Сознание медленно, по капле, втекало в измученное тело больного. Мерзкие твари копошились рядом, он бросался в кипящий клубок ползучих гадов, продираясь к неясному силуэту в светлом окне. Лица человека не было видно, по фигуре угадывалась женщина. Он чувствовал, кто это, не может быть, чтобы она его бросила. Твари цеплялись за него и даже разевали свои поганые рты. Так смерть пытается завладеть человеком и уже не выпускать из душных объятий.
Больной вышел победителем, собрав все силы, он вырвался на свет и увидел ее. Милая Катя протягивала руки к нему, нежно улыбаясь и радуясь, что все, наконец, кончилось, и ее Володя вернулся домой.
Генерал очнулся и повел глазами вокруг себя. Опять! Он снова лежал на больничной койке, весь перебинтованный и неподвижный. Первым делом пошевелил руками и ногами и сразу успокоился. Больше всего на свете ему не хотелось повторить прошлую историю, когда он заново учился ходить дрожащими непослушными ногами. На это раз все обстояло иначе.
Вскоре ему объяснили, что он как всегда родился в рубашке. Точнее, в кевларовом бронежилете, который Владимир Павлович надел на себя в последнее мгновение, перед тем как попасть на территорию колонии. И что кроме обширных гематом по всему телу, лечить у него особо нечего.
На следующий день к генералу с докладом прибыл Алексей. Удовлетворенно осматривая бравый вид подчиненного, вошедшего в палату чуть ли не строевым шагом, Владимир Палыч произнес.
— Молодец какой! Расслабься уже. Ну, что там, говори.
— Заложники освобождены. Наш человек сделал все как надо. Правда, двух отморозков пришлось ликвидировать. Пытались помешать. Еще двое раненых, взяты под арест, сейчас дают показания. Бугаев убит в перестрелке, к сожалению. Начальник колонии арестован, открыто следствие. Пока упрямится, но, думаю, в скором времени начнет давать показания. На что рассчитывал, неясно. Прошу прощения, но даже в самом тяжелом раскладе, не отвертелся бы.
— Это, в каком раскладе? Ты на меня намекаешь? Я бессмертен!
— Я знаю, Владимир Павлович! Но в следующий раз, вы как хотите, я с вами пойду!
— Дальше давай.
— Котлов и Кувалдин арестованы. Находятся в местном СИЗО, ждут этапирования в Москву. Придержал до вашего решения. Да, тут еще одно обстоятельство… не хотел вам сразу говорить.
— Что?
— Людмила Кувалдина…Извините, товарищ генерал, я просто знаю ту историю. В общем, слезно просит встречи с вами. И даже написала письмо, которое просила передать вам лично. Из рук в руки. Будете читать? Вот оно.
— За мужа просит?
— Никак нет! Мне, по крайней мере, ничего такого не говорила. Это только вас касается.
Владимир Павлович повертел письмо в руке и небрежно бросил на тумбочку.
— Это все?
— Так точно! Разрешите идти? — Алексей вытащил из дорожной сумки, с которой зашел в палату, пакет с апельсинами, лицо генерала скривилось от отвращения.
— Убери их! Видеть не могу. Ладно, завтра еще придешь, сегодня свободен.
Владимир в задумчивости посмотрел на закрывшуюся за Алексеем дверь, затем перевел взгляд на письмо. И распечатал.
Дорогой Володя!
Сколько лет прошло, а как будто вчера все было. Вспоминаю, как ты меня спас тогда. Я рада, что ты такой стал! Честное слово! Счастья тебе желаю и выздоровления! Если можно, хотела с тобой увидеться, ведь ты разрешишь мне прийти к тебе? Нам ведь есть о чем поговорить.
Прости меня за прошлое письмо! Мама, царствие небесное, все твердила, что ты мне не пара, что лучше Петра нет никого на свете. Я дура малолетняя, ее послушала. А оно, видишь, как вышло. Петя пьет по-черному, алкоголиком стал. Житья от него нет. А ты…
Я знаю, сердце у тебя доброе, можешь меня выслушать? Мне ничего от тебя не надо, увидеться бы только. Ночами сейчас не сплю, все вспоминаю. Какая я дура, что тебя оттолкнула! Как жаль, что ничего вернуть обратно нельзя!
Или можно?
Твоя Люда.