмотность, Рыска всегда была способной, легко и просто всему училась, в частности, саврянский язык давался ей довольно легко, и кое-что она уже вполне понимала. Что сказал Альк, она сообразила сразу, и хотя после таких предостережений она совсем разуверилась, что они пойдут по жизни вместе, услышать это от любимого, пусть даже и на чужом языке, было… невероятно: это словно согревало душу!
Раз сказал, подумала она, значит размышлял об этом. Значит…
А может, и ничего это и не значит.
***
Через дорогу от кормильни, за кустами отцветающего жасмина стоял человек, высокий, худой, белокосый, похожий на Алька, — словно его же копия лет этак через двадцать пять-тридцать. Стоял и немного нервно курил дешёвую цигарку, глядя на третье от угла окно на втором этаже здания. За пазухой у него при каждом движении позвякивал туго набитый кошель, — тяжеленный, заставляющий клониться вперед.
Он не успел. На пару лучин не успел…
Когда он тихо приотворил дверь в комнату, которую за злат указал хозяин кормильни, было уже поздно.
Надо же, а мальчишка-то на самом деле возмужал: ничего с ним от снотворного не сделалось! Проснулся раньше, чем отец рассчитывал, да ещё и утёк тихо, в окно, прямо как в детстве: что дверь кабинета закрыта, посол дважды проверял.
…А они даже не заметили присутствия постороннего в комнате: слишком уж были увлечены друг другом и… процессом: даже то, что уже почти рассвело, не помогло.
Посол сплюнул на землю: его до сих пор коробило от воспоминаний. Эти развратники устроились прямо на подоконнике! Как будто кровати мало! С улицы при желании можно было такое наблюдать, что оторопь берёт!
А какие стоны страсти слышались на всю кормильню! Прямо стоило задуматься: кто знает, может быть, поженившись, молодые развратники и жили бы хорошо?.. Не будь она ринтаркой, да в придачу ещё и весчанкой!
Господин посол ненавидел ринтарцев так же сильно, как Рыска когда-то саврян, и причины у этой ненависти были тоже веские: на проклятой войне с Ринтаром у него погибли все три брата.
Но дело было даже не в этом! Дело было в том, что Алька он этому народу не отдаст, и точка. Достаточно этой проклятой Пристани, чуть было не погубившей его мальчика, этих полудиких женщин, с которыми он занимался тем же, чем со своей весчанкой — наверняка же, семь лет ведь там прожил!
Выбросив окурок в кусты, господин посол тихо, стараясь не попадаться на глаза рано поднявшимся горожанам, через подворотню скользнул на соседнюю улицу, где его ждал слуга с коровой. Дальше он шёл по городу как хозяин — хозяином и был.
Да, это его город! Его! И он не допустит, чтобы такие, как эта оборванка, топтали его землю. И тем более не позволит посягать на любимого сына. Он избавится от этой козявки всё равно, так или иначе, — как именно, он придумает позже. Возможно, даже убить её придется, хотя это и нежелательно. Лучше всё же принять менее жёсткие меры. Но главное — успеть всё до того, как она сообщит Альку о беременности, которая теперь несомненно наступит… В крайнем случае, можно будет убить её и вместе с её ублюдком.
А пока — пусть кувыркаются. Даже полезно.
Продолжение