Чему они забывают учить тебя в школе
Современный мир относится к образованию с особой серьезностью. Никогда в истории человечества не было так много мыслей и столько ресурсов было выделено на развитие умов следующего поколения. Во всех развитых странах, до тех пор, пока человеку не исполнится 21 или около того, мало что можно сделать, кроме как учиться. В разумных семьях домашняя работа имеет силу таинства. Армия учителей и педагогов, колледжей и педагогических бюрократов создана для того, чтобы кормить молодых людей в промышленных масштабах через сложные промежуточные посты с учебными достижениями. Политики на каждой стороне спектра опережают друг друга, чтобы доказать свою преданность делу образования. Обязательные для центрального правительства экзамены утверждают, что они могут определять ход всей нашей жизни; страх, который они вызывают, можно почувствовать в ужасах рассвета спустя десятилетия после события. Это может, в редких случаях,
И все же, несмотря на все это, очень редко можно встретить вдумчивого взрослого, который - в среднем или более раннем возрасте - не в определенные моменты кризиса и трудности оглядывается в несколько озадаченном и даже раздраженном виде на школьные годы и задается вопросом, почему, Среди всего изучения, дисциплин, серьезных обязательств и паники, так много удалось передать в тишине. Почему за все эти часы, проведенные в классных комнатах, некоторые фундаментальные концепции и понятия, которые (как сейчас кажется) были бы настолько важны, чтобы половина достойной жизни каким-то образом проскользнула через сеть? Как вышло так много времени для исчисления, эрозии верхнего ледникового слоя, политики бургундских государств 1400-х годов, поэзии Эмили Дикинсон и тригонометрических уравнений, и все же так мало времени для целого ряда головоломок, которые сделали переход через взрослую жизнь таким сложным? Почему - короче говоря - никто никогда не говорил нам?
В настоящее время есть несколько мест для этой мысли. Дискуссия в основном сосредоточена на том, как лучше всего обеспечить образование ребенку; не то, в чем он или она должен быть обучен. Школьные учебные программы не перепроектированы от фактических дилемм взрослой жизни. Предметы в расписании и их распределение в течение недели никоим образом не отражают того, что в действительности будет делать жизнь таким испытанием; в противном случае мы бы услышали гораздо больше от наших учителей о том, как подойти к дилемме отношений, печали нашей карьеры, напряженности в семьях и ужасам смертности ... К удивлению любого пришельца, люди беспечно учатся как если главным требованием взрослой жизни было обладание набором технических навыков, без признания того факта, что в основном мы сталкиваемся с песками, это не недостаток наших знаний о матричной алгебре или французском множественном совершенстве, а наша неспособность овладеть тем, что мы можем назвать эмоциональными измерениями нашей жизни: нашим пониманием себя, нашей способностью общайтесь с нашими любовниками, детьми и коллегами, нашей степенью уверенности в себе, нашей заботой о спокойствии и сострадании к себе. Именно неудачи в этих зонах, гораздо больше, чем что-либо, что мы могли бы обнаружить в лучших школах и университетах, обеспечивают повторное предательство лучших надежд человечества на себя. наша степень уверенности в себе, наша ручка к спокойствию и состраданию к себе. Именно неудачи в этих зонах, гораздо больше, чем что-либо, что мы могли бы обнаружить в лучших школах и университетах, обеспечивают повторное предательство лучших надежд человечества на себя. наша степень уверенности в себе, наша ручка к спокойствию и состраданию к себе. Именно неудачи в этих зонах, гораздо больше, чем что-либо, что мы могли бы обнаружить в лучших школах и университетах, обеспечивают повторное предательство лучших надежд человечества на себя.
Когда мы переворачиваем мысль о том, что мы должны были выучить, это обычно слишком поздно и слишком безнадежно. Несмотря на нашу активность в инновациях во многих областях экономики, летаргия может упасть на образование. Смиренно предполагается, что может быть просто невозможно научить себя эмоциональным навыкам, за отсутствие которых мы платим такую высокую цену. Как наследники неуместной романтической философии, мы предполагаем, что мы должны руководствоваться в эмоциональном царстве нашими неискушенными чувствами, что никто не может наставить кого-либо в любви или мудрости, наполненности или доброте, что они должны быть случайными и спорадические плоды времени, а не концепции, которые можно систематически собирать с самого начала. Коллективная стоимость этой отставки огромна. Это означает, что каждое новое поколение должно столкнуться заново с проблемами, которые, в теории, уже выработано в сознании их престарелых предшественников. Каждый молодой человек вынужден еще раз в полночных рыданиях открыть то, что уже теоретически очень хорошо известно о прекращении отношений, поиске карьеры или работе с поврежденными, но доброжелательными родителями. Мы устанавливаем себя на наших отдельных островах и заставляем себя - с ненужной болью - заново изобретать колесо и заново открывать огонь. Система образования является, по крайней мере, в этом смысле поставщиком волевой близорукости. Внимание к этим ледникам и законам движения становятся невольными оправданиями, чтобы не изучать законы доброты или принципы семейной дипломатии. Судебная борьба в ранней современной Европе не позволяет нам найти время, чтобы изучить историю нашего собственного гнева и овладеть источниками отчаяния. Каждый молодой человек вынужден еще раз в полночных рыданиях открыть то, что уже теоретически очень хорошо известно о прекращении отношений, поиске карьеры или работе с поврежденными, но доброжелательными родителями. Мы устанавливаем себя на наших отдельных островах и заставляем себя - с ненужной болью - заново изобретать колесо и заново открывать огонь. Система образования является, по крайней мере, в этом смысле поставщиком волевой близорукости. Внимание к этим ледникам и законам движения становятся невольными оправданиями, чтобы не изучать законы доброты или принципы семейной дипломатии. Судебная борьба в ранней современной Европе не позволяет нам найти время, чтобы изучить историю нашего собственного гнева и овладеть источниками отчаяния. Каждый молодой человек вынужден еще раз в полночных рыданиях открыть то, что уже теоретически очень хорошо известно о прекращении отношений, поиске карьеры или работе с поврежденными, но доброжелательными родителями. Мы устанавливаем себя на наших отдельных островах и заставляем себя - с ненужной болью - заново изобретать колесо и заново открывать огонь. Система образования является, по крайней мере, в этом смысле поставщиком волевой близорукости. Внимание к этим ледникам и законам движения становятся невольными оправданиями, чтобы не изучать законы доброты или принципы семейной дипломатии. Судебная борьба в ранней современной Европе не позволяет нам найти время, чтобы изучить историю нашего собственного гнева и овладеть источниками отчаяния. что уже теоретически очень хорошо известно о прекращении отношений, поиске карьеры или работе с поврежденными, но доброжелательными родителями. Мы устанавливаем себя на наших отдельных островах и заставляем себя - с ненужной болью - заново изобретать колесо и заново открывать огонь. Система образования является, по крайней мере, в этом смысле поставщиком волевой близорукости. Внимание к этим ледникам и законам движения становятся невольными оправданиями, чтобы не изучать законы доброты или принципы семейной дипломатии. Судебная борьба в ранней современной Европе не позволяет нам найти время, чтобы изучить историю нашего собственного гнева и овладеть источниками отчаяния. что уже теоретически очень хорошо известно о прекращении отношений, поиске карьеры или работе с поврежденными, но доброжелательными родителями. Мы устанавливаем себя на наших отдельных островах и заставляем себя - с ненужной болью - заново изобретать колесо и заново открывать огонь. Система образования является, по крайней мере, в этом смысле поставщиком волевой близорукости. Внимание к этим ледникам и законам движения становятся невольными оправданиями, чтобы не изучать законы доброты или принципы семейной дипломатии. Судебная борьба в ранней современной Европе не позволяет нам найти время, чтобы изучить историю нашего собственного гнева и овладеть источниками отчаяния. и заставить себя - с ненужной болью - заново изобрести колесо и заново открыть огонь. Система образования является, по крайней мере, в этом смысле поставщиком волевой близорукости. Внимание к этим ледникам и законам движения становятся невольными оправданиями, чтобы не изучать законы доброты или принципы семейной дипломатии. Судебная борьба в ранней современной Европе не позволяет нам найти время, чтобы изучить историю нашего собственного гнева и овладеть источниками отчаяния. и заставить себя - с ненужной болью - заново изобрести колесо и заново открыть огонь. Система образования является, по крайней мере, в этом смысле поставщиком волевой близорукости. Внимание к этим ледникам и законам движения становятся невольными оправданиями, чтобы не изучать законы доброты или принципы семейной дипломатии. Судебная борьба в ранней современной Европе не позволяет нам найти время, чтобы изучить историю нашего собственного гнева и овладеть источниками отчаяния.
Именно в этом контексте Школа Жизни провозглашает себя как по названию, так и по своей практической деятельности; напоминание о том, что задача школы должна выходить далеко за рамки согласованной учебной программы, чтобы охватить все, что может разрушить жизнь взрослого. Акцент на слове «забыть» в названии не случаен, он привлекает внимание к совершенно случайным способам, которыми мы позволяем важным темам выходить за рамки стандартной сферы образования. Нет никакого заговора, это было бы почти легче, это просто форма надзора и случайности.
Часть того, что мы должны страдать в этой жизни, неизбежна; предпосылка Школы Жизни состоит в том, что гораздо больше, чем мы могли бы надеяться, с правильной домашней работой в руках, абсолютно нет.