Велосипед мне достался от старшего брата. У нас был открытый, незастеклённый балкон, и этот его велосипед марки "Уралец" два года со знаменательного момента его - брата а не велосипеда - внезапного повзросления простоял невостребованный, побиваемый всеми ветрами и дождями нашей средней полосы.
Вообще-то, у меня тоже был велосипед - маленький зелёный "Зайчик" с двумя колёсами на пухлых резиновых шинах и ещё двумя маленькими пластмассовыми - сзади. Со временем я освоила премудрости равновесия, и папа снял их. Помню, они ещё очень долго потом лежали в ящике с инструментами. Кажется, пристроил их к делу уже мой муж - сделал сумку на колёсиках для картошки.
Так вот, велосипед... Если перевернуть его и поставить на седло и руль, кверху колёсами, то он способен на многое. Например, быть штурвалом корабля. Или точильным камнем, на котором д`Артаньян точил свою шпагу. Или ротором турбины - я, правда, не имела представления о том, что такое ротор, но брат мне сказал, что похоже.
И вот после пары лет безжалостной эксплуатации и ещё пары лет полного забвения мне приспичило оживить этого ветерана. Мне было двенадцать, мне хотелось кататься, и я вытащила это чудо из балконной свалки.
У него была обшарпанная рама и насмерть проржавевшая цепь, звонок висел не на руле, а под рулём, покрытым лишаями, колёса "восьмерили", задевая вилки, а педали треснули.
Брат, правда. сказал, что его проще выкинуть, чем реанимировать, но я засучила рукава и взялась за дело. Я вымыла боевого коня керосином, провоняв квартиру так, что кошка вскочила на форточку и стала часто дышать открытым ртом, бросая через плечо возмущённые взгляды. Я накачала камеры под лохматыми шинами, я попыталась выпрямить обода и прищемила себе руку.
У брата лопнуло терпение - он, ругаясь, принялся за дело сам: перебрал и смазал всё, что должно было обеспечивать движение, после чего колёса начали крутиться не со скрежетом, а с шуршанием, выправил на колене обода и безнадёжно погнутый руль.
Итак, я вышла, ведя коня под уздцы - торжественно, как тот самый д`Артаньян вёл в поводу свою оранжево-зелёную лошадь. Слава богу, что на меня не нашлось ни одного графа Рошфора - я начала бы с ним вендетту похлеще. чем пресловутый гасконец. Но мои товарищи взирали на нас молча и со сдержанным интересом.
Я взобралась на "коня". Педали требовали усилий пахаря на целине, дорожка, оставшаяся сзади на асфальте после того, как я въехала в лужу, наводила на мысли о ленте Мёбиуса. Но это был МОЙ ВЕЛОСИПЕД, и я с гордым видом собственника выехала на нём на аллейку.
Прохожие оборачивались, очевидно, стараясь отгадать, в какой именно помойке я это чудо раскопала, а когда я вернулась домой, мама категорически запретила мне втаскивать "эту рухлядь" назад в квартиру. "Оставь под лестницей, - сказала она. - На это чудо никто не позарится".
Однако, на чудо "позарились". Правда, не сразу. Его увели примерно через неделю и, как и полагается угонщикам поступать с угнанными средствами передвижения, перекрасили.
Я узнала свой велосипед через год, следующим летом под хулиганистым мальчишкой из соседнего двора. Он был любовно отполирован и блестел свежей эмалью. Я не стала предъявлять претензий, испытав те же чувства, которые испытал всё тот же пресловутый д`Артаньян, узнав свою старую клячу, ведомую в поводу слугой Портоса. Я сказала подружке, с которой мы лузгали семечки на краю песочницы; "Смотри, этот велик у Сашки - мой. Тот самый, помнишь?" "Пускай, - махнула рукой подруга. - Он ему больше идёт".
Так вот, в те благословенные времена, не только я, но и мои приятели-мальчишки, умудрялись влипать в истории, используя все подручные средства - в частности, велосипеды.
В нашем дворе были они не у каждого, и счастливые обладатели сразу вырастали в глазах остальных. Конечно, если "не жидились" и давали покататься. Была даже такая особая формулировка: "выйдешь с великом"? Особенно ценились почему-то складные - понятия не имею, почему, тихоходные, с маленькими колёсами, сейчас они вызывают куда меньше восторгов. Была привычка катать на багажнике или на раме - сейчас так не делают.
Были особые "велосипедные" игры - "велокрысы" , когда мы, как в салках, гонялись друг за другом, но гонялись на велосипедах, стараясь дотронуться до плеча - "осалить". Была и разновидность футбола, когда так же. на велосипедах, гоняли мяч, ударяя ногой, или колесом, или головой - только не руками, стараясь забить в условные "ворота" - расстояние между двух столбов дла верёвок, на которых соседки сушили бельё.
Итогом таких игр нередко бывали травмы, шрам от одной из которых сохранился у меня до сих пор. Девчонкам, кстати. велосипеды покупать было как-то не принято, и собственный у нас имела только Адка - девчонка из небедной семьи, тремя годами старше меня, ровесница Губасова и Экскалатора. Но мы с Ленкой Валобуевой имели счастье являться младшими сёстрами старших братьев, и велосипеды, доставшиеся нам по наследству, у нас были.
Асом велосипедных ралли был Котовский. Андрюшка умел ездить "без рук", "без ног", но чаще всего, судя по всему, без головы, вспрыгивая на своём побитом боевом коне на бордюры и скамейки, съезжая с крыш сараев и форсируя глубокие лужи. "Восьмёрки" на обоих колёсах он правил на колене каждый вечер, и родных деталей в его велосипеде почти не осталось, а вместо камер, утомившись их заклеивать, он впихнул под шины толстые жгуты, которые мы называли "колбасой", из пористой резины. Такие валялись на стройках и, кажется, использовались, как уплотнители. Ну а мы их подбирали.
Так вот, Котовский освоил все доступные его воображению трюки велосипедной езды, отточил их до блеска - и заскучал. Если бы не это обстоятельство, всё нижеизложенное едва ли произошло бы. Но скука и пресыщение толкают человека на глупости.
Так вот, в самом конце августа, когда мы с Иркой и Юркой уже готовились перейти в пятый класс, Волобуева - в четвёртый, Андрюшка и Картавый - в шестой, а Адка, Губасов и Экскалатор - в восьмой, Васька Экскалатор, правда, во вспомогательной школе - во дворе вдруг объявились новые люди примерно нашего возраста: безлошадные, но страстные велосипедисты - братья Колошман из Одессы, приехавшие провести последние летние деньки у бабушки. Братьев было двое - Андрюшка и Витька. Погодки. Прозвища у обоих были по фамилии, но только Андрюшу звали Калоша, а Витьку - Калаш, что вполне отражало особенности их характеров.
При виде разнокалиберного , беспородного велика Котовского, в глазах братьев вспыхнул огонь знатоков, способных не ловиться на внешний вид машины и её водителя, а "зрить в корень".
Сначала всё было мирно: "Дай прокатиться", "А ты вот так умеешь?" - и тому подобное. Но потом Витька рассказал Андрюшке - нашему Андрюшке, нашему безбашенному Котовскому, снедаемому скукой пресыщения и застоя - о том, что в Одессе им случалось лихо гонять на велосипедах на скорости за шестьдесят и даже под восемьдесят, цепляясь крючком за проходящие мимо грузовики. Котовский испытал зависть. Котовский загорелся идеей.
- Ну, и врёшь, - хмыкнул Юрка. - Во-первых, ты и велик бы на такой скорости не удержал. Во вторых, поймали бы сразу - вот вам было бы.
Котовский возмутился корпоративным возмущением велосипедиста. опрометчиво пообещал, что на спор въедет таким макаром на Соколовую гору, и ничего ему за это не будет.
"П`гавильно, - согласился рассудительный Картавый. - Т`гупу чего будет-то?"
Увы, особенность детского возраста в том и состоит, чтобы, понимая всю нелепость и безрассудность затеянного, с энтузиазмом в нём участвовать.
"Не гунди, - сказал Котовский Картавому. - А разбей лучше" - это они сцепили руки с Юркой, и таким образом "забились", то есть поспорили. Картавый покачал головой, тяжело вздохнул - и разбил. С этого момента договор был заключён и подписан. Оставалось продумать детали.
Место акции выбрали без труда - у поворота дороги на Соколовогорский посёлок придорожные кусты почти скрывали от водителя обочину, в сумерки - скрывали совсем. Дальше , уже во время движения, прицепившегося велосипедиста от взгляда водителя должен был скрыть кузов. Добравшись до верха горы, Андрей планировал отцепиться и , развернувшись, триумфально съехать под гору, к нам. Таким образом, предприятие представлялось ему практически безопасным и беспроигрышным, а на кону стоял знаменитый Юркин "макаров" - игрушечный, но металлический и "как настоящий". По наступлении сумерек, явившись на место, Котовский решил затаиться в кустах с велосипедом и ждать грузовичка пивного завода, когда тот , пыхтя, потащит в гору ящики со стеклотарой. Такое происходило еженедельно, по вторникам в восемь часов, и осечек не должно было быть.
Мы расположились поодаль - человек десять, жаждущих крови, если не в виде Андрюшкиного размазанного по асфальту тела, то, во всяком случае, в виде его красных надранных ушей. Все с велосипедами, кроме Калаша и Калоши, у которых, повторюсь, велосипедов просто не было.
- Его размажет по асфальту, - кровожадно сопя, предположил Калоша.
- Ни фига, - заспорил его брат, чувствовавший свою причастность к спору и выступавший вроде как Андрюшкиным секундантом.
- По асфальту не размажет, - сказал Юрка. - А вот мужик его заметит , и ему по заднице вмажет.
"Не могу я на это смот`геть!" - пожаловался главный орбитр - Картавый, но устроился поудобнее, чтобы видеть всё подробно.
Котовский изготовился, одной рукой держась за руль, другой - за длинный проволочный крюк, которым предполагалось цепляться за борт.
Грузовик показался. Он тащился снизу, по пыльной Мясницкой, тускло освещая дорогу светом фар - повторюсь, были сумерки.
Губасов предупреждающе свистнул. Грузовик поравнялся с засадой Котовского, Андрюшка взмахнул крючком и - чёрт его знает, куда он им попал, но у грузовичка вдруг откинулся задний борт, и ящики с бутылками с грохотом и звоном посыпались на дорогу.
О том, что надо срочно удирать, Калаш догадался первым - он прыгнул на багажник к Губасову и завопил: "Дёру!" одновременно с визгом тормозов грузовика. Андрюшка, как джин из бутылки - вернее, из бутылок - воздвигся столбом пыли, выдернул из-под обвала упавший велосипед и рванул следом. Парни дружно составили пелетон этой стихийной гонки. Мы с Ленкой тоже предались инстинкту самосохранения, забыв про бедного Калошу. Калоша, медлительный и неповоротливый, растерялся и был схвачен водителем грузовика.
Выдавать своих героический Колошман-младший отказался наотрез. Заявил, что с ним были незнакомые мальчишки, что он здесь случайно, велосипеда у него нет и не было и, следовательно, проволочный крючок ему вообще ни к чему.
Тем не менее, в отделение милиции он был водителем доставлен, и уже там его подвергли допросу по всем правилам, грозя колонией, звонком на работу родителям, письмом в школу в Одессу и тому подобными ужасами. Бедный Калоша заревел и "раскололся".
Утром следующего дня во дворе проводилась масштабная карательная акция - заплатившие штраф за разбитые бутылки отцы отбирали у парней велосипеды, а затем и правых, и виноватых уводили домой , и там подвергали экзекуции по тому самому месту, которое соприкасается с седлом. Наименее стойкие велосипедисты извещали об этом двор приглушенными воплями. Братья Колошман вскоре были увезены в Одессу, где их, как было обещано родителями, оставят безлошадными на веки вечные. Нам - девчонкам - по счастливому случаю "не прилетело" - родителям в голову не пришло , что тихая третьеклассница - Волобуева, и толстая и рассудительная я могли принимать участие в ралли с пивным грузовиком.
Таким образом, весь следующий месяц оба Серёги, Андрюшка Котовский, Юрка, Женька, Славка и Экскалатор катались на велосипедах наших старших братьев, причём первую неделю неловко ёрзая в седлах.