Снова проходило лето. Я уехал с друзьями на турбазу, куда собак не пускали, зато там были долгие чистые песчаные пляжи, ночные дискотеки и приличная, как тогда казалось, столовая. Боба проводил время на даче с родителями. На меня навалилась практика, а осенью учеба. Тогда я уже учился вполне прилично, и занятиям приходилось уделять довольно много времени. Боба стал бывать в моей квартире уже в основном, когда отец уезжал в командировки. Однако командировок у него хватало. Отец часто уезжал, в том числе и надолго, успев за несколько лет объездить весь мир, пока Боба дремал у меня на кресле, а я долгими осенними, потом бесконечными зимними ночами торчал за компьютером, сочиняя курсовую, или залипая в какую-нибудь игру. Мне привозился неизменный блок экзотических сигарет, джинсы, или свитер, а Бобе модный поводок, или игрушка. Так тихо и неспешно прошла для нас после кризисная зима девяносто восьмого на девяносто девятый год. Бобе исполнилось три года, он заматерел, обленился и проводил большую часть суток в объятьях сна, оживляясь только на прогулках, к возвращению хозяев, да к приходу гостей.
Весна того года ничем особо примечательным мне не запомнилась. Загруженность росла, дни мелькали, время тикало и такало, пока не примчалось лето. То самое самарское резко континентальное лето, когда проливные дожди сменяются неделями изнуряющего зноя, а потом снова приходят дожди. Именно в то лето мы с Бобой и Диманом снова оказались на уже знакомой моему читателю турбазе на горе над фестивальным озером. Вообще мы с Бобой побываем там трижды, третий раз уже когда я был женат, а вместо Димана у меня появится друг Костян. Однако второй наш сезон в том месте представляется мне наиболее драматическим из всех. Дело в том, что на турбазе завели кавказца.
Если вы представили себе темпераментного темноволосого мужчину, как этого сделали девушки небольшого провинциального городка, в газете которого отец моей знакомой в девяностые годы разместил объявление: «симпатичный кавказец ищет дам для романтических встреч», замаскировав, таким образом в силу своей природной интеллигентности задачу найти суку для вязки своего кобеля кавказской овчарки, не слишком удачно, впрочем, как вы уже догадались. Возможно, вы думаете это известная интернет-байка, но знакомая сама мне рассказывала это в годы, когда об интернете еще никто слыхом не слыхивал.
Так вот, на турбазе завели кобеля кавказской овчарки, а поскольку мы не приезжали туда два года, кобель этот к нашему возвращению успел здорово вырасти и заматереть.
Совершенно не помню, как его звали. Впервые мы с Бобой увидели большое серое меховое облако в вольере, где кавказец находился весь световой день, а по вечерам, когда темнело, перемещался к воротам турбазы на цепь. Мы подошли к вольеру с настороженным любопытством. Из серого облака к нам повернулась огромная тяжелая голова с задумчивыми глазами, равнодушно посмотревшими на нас, после чего голова возвратилось на место. Так мы и познакомились.
Боба был в своем репертуаре, отдых проходил размеренно-весело: мы бегали по пляжам, купались, загорали, ездили в лес за ягодами, вытаскивали Бобу из воды, все в лучших традициях.
Кавказца я ходил подкармливать колбасой и сосисками, остававшимися с обеда. Пёс очень спокойно и с достоинством чавкал моим угощением, но ни разу даже хвостом не повилял. Только смотрел на меня глубокими карими глазами и облизывал слюнявую пасть, собирая по брылям остатки угощения. В общем он был ненавязчив, не лаял, не рычал, не рвался с цепи на Бобу. На том бы и сказочке конец, если бы не произошедшее однажды печальное происшествие.
Вечерами мы сидели на горке, но не у костра как ранее, а на лавочке за столиком, откуда открывался шикарнейший вид на Волгу и озера, ужинали, потом курили, выпивали, болтали, пели песни (да в те времена мы любили петь). Иногда втроем с Диманом и Бобом, иногда к нам присоединялся кто-нибудь.
В тот вечер мы задержались особенно долго. Была прекрасная ярко-звездная ночь, теплая, душистая. Когда ты молод и вокруг такая ночь, тебе совершенно невозможно спать. Вот и мы засиделись далеко за полночь, может быть, был уже час ночи, может два. Вся турбаза давно спала, вот и мы засобирались. Я отвел Бобу в домик, где он моментально взбежал на мою кровать и плюхнулся на одеяло в ноги. Потом мы с Диманом стали собирать посуду и остатки еды, как вдруг из-за угла домика выбежал кавказец.
В тот вечер мы задержались особенно долго. Была прекрасная ярко-звездная ночь, теплая, душистая. Когда ты молод и вокруг такая ночь, тебе совершенно невозможно спать. Вот и мы засиделись далеко за полночь, может быть, был уже час ночи, может два. Вся турбаза давно спала, вот и мы засобирались. Я отвел Бобу в домик, где он моментально взбежал на мою кровать и плюхнулся на одеяло в ноги. Потом мы с Диманом стали собирать посуду и остатки еды, как вдруг из-за угла домика выбежал кавказец.
Этот бугаище откусил цепочку, прямо посреди одного из звеньев, свалил со своего «охранного поста», и просто шлялся по территории турбазы в поисках приключений. Хорошо, что на территории уже кроме нас никого не было. Сторож жил в отдельном здании в нескольких минутах по тропинке от основной площади, где располагались домики и кухня, там находился недостроенный кирпичный корпус, и ворота для тех, кто прибывает со стороны железно-дорожной станции. За ночь сторож дважды обходил всю турбазу, но в тот вечер то ли поленился, то ли уже закончил обход.
Как не сложно догадаться, ловить постороннего взрослого кобеля кавказской овчарки, проводившего всю свою жизнь на цепи и в вольере, мне вообще не улыбалось. Честно говоря, к тому времени я уже немного понимал в собаках, и даже своего кобеля кавказской овчарки, если бы у меня такой был, пошел бы ловить с большой опаской. А чужого – ни за что. Хоть он и ел приносимые мною сосиски, мы оба знали, что это ничего не значит.
По этой причине мы с Диманом аккуратно собрали остатки со стол,а и покрались в домик, поглядывая на вроде бы мирно пасущегося в газоне кобеля-амбала. Оказалось, мы еще что-то забыли, и нам пришлось возвращаться. Снова прокрались к столику, забрали уже окончательно все и даже успели быстро протереть столешницу, после чего тихонечко вернулись и зашли в дом. Тут я уже было выдохнул с облегчением, но, как оказалось весьма преждевременно. Пропустив Димана вперед в домик, я стал закрывать дверь и вдруг понял, что закрываться она совершенно не желает. Я даже инстинктивно потянул чуть сильнее ручку: бесполезно. Глаза привыкли к темноте и я, обернувшись, посмотрел в проем, что же мешает двери. Между дверным полотном и косяком, прямо в паре сантиметров от моей руки торчала огромная башка кавказца.
Входная дверь открывалась внутрь помещения по славной советской традиции, что упрощало кавказцу возможность внедриться в наш домик. Я навалился на дверь всем весом, но вытолкнуть чужого пса не получалось. В этой молчаливой борьбе прошло несколько секунд, растянувшихся в минуты по традициям беллетристики и правилам киношного slow moЯ не рискнул заорать, дабы привлечь к процессу выдавливания кавказца Димана, потому что боялся, что примчится Боба, а вы помните, как он сильно не в восторге бывал от посторонних кобелей. Дверка из коридорчика в комнату была прикрыта, в полной темноте я все нажимал и нажимал плечом на входную дверь, упирался ногами сначала в пол, потом уже одной ногой в стену, это не давало ровным счетом никакого результата. Правда, мой противник вперед тоже не продвинулся. Бросить дверь, и вытолкать морду руками мне даже в голову бы не пришло, я конечно не пианист, и не скрипач, но мне нужны были мои пальцы.
И тут случилось то, чего я боялся больше всего. Внутренняя дверка с грохотом распахнулась, из комнаты пружинящей трусцой выбежал Боба, и сходу бросился в атаку на непрошенного гостя.
Наверное, немногие сохранившиеся его фотографии не передают всей бобьей крепости тела, но к тому времени он был матерым трехлеткой, вдобавок «наплаванным» и «набеганным» по горам, в общем пятьдесят пяти сантиметровым в холке мускулистым борцом. Бросок Бобы вышиб кавказца из наших дверей пушкой, они сцепились в клубок, и принялись кататься, рыча и кусая друг дружку в тусклом свете фонаря на земле у входа в домик.
Мы с Диманом орали как ненормальные, на что разъяренные собаки, естественно не реагировали. Я бросился за водой, облил их, эффекта никакого. Диман отчаянно влетел в кучу-малу, и в клубке завертелось уже трое. Я опять рванул в домик, вспомнив, что у меня под подушкой лежал газовый револьвер. Несколько выстрелов в воздух, нет эффекта, только от кучи отвалился тяжело дышащий Диман. Забегая вперед, странным образом, он вообще не пострадал. Собаки тем временем, отчаянно дерясь, скатились по крутому склону в темный заросший овраг, и наступила тишина.
Это было действительно жутко, вот так за несколько секунд потерять любимую собаку. Мы похватали фонарики, какие-то палки, ножи, чтобы резать заросли и, бросив бесполезный револьвер, начали спускаться в овраг. Этот крутой склон над заросшим провалом отгораживал турбазу лучше любого забора, и там вообще никто и никогда не ходил. Хватаясь рукой за ветки деревьев, мы аккуратно продвигались вниз по крутому склону, и что есть сил вопили: «Боба!!! Бой! Иди сюда!! Боб!» В ответ тишина. Мы шли дальше и снова звали, а что нам оставалось делать. В итоге, почти наполовину спустившись со склона, мы с Диманом уперлись в совсем уже крутой обрыв, плотно заросший кустами. Дальше идти было невозможно. Разглядеть что-то в кромешной тьме, даже чуть подсвечивая окрестности не очень-то полезными, тусклыми дешевыми фонариками, не удавалось. И вот в момент, когда отчаяние уже совсем подкатило к горлу, кусты зашевелились, и, практически по отвесному склону, продравшись через «джунгли» переплетенных веток, листьев и травы, к нам вскарабкался Боба. Это неописуемое ощущение счастья, что твой родной питомец жив, и снова с тобой. Поручаю Бобу Диману, он уводит пса наверх, а я остаюсь, и продолжаю звать теперь уже кавказца. Его тоже очень жалко, по сути, меховой ком не особо виноват, такова его природа. Ору еще десять минут, мне никто не отзывается, пытаюсь спуститься еще, но одному вообще никак, поэтому приходится возвращаться.
В домике застаю картину: Диман водкой поливает Бобу, Боба весь в дырках, покусах и царапинах, ходит, прихрамывая, но бодр и даже виляет хвостом. Я тащу Бобу на улицу, Диману командую доставать зеленку и мы начинаем под фонарем заливать дырки на псе уже ей. Пузырька не хватает. Любопытно, что на крики, звуки драки и пальбу выглянула из домика только женщина, которая жила по соседству одна с двумя детьми. Мужчины турбазы выходить постеснялись, даже шторки в окошках не приоткрыли. Ну, понятно, не их война.
У женщины берем еще зеленки домазываем Бобу, потом в домике даю ему много воды. Он пьет как верблюд. Иду в комнату за кормом. «Он сейчас не будет жрать!» - уверяет меня Диман. Но я насыпаю корма в миску, добавляю консервы. Боб с энтузиазмом ест. Мне бы такую психику.
Наутро вся турбаза гудела. «Сын директора травил нашего пса своей бойцовой собакой»… «Нашего пса украли и устроили собачьи бои»… «Я сама видела, как они каждый день его дразнили»… Это видимо про колбасу и сосиски. Вообще лично видевших как все было, мы с Диманом, слушая нервное шушуканье за спиной, насчитали, минимум, человек десять. Эх, надо было билеты продавать.
Кавказца нашли через неделю. Он убежал на соседнюю железнодорожную станцию, забился там под перрон и сидел там. Сторож привез его, и вернул в вольер. Визуально на сильно пушистом псе не было заметно ни ран, ни следов драки, но стал он крайне мрачен и совсем уже нелюдим. Все время он проводил в темной глубине вольера, не показываясь людям. Я пытался пару раз принести ему сосисок, но он не брал ничего из брошенного мною в вольер, не поворачивал ко мне головы, только глухо рычал при моем приближении. Мне было его ужасно жаль, но что поделать, пришлось оставить его в покое. Когда мы приехали на эту турбазу в следующий раз через несколько лет, кавказца там уже не было, и что с ним стало, я уже не помню.
Через неделю разговоры стихли, сплетни и слухи подолгу не живут. Наша турбазная жизнь нормализовалась. А на Бобе все заживало как на кошке.
Продолжение следует...
(с) Александр Елисеев