Один помощник машиниста на своей должности продержался пятнадцать лет, никогда не делая никаких попыток подняться по карьере выше. И дело было не в желании спокойно провести остаток стажа на не обремененном ответственностью кресле с левой стороны кабины, а в состоянии психического и умственного здоровья этого человека.
Общее развитие его ума застряло на детском уровне, наделив несчастного носителя с малолетства почти тотальной глупостью, необучаемостью, постоянной нервозностью и не очень-то адекватной речью. Это был один большой физический недостаток его мозга.
Помощник, несмотря на свою тугую мыслительную работу, понимал, что с такими качествами лишний раз о себе напоминать лучше не стоит. Поэтому он вообще никогда никуда по службе не дергался и не стремился. Тем более, что его желания были бы очевидно невыполнимы, хотя бы из-за печального состояния его интеллекта.
Столь долгое его нахождение на должности, связанной с безопасностью движения, объяснялось родственными связями во врачебной среде и редкими подношениями должностным лицам. К тому же, после десятка лет стажа, как-то само собой так получилось, что условно он стал считаться опытным работником, к которому все просто привыкли.
По прошествии пятнадцатого года службы, его сняли с поездной работы и перевели в слесари. Он попал в мою смену. Таким образом, я и весь ремонтный персонал узнали о нем и его недуге. Что-либо делать или думать этот человек не мог никак даже на самой примитивной работе. Как он столько времени откатался на поездах – просто немыслимо.
И однажды, он нам рассказал, как ему довелось поучаствовал в наезде шести тысяч тонн груза на живую душу.
Конечно же, повествование было сумбурным и коротким, но, зная его манеру движений и общения, я думаю, что происходило все примерно так.
В один ненастный вечер, они с машинистом на своем электровозе сбили в мрачных сумерках чье-то внезапно выскочившее на пути тело. После оперативного, экстренного торможения и полной остановки поезда они переглянулись.
- Что?.. – нервно спросил помощник.
- Ничего. Проехали, - мрачно пошутил машинист.
Он быстро потер лоб, потянулся к трубке рации, но тут же опустил ее и проговорил:
- Иди, посмотри.
- Что?..
Машинист приблизился к помощнику и громко сказал:
- Тело, кретин!..
Но у помощника было такое устройство организма, которое не позволяло относительно легко реагировать на мясо и кровь, поэтому он облизнул, в миг, пересохшие губы и ответил:
- Ты иди…
- Нет, ты!
- Не могу, не могу!
Машинист схватил помощника за рукава и выволок его в коридор:
- Иди, твою мать! Ты обязан!
Помощник под воздействием машинистких рук стал невольно спускаться из электровоза на землю, отчаянно цепляясь за поручни.
- Саша… Иди… - шипел старший по бригаде, пихая ногам в покатые плечи младшего.
- Ой-е-ей… - с натугой отвечал тот и только прочнее впивался в две блестящие трубки.
Казалось, назревала долгосрочная борьба. Но как не упирался помощник, машинист все же выдавил его из локомотива. Они некоторое время, молча, смотрели друг на друга: один с земли вверх, другой с электровоза вниз, и пытались решить ситуацию каждый по-своему. Тишину разрывало только тяжелое дыхание, которое тискало их груди, да жужжание полудохлого шмеля над грязной травой у рельса.
Человек, который победил, с одышкой кивнул на горизонт:
- Давай…
Саша помотал головой, обозначая своим дерганьем отрицание реальности.
- Да-вай! – строго повторили из проема электровоза.
Помощник опустил лицо в землю и медленно развернулся в сторону хвоста поезда.
Машинист присел на корточки, сказав:
- Слушай. Если у него там ботинки слетели… То точно труп. Так, ты не бойся, просто глянь, в каком он там состоянии.
В ответ Сашу затрясло сильнее, и он, начавший уже было движение, застыл. Мало того, что нужно идти на осмотр разорванного мяса, так приходится это делать еще и в потемках.
- Все. Иди, - подытожил машинист, развернулся и пошел в кабину.
Помощник медленно засеменил к вагонам. Он шел осторожно, как будто находился на минном поле. С неба по голове сыпала дисперсией влага, словно кто-то стряхивал огромную лейку или что-то другое. Ветер с гулом трепал кучерявые волосы в ноздрях и выдувал небольшие слезы. Но Сашины глаза не сужались, широко открытые, они ждали чего-то пугающего, отталкивающего, чего-то хаосно разбросанного.
Вот первый вагон… Александр не спеша обследовал его колесные пары, однако под вагоном было пусто. Значит, где-то дальше…
Благодаря мозговой врожденной заторможенности, голова упорно не могла родить фантазию – как именно должно выглядеть попавшее под поезд тело. Поэтому помощник просто сопоставлял увиденные предметы с теми вещами, которые встречались в обыденной жизни раньше.
Второй вагон… Под ним тоже была пустота и щебенка. Ничего похожего на что-то похожее.
И, наконец, при подходе к третьей железной громадине, сморщенное сердечко помощника застучало, как сумасшедшее… Из-под вагона торчали ноги. Две и без обуви.
В Сашиной голове бешено закрутился ворох из обрывков мыслей. Трясущийся локомотивщик резко воткнул нижние конечности в землю, превратив свой позвоночник в идеально ровную двадцатимиллиметровую арматуру.
Вокруг каркали вороны и пищали лягушки… Страшно, одиноко, странно…
Александр вдруг вспомнил своего спившегося дядю, который на алкогольных заморочках проверял утечку газа в гараже при помощи зажженной зажигалки. Шатаясь, дядька с хриплым бубнежом водил пластиковым факелом вдоль шланга от горелки до баллона и иногда матерно возмущался, что не может найти источник пропановой вони. После одной из подобных поверок, дядины ноги заторчали из гаражного проема так же, как сейчас торчат ноги из-под вагона.
Но… Но вот родственные конечности не имели такой густой волосни, как на этом несчастном теле. И у дяди не было когтей. Только ногти, похожие на когти.
Саша вдруг почувствовал какое-то шевеление в своей голове. Он, не понимая, что это зачатки логики пытаются доползти до извилин, испугался еще сильнее. Из-за этого страха, помощник попятился назад.
Но долго пробивать задницей сырой воздух Александру не пришлось, потому что логика, перебравшись через недоразвитый гипофиз, таки добралась до нужных центров.
Слабоумие немного рассеялось, и помощник стал чуть-чуть мыслить. Он ощутил внезапный приступ озарения, которое уже вовсю дорисовывало к мохнатым ногам под вагоном тощую задницу и грязный хвост.
Внезапно, за спиной послышалось энергичное осыпание щебенки. Это спешил машинист.
Он подошел и, напряженно разглядывая потное Сашино лицо, спросил:
- Ну?!.
- Это… Лапы …
И Саша стал неуверенно тыкать намозоленным пальцем под вагон.
Машинист в ярости откинул голову назад, тут же вернул ее в первоначальное состояние и раздраженно спросил:
- Это кто?.. Саша!
В ответ помощник махнул серой головой.
- Лапы, - повторил он
- Чьи?!. Какие?..
Машинист, не дожидаясь долгого ответа, с досадой махнул рукой:
- Вернулся бы ты в мать…
Он подошел к вагону и внимательно оглядел пространство между тележками. Через полминуты вынес вердикт:
- Собака. Здоровая, падла, бедняжка.
У помощника только сейчас отлегло от сердца и ушей, и он заметил:
- Да, большая!..
Машинист, положив руку на Сашино плечо, отечески спросил:
- Вот, с какого хрена, ты такой никакой?
- Да ну, чего...
Локомотивная бригада оглядела друг друга с верху вниз, и машинист убрал руку с плеча тяжелого во всех смыслах коллеги. Он пошел к электровозу. Не оборачиваясь, громко буркнул:
- Убери ее оттуда.
Окрыленный более мягким поворотом событий, Александр поплелся выполнять распоряжение.
Машинист дошел до локомотива, пнул в раздражении неугомонного шмеля, поднялся в кабину, устало швырнул нижнюю часть своего туловища в кресло и, в очередной раз взяв трубку рации, задумчиво процедил:
- И ведь не уберут его от меня… А если тупость заразна?..
И он вздрогнул, так как вдруг понял, что в последнее время у него память действительно стала работать значительно хуже.