Вот такой случай произошел со мной однажды в моей учительской практике.
Вообще хочу сказать, что случаи воровства в школе за всю мою педагогическую деятельность касались меня всего два раза. Но этот мне особенно запомнился.
Провожу урок русского языка в 5 классе. Урок идет своим чередом, дисциплина отличная, активность детей замечательная, я объясняю новую тему, взаимопонимание с классом идеальное – вроде бы все хорошо. Но чувствую какой-то дискомфорт и никак не могу понять – из-за чего. Попутно начинаю анализировать ситуацию.
И тут вдруг меня осенило: меня насторожили во время перемены глаза Сережки, неплохого мальчишки, всегда готового прийти на помощь, обходительного и вежливого. Когда я вошла в класс, он на что-то внимательно смотрел через окно. Но тут же развернулся и, виновато глянув мне в глаза, вышел в коридор.
И вот я объясняю тему, а глаза забыть не могу. А потом в голове как будто что-то щелкнуло: я перед уроком не успела пальто в учительскую отнеси, на гвоздик за занавеску и повесила. А в кармане – зарплата. Думала: в учительской в кошелек переложу.
Ребята у меня уже пишут упражнение, а я подхожу к пальто и просовываю руку в карман…. Пусто! У меня по спине пробежал холодок. Что делать? Как весь месяц жить? И Сережку обвинить не могу. Что у меня в качестве доказательств? Глаза? Глаза, как говорится, к делу не пришьешь. А если мне это только показалось? Если парень тут совсем ни при чем?
Выхожу я на середину класса и начинаю разговор с ребятами, еще совсем не понимая, с чего его начинать и чем заканчивать. Говорю, что у меня сегодня из кармана пропала вся моя зарплата. Рассказываю, что мне надо было заплатить за квартиру, за детский садик, сапожки у младшей дочки порвались, как теперь она ходить будет – непонятно, и все в таком духе. Смотрю – расчувствовались, шептаться начали.
А я продолжаю. Начинаю уверенно говорить, что из этого класса украсть точно никто не мог, потому что ребята здесь все честные, проверенные, сомневаться ни в ком я не могу. Но ведь на перемене в класс и другие ребята забегают. Скорее всего, кто-нибудь из них и взял. Тут Сережка начинает перечислять, как много народа заходило.
И тут мне в голову приходит интересная мысль. Ведь даже если воришка расчувствовался, раскаялся, хочет мне помочь, то как ему это сделать? Если признается – все будут вором считать. Стыдно!
И тогда я говорю: «Ребята, вор мог побояться выносить деньги из класса, потому что он, скорее всего, трус. Но он мог спрятать их в ваших вещах. Посмотрите хорошо в портфелях, в пеналах. Он даже в карман мог незаметно сунуть».
Ребята начинают искать, суетиться, а я жду и все еще надеюсь, хотя все меньше и меньше. И тут вдруг Сережка кричит: «Смотрите, мне подложили, гады!» И несет мне мои деньги. Я в тот момент этого воришку была готова расцеловать. Мы всем классом поблагодарили «бедного» мальчика, которого так подставил вор, он ходил гордым целую неделю.
Прошло уже много лет. Сережка уже сам папа. Мы с ним часто встречаемся. Но он так и не знает о том, что мне известно имя того воришки. Иногда и поощрение бывает страшнее любого наказания.